«Сегодня примерно в половине третьего на пересечении Большой Ордынки и 1-го Казачьего переулка произошло ДТП, в результате которого один человек погиб, а двое получили травмы различной степени. Навстречу машине секретаря Совета безопасности неожиданно выехал „Субару“ с откидным верхом, на высокой скорости двигавшийся со стороны Большого Москворецкого моста. Водителю сопровождавшей чиновника машины – работниками ГАИ называется джип „Мерседес“ из гаража особого назначения – ничего не оставалось, как преградить „Субару“ дорогу. Водитель служебной машины, который проходил службу в Федеральной службе охраны, получил черепно-мозговую травму и был госпитализирован. Пассажирка „Субару“ – по нашим сведениям, это известный столичный модельер Мария Дьячкова – доставлена в больницу также с черепно-мозговой травмой. Личный водитель Дьячковой скончался, не приходя в сознание, в приемном покое больницы. К следующему выпуску новостей мы постараемся узнать подробности происшествия и получить комментарии специалистов».

Близнеца толкнули с одной стороны, с другой... Он смотрел на телевизор и не мог оторвать от него взгляд.

К одиннадцати вечера Николай Терехин едва держался на ногах. Он выпил полторы бутылки водки и собрался допить остатки. В свои тридцать два года он выглядел на лейтенанта. Как на той фотографии, которая почему-то все время перекашивалась на стене, а сейчас и вовсе висела под большим углом; на ней «лейтенант-полковник» уже полулежал; еще немного, и он окажется в горизонтальном положении и ногами к выходу.

Он долго не обращал внимания на резкие звонки в дверь. Когда они, казалось, усилились, он, покачиваясь, пошел к двери. Распахнул ее рывком. Увидел незнакомого парня лет двадцати с небольшим: длинные волосы, усики, реденькая монгольская бородка.

Полковник натужно икнул и, помахав рукой: «Одну минуту», задержал дыхание, посчитал про себя: «Один, два, три», прогоняя икоту. Потом резко выдохнул и спросил:

– Тебе кого?

Когда-то он точно так же вошел к Олегу Лосеву. Незнакомец коротко замахнулся и вколотил хозяина квартиры в прихожую мощным ударом в челюсть. Шагнул следом и прикрыл за собой дверь. Впрочем, Терехин этого не видел.

Он пришел в себя на диване. Виктор Крапивин сидел в кресле напротив. Полковник сразу узнал снайпера, потому что тот был уже без парика. Отчего-то обрадовался: «А, вот в чем дело...»

– Ты искал меня? – спросил Близнец.

– Ну?

– Ты не мычи, а на вопрос отвечай.

Николай быстро взял себя в руки.

– Откуда ты узнал мой адрес? – спросил он, привставая и потирая припухший подбородок.

– Цыганок сказал. Он пробил тебя сразу, как только нашел закладку.

– Да, с Цыганком я дал маху. Водку будешь? Твой друг Лосев в свое время не отказался. И правильно сделал. Погоди, – повысил голос Николай, – не наезжай, дай сказать! Ты чего-то хочешь? Чего именно? Про Марию и Цыганка, как все это произошло? Я скажу – чуть позже. Я в туалет – умыться и поблевать. Ни разу не видел, как блюет полковник ФСБ?

Николай вернулся в комнату относительно свежим, с полотенцем через плечо. Скользнув покрасневшими глазами по коренастой фигуре снайпера, коротко дернул плечом. Он посчитал, что не стоит опускаться до мелочей, говорить о чьем-то предательстве, которое и предательством-то не назовешь. Снайперу ни к чему лишние фамилии, звания, ему не обязательно знать волчьи законы федеральных органов, сбившихся в одну стаю. Что с того, если он узнает имя какого-то майора Соловьева.

– Мне нужно было как-то отмазываться, перестраховаться. В конце концов, это вы втянули меня в игру. Только я не думал, что с Марией и Цыганком обойдутся так круто. Цыганок предложил пустить идею об убийстве Свердлина?.. Только не говори: «допустим», «может быть...» Отвечай: да или нет.

– Да.

– Тебе от этого не легче. Теперь вам шьют покушение на шефа Свердлина.

– Заткнись! Иначе снова по зубам получишь. За что их так? – Близнец кивнул в никуда. На окно, отгородившееся плотными шторами то ли от ночи, то ли от комнатного света. – Ведь ты не мог сказать про Свердлина.

– За то, – резко ответил Николай. – Ваши идиотские разговоры попали этажом выше. Другой вопрос вышел на первое место, уже другое дело. Ваше дело вообще такое, что не подлежит ни огласке, ни расследованию. Прикинь: известный столичный модельер и бывший лейтенант Службы вначале скрывают преступника, убившего военного советника президента, а потом готовят на последнего покушение. Вы допустили ошибку, подразумевая Свердлина, но не называя его по имени. На последней кассете вы обсуждаете сценарный план поездки президента и говорите, как и где его можно убрать. Вы меня пугали, но и сами были насмерть напуганы, поэтому ошиблись. Прикинь, что эти слова попали в эфир, ну, что начнется? Даже не слова, а слухи. Это очень серьезно. Поэтому Марию и Цыганка решили убрать так быстро. Не хочу говорить, что Марии повезло, но все мы – и я вместе с вами – доигрались. – Николай выругался и покачал головой. – Я видел, что сделал Цыганок. Он выбросил Марию из машины, а сам не успел... Ему чуть-чуть не хватило.

Терехин снова не дал Близнецу заговорить. Он обрушился на него с новой силой, словно прогоняя из глаз образ Юрия Цыганка:

– Сейчас ты скажешь, что вы никого не хотели убивать. Лучше скажи об этом шефам госохраны. Они сразу вцепились в это дело. Им по херу, деза это или не деза. Для них главное – предотвратить. А скажи я об этом раньше, и тебя бы грохнули. Ты зачем пришел ко мне, искать виновного? Он ничем не отличается от личного телохранителя Марии Дьячковой. Ни-чем! Разве Цыганок отвалил в сторону, когда мог отвалить? Нет. Ему были нужны дела о покушении на свою клиентку? Нет. Так и «наверху». И неважно, что в данном случае это называется грязной правдой в белых одеждах. Вот тебе ответы на все вопросы. – Николай усмехнулся. – Действуй. Или ты только на словах хотел стать героем нации?

– Героем нации? – переспросил Близнец и покачал головой. – Я не хочу быть позором нации.

Полковник Далматов принял срочный звонок от старшего опергруппы, дежурившей возле дома Терехина в Басманном переулке. Старшим он определил майора Соловьева, который влился-слился в далматовский коллектив. И начал работу с того, что заступил на почетный караул у дома своего бывшего шефа. Это показалось Далматову и символичным, и показательным.

Срочное донесение майора Соловьева сводилось к следующему: в 23.05 к полковнику Терехину пришел молодой человек лет двадцати пяти, одетый в светлую широкую рубашку навыпуск, зеленоватые джинсы. Невысокого роста, широкоплечий, среднего телосложения, волосы длинные, короткая бородка, очки. По всем приметам совпадает с одним из фигурантов этого дела – Олегом Лосевым. «Сохатым, – дополнил от себя Далматов. – На его горбу Терехин выехал, почти выехал в этом деле».

Какого черта он приперся к Николаю? – недоумевал Далматов. Спросить с него за свою бывшую подругу, которая валялась в больнице? Но нет. Про характер Лосева говорить не стоит, он не тот человек, который способен на такой шаг. Хотя необузданными порывами страдает каждый.

– Этот парень точно зашел к Терехину? – уточнил Далматов.

– Да, шеф, – ответил Вадим. – Он долго звонил. Потом мы услышали: «Тебе кого?» Затем какой-то стук, и дверь закрылась. Что нам делать?

У полковника было два ответа. Первый: «Пусть разбираются между собой». И надеяться, что Лосев – крепкий малый, мистер-бицепс, твистер-трицепс и прочее, поддерживающий форму на тренажерах, – совладает с Терехиным, набьет ему морду, трахнет. Ибо было за что. Далматов не мог «нарадоваться» на соседа по этажу. Двумя опергруппами они бы взяли дружную компанию – бывшего офицера Службы, модельера и снайпера, да еще бы поставили между ними танцора, которому ничто не мешает, ничто не жмет, который мастерски камуфлировал правдивые ответы за вызывающе хамским прямодушием. Тепленькими. В две секунды завершили бы это дело.