Что нового было еще? Не успели мы выдохнуть по поводу окончания придворного этикета, как выяснилось, что пространственную магию также будет вести Елизавета Карловна. Хотя, как по мне, все было не так уж и страшно. Завуч дотошно вдалбливала знания нам в голову, так что через пару недель и Тусупбаев мог около минуты сидеть на вертикальной стене, а я уже баловался изменением объемов разных предметов. Даже пробовал складывать в пространственный карман уменьшенный валун. Жалко, что там он весил столько же, сколько и в обычном состоянии. Поэтому создавалось ощущение, что ты тащишь его на спине.

В общем, все было относительно неплохо. Наверное, впервые за недолгое время. Мы как самые обычные ученики ходили в школу. Потом, как уже необычные, бегали и прыгали по лесу, значительно занесенному снегом. Вечером неслись на каток или играли в шахматы в комнате, хотя Рамиль постоянно предлагал карты. И Потапыч его в этом поддержал. Правда, банник говорил о каких-то непонятных «вистах», «мушках» и «стуколках». И играть надо было непременно на «небольшой интерес», под которым подразумевались деньги.

Собственно, если бы не последний персонаж моей жизни, зима действительно могла бы пройти незаметно и слишком тихо. Только я успокоился, что Потапыч забыл про найденный пергамент и ударился в свои пьяные похождения с домовихами, как грянул гром среди ясного неба.

Нет, если быть совсем уж откровенным, предпосылки к этому были. Банник стал таскать слишком много вещей «к себе». И больше того, когда я сам очутился в «пространственном кармане», то не мог их найти. Что-то Потапыч скрывал. И, конечно же, тайное скоро стало явным. Потому что в один из дней ко мне подошел Куракин со своей молчаливой свитой.

— Кузнецов, надо поговорить.

От подобного я даже опешил. Это если выражаться цензурно. А если говорить по-русски — офигел. С высокородным у нас образовалось нечто вроде вооруженного нейтралитета. Мы друг друга не любили, при этом Куракин явно хотел бы сделать мне что-нибудь нехорошее, но я не давал поводов. Не реагировал на издевки и игнорировал все выпады Аганиных-Тинеевых. И до сего момента удавалось неплохо. Этому меня еще после той самой дуэли Байков научил. Если я рыпнусь и скажу, что моя честь задета, то придется вызывать кого-то из высокородных на поединок. В таком случае, за ними будет право выбора оружия. Легче сразу подписать себе смертный приговор. Они же не могут меня вызвать на дуэль из-за одного слