На «берег» его вернул злобно-насмешливый голос хозяина квартиры:

– Пакет принести? Или ты прихватил с собой?

Это в беседе с подчиненными полковник мог переспросить, уточняя вопрос. На допросах же или в схожих ситуациях всегда успешно делал вид, что ему все понятно. Он был очень уверенным в себе человеком.

– Принеси на всякий случай, – кивнул он. И увидел, как стушевался Олег, отвел глаза в сторону, покачал головой, беззвучно зашлепал губами. Потом отдал гостю долг – сделал вид, что бессильно рассмеялся. И даже беспомощно развел руками.

– Вы достали меня с вашим Крапивиным... Нет у меня с ним ничего общего и не может быть, ясно? Я на Южном полюсе, а он на Северном.

– Но на юга ты махнул недавно, верно? Присаживайся, вмажем. Только не говори, что с ментами не пьешь. Я далеко не мент, я борзая с тремя полковничьими звездами, – прищурился Терехин. – И на мой голос не обращай внимания – я с детства хриплю. Мне пророчили славу советского Армстронга. Но из меня вышло то, что вышло.

Выйти из этого молодого полковника могла, на взгляд Лосева, блевотина. Когда он говорил, у него все клокотало в глотке.

Олег присел напротив – пододвинув к столику кресло, взялся за бутылку и ловко, как бармен, налил в бокалы. Николай выпил и отер тонкие губы.

– Давай по порядку, Олег, – приступил он к делу, прикуривая. – Когда в последний раз ты видел Крапивина? Или слышал. Или читал его письма, может быть. Он писал тебе из армии?

– Несколько раз.

– Но ты не ответил. Почему – не спрашиваю, и так ясно. Дальше?

– Ну, он позвонил мне. Я не знаю, откуда он узнал номер моего сотового, я вообще редко даю этот номер, только самым близким. Может, мои родители сказали ему, я не спрашивал. Это мать мне передавала Витькины письма. Я ей сказал: «Ты почтальон, что ли?! Носишься туда-сюда!»

– А на домашний он тебе не звонил?

– Не знаю, по-моему, на автоответчике места не осталось, давно не проверял. – Олег неожиданно ухмыльнулся и в очередной раз покачал головой. – Когда он позвонил, я думал про его письма, что они – верх солдатской глупости и тупости. Подумал, что было бы справедливо, если бы Витька написал, что рванул из части с автоматом, перестреляв караул... Как в воду глядел.

– Изменил свое мнение о нем? – булькнул Терехин. – Он стал лучше, на твой взгляд?

– Уже не знаю.

– Итак, он позвонил тебе, пригласил в гости. А он не уточнил, кто еще будет среди гостей? Может, телки знакомые или путаны?

– Не знаю.

– Как это – не знаю? Заспал, что ли?

– Я в ванной был, когда он позвонил.

– По громкой связи разговаривал?

– Да, по очень громкой. – Лосев закашлялся и махнул рукой.

– Олег, ты не темни, давай начистоту. Как же так – содержание разговора тебе известно, но, с твоих слов, выходит, что... – Полковник подождал, пока хозяин откашляется. – Ну, что?

– Моя подруга с ним говорила.

– Маша? – улыбнулся Терехин.

– Да.

– Лет двадцати восьми, стройная, красивая, модная, к Витьке приперлась неожиданно – это я цитирую.

Полковник улыбнулся еще шире, словно увидел перед собой красивую и стройную Машу и не мог оторвать от нее взгляд. Он нашел недостающее звено. Причем там, где уже прошел, наследив, выводок «далматинцев». Смешливо фыркнул: «Где пастух дурак, там и собаки дуры». Не факт, что это звено выведет его на Виктора Крапивина, но это было шансом, и очень неплохим. Пусть он даже один из тысячи. И уверенность, что он найдет второго снайпера первым, начала раздуваться в груди.

Нет, его не сбросили со счетов, ему указали место, среагировав на его фривольные мысли. Выступили другие, а он просто констатировал и ничего при этом не объяснял. Сейчас же имел шанс не доказать, а подтвердить свою состоятельность в качестве борзой с тремя полковничьими звездами. Хоть и с натягом, но это просилось называться внутриведомственной конкуренцией.

