— А я бы предпочел начинать день не с вопля сирены у себя в ушах.

— Больше не повторится. Сегодня получу от вас правильный код, — вздохнула она.

Я прошел внутрь, показал ей комнату отдыха, а потом махнул в сторону коридора:

— Твой кабинет — в самом конце. Устраивайся. Через полчаса жду у себя.

— До встречи.

Она бодро зашагала по коридору, а я развернулся и пошёл в другую сторону, к себе.

Швырнул портфель на стол, включил ноутбук и запустил монитор. Потом направился обратно в комнату отдыха, чтобы долить кофе. Моя помощница Рози сегодня должна была прийти попозже — у нее была запись ко врачу. А так-то она баловала меня. Наверное, лучшая помощница на свете. Без нее я, по сути, работать не мог. Но сегодня кофе мне придется наливать самому.

Я свернул за угол — и в следующее мгновение кипяток плеснулся мне на грудь, а Хенли Холлоуэй издала такой визг, что у меня заложило уши.

Мать твою.

Я отпрянул назад, отдергивая рубашку от груди — кожа горела, будто по ней прошлись утюгом.

— Господи! — воскликнула она, пока я стремительно шел мимо. — Я хотела принести вам кофе в знак извинения за сигнализацию...

Я бросил пиджак на стул и поспешил к раковине, на ходу расстегивая рубашку. В той чашке, похоже, был не кофе, а расплавленная лава — она жгла до костей.

Я схватил полотенце, намочил его холодной водой и прижал к коже.

— Знаешь что... лучше не делай мне никаких одолжений. Просто делай, черт возьми, свою работу, — прошипел я. Получилось резче, чем я хотел, но кожа горела, как в аду.

— Могу и просто работать.

— Ну, хотелось бы, особенно с дипломом Гарварда, — бросил я, выключая воду. — Мне надо переодеться. Увидимся у меня в кабинете в назначенное время.

Она кивнула и ушла.

Скорее всего, я задел ее чувства. И прекрасно. Эта профессия — не из легких. В этой фирме тоже сладко не бывает. Когда я только пришёл сюда, никто меня за руку не водил и ей я делать поблажек не собирался.

Да у нее уже есть личный кабинет — все сотрудники это заметят.

Карвер Томас только недавно перебрался в отдельную комнату — спустя два года упорной работы. Джоуи Баркер, такой же младший юрист, как и Хенли, спустя девять месяцев после найма всё ещё сидит в общем зале с остальными.

А она получает особое отношение с самого старта.

И день уже пошел наперекосяк.

Сначала она включила сигнализацию. Потом обожгла меня до волдырей. И все это — еще до половины восьмого утра.

Эта женщина будет моей тенью на ближайшие шесть месяцев, и я уже на взводе.

А это — очень плохой знак.

Хенли

Я пошла в туалет, чтобы смыть с рук кофе. Не стоит удивляться, что папа нанял такого надменного козла, чтобы тот возглавил офис. Истон был явно раздражен тем, что я включила сигнализацию, а потом ещё и облила его горячим кофе. Будто я все это нарочно устроила!

Ну что ж, отличное начало, Хенли.

Я пыталась извиниться за сигнализацию — он тут же сорвался на крик. С кофе получилось еще хуже, но я ведь и за это извинилась. Неужели обязательно было реагировать так грубо?

Я была унижена. Конечно, мне хотелось начать этот день по-другому. Я думала, что работа в этом офисе, а не в городском, где руководит мой отец, даст мне шанс проявить себя.

Очевидно, моя фамилия прибыла раньше меня — она ведь написана прямо на двери. Я дочь Чарльза Холлоуэя, и вполне понятно, что в этом здании уже есть люди, которым я не нравлюсь.

Я понимаю.

Рождение в определенной семье может быть и благословением, и проклятием.

Я родилась в семье с абсурдным уровнем достатка. Училась в лучших школах, объездила весь мир, у меня было все, о чем можно мечтать. И, конечно, это автоматически делает меня в глазах окружающих избалованной девчонкой.

Но в моей истории есть нечто большее. Гораздо большее.

Я вкладывалась по полной во все, чем бы ни занималась, сколько себя помню. Я всегда была круглой отличницей, а недавно закончила Гарвардскую школу права первой в выпуске. И это никак не связано с моей фамилией.

Я играла за университетскую сборную по теннису на бакалавриате и даже подумывала о профессиональной карьере.

Смысл в том, что я заслужила свое место.

Но мало кто это учитывает.

Сегодня я вошла в эту дверь с огромкой мишенью на спине. Именно поэтому я серьезно раздумывала остаться на восточном побережье и устроиться в фирму, на здании которой не красовалась бы моя фамилия.

Но мой отец и дед мечтали, что однажды я возглавлю эту компанию, которую они построили с нуля. И я не собиралась отступать только из-за того, что люди будут судить меня или считать, что мне всё досталось просто так.

Мне придется доказать, что это не так.

Да, начало вышло не лучшим, но я была полна решимости показать Истону Чедвику, что я вовсе не обуза. Мне есть что предложить. И мне просто нужно немного времени, чтобы он это понял.

С самодовольными ублюдками, вроде Истона, я уже сталкивалась.

Он должен был быть коллегой и наставником. Да, он старше, у него гораздо больше опыта. Но это не повод вести себя так, будто я беспомощная стажерка.

Во время стажировок я работала с одними из лучших юристов в стране. Мне не нужен нянь.

А именно так он себя и вел.

На самом деле я даже радовалась, что буду работать с Истон Чедвиком. У него была репутация высокомерного типа, но она была вполне заслуженной, если взглянуть на его достижения.

А я, конечно, взглянула.

Я читала о его делах и действительно восхищалась тем, чего он добился в таком возрасте.

Но в конечном счете я здесь, чтобы делать свою работу. Если его это не устраивает — пусть передаст меня кому-нибудь другому. Или просто оставит в покое.

Я девочка со стержнем. Я умею постоять за себя. Я умею делать свою работу. И я умею выигрывать дела.

Я уставилась в зеркало и дала себе немую установку:

Ты справишься. Ты заслужила это. Ты впахивала не зря. Подними голову и соберись.

Я повторяла себе это еще со старших классов школы.

Глубоко вздохнув, я зашла в кабинет, взяла блокнот и ручку и направилась к кабинету Истона.

Постучала. Он рявкнул, чтобы я входила.

Я приоткрыла дверь, и он махнул рукой — садись напротив.

Кабинет у него был большой. Гораздо больше моего, слава богу. Я не просила отдельный офис — это папа настоял.

Мы с папой всегда были близки, хотя он всю жизнь был трудоголиком. Подарки — это его способ выражать любовь. А вот с временем у него всегда было туго. Поэтому я особенно дорожила теми моментами, что мы проводили вместе. Когда я была маленькой, наши воскресные утренники были священны. Это было наше личное время. Я обожала воскресенья до самой школы-интерната.

Я отогнала воспоминания.

Села и отметила, что теперь на Истоне новая белоснежная рубашка. Без кофейных пятен.

— У вас запасная лежит прямо в офисе? — спросила я, пытаясь разрядить обстановку.

— Да. Ты не первая, кого я застал врасплох, — ответил он сухо, без тени эмоций.

— Не сказала бы, что вы меня застали врасплох, — я попыталась скрыть раздражение, вызванное его намеком. — Мы просто… столкнулись друг с другом.

Он уставился в монитор, прежде чем поднять взгляд.

— Это комната отдыха. Не стоит удивляться, что люди туда заходят.

— Могу оплатить химчистку вашей рубашки — в качестве мирного жеста? — предложила я. Это была моя оливковая ветвь. Один раз — и дальше он сам решает, начнем мы с чистого листа или нет. Мы ведь все равно будем работать вместе, какой смысл начинать с вражды?

Он сузил глаза:

— Лучше просто сосредоточься на своей работе.

— Ради этого я и здесь, — я прокашлялась.

— Отлично. У меня завал по делам. Посмотрим, стоил ли твой диплом Гарварда тех усилий.

Вот тебе и мирный жест.

Я шумно выдохнула, переплела пальцы и уставилась на них — костяшки побелели. Надо держаться профессионально. Я же хочу, чтобы все получилось.