– Дай-ка мне координаты твоей подруги, – Терехин пощелкал пальцами, поторапливая хозяина квартиры. – Не волнуйся, она не узнает, кто мне дал ее адресок.

– Ты думаешь, она дура?

– Но я-то не дурак. И вот почему, – Терехин поднял указательный палец и мгновением спустя поменял его на средний. – О нашем разговоре ты будешь молчать, даже если тебя об этом вежливо попросят мои товарищи по Лубянке. В противном случае я сделаю из тебя третьего снайпера и забуду, что пил с тобой дагестанскую «Россию». Я тебя за бутылку пива могу посадить. Ты еще не забыл, как я вошел к тебе?

– Не надо угрожать.

– Я просто напомнил. А теперь рассказывай все, что ты знаешь про Машу. Кто она, чем занимается, ее вкусы и пристрастия, как ты с ней познакомился. Но главное – почему она приняла приглашение Виктора Крапивина.

Лосев вздохнул и потянулся к бутылке. Продолжение беседы вышло нелегким и обещало затянуться надолго...

10—12 июля

Николай Терехин, давший себе слово никогда больше не жениться, держал его на протяжении вот уже пяти лет. За это время ему несколько раз делали предложения его многочисленные любовницы: почему бы нам... почему бы тебе... почему бы мне... Короче, это называлось «Добро пожаловать в ад». На что Николай всегда отвечал полюбившейся фразой героя Джорджа Клуни из кинофильма «От заката до рассвета»: «Спасибо, я уже был женат». После чего резко отшивал очередную докучливую даму, которая «не понимала, в чем тут юмор». Это был порог, и Николай позволил перешагнуть через него лишь однажды.

У него была приличная двухкомнатная квартира в Басманном переулке. Единственный недостаток – близость шумного, как цыганский табор, Казанского вокзала с его кисло-трипперным запахом, вечной суетой пассажирских составов и электричек, несмолкаемыми призывами зазывал на экскурсию по городу.

От Олега Лосева полковник вернулся за полночь. Первым делом прошел в ванную и включил воду. Пока наливалась вода, рассовал купленные по пути продукты по полкам холодильника. Открыл бутылку пива и не отрываясь выпил почти всю. В зале поправил покосившуюся фотографию в рамке; на ней он был изображен во время краткосрочной командировки в Ингушетию в прошлом году. Как и сейчас, стриженный под ноль, что делало его на пару лет моложе и придавало лицу суровости. Одетый в камуфляж, на фоне гор он походил на спецназовца и «вытягивал» максимум на лейтенанта. Ему нравился этот снимок, и он всегда сравнивал себя с «литером»-спецназовцем. Его чуть «старили» сосредоточенные морщины на лбу, но от них он не мог избавиться при всем желании.

Допив пиво, Николай прихватил вторую бутылку и залез в ванну. Перекрыл холодную воду и оставил тоненькую струйку горячей, которая постепенно распаривала уставшие за день ноги. Тотчас на лбу проступила испарина.

Обычно после работы Николай расслаблялся, прогонял прочь мысли и настроения, связанные с текущими делами. Сейчас не мог изгнать их, как непослушные, навеки врезавшиеся морщины.

Копнуть поглубже – он вел левое дело. О чем и рассуждал, делая мелкие глотки пива. Он понимал, что в одиночку ему не справиться, что в любом случае придется подпрягать к работе своих осведомителей и секретных агентов, и, может быть, кого-то из своей опергруппы. Да, без официальных лиц ему не обойтись. Хотя бы потому, что ему в свое время придется объясняться с руководством. Чтобы слово «самодеятельность» (а оно обязательно прозвучит из высоких уст) было скорректировано существенным дополнением: профессиональная.

Профессиональная самодеятельность. Спортсмен-любитель с надписью «СССР» на груди, решивший бросить вызов заморским профессионалам.

Николай попытался представить, какие шаги может предпринять Виктор Крапивин, поставил себя на его место. Спросил себя: «Что бы я сделал на его месте?» Ответил без намека на иронию: «Ну, во-первых, трахнул бы Машу».

Витя и Маша...

«Она любит Дашу, а он любит Машу, вот, блин, ё-мое».

Кажется, есть какой-то детский фильм про Витю и Машу. Секса там мало, а вот партизанской деятельности хоть отбавляй. Они вроде бы хотели ликвидировать Кощея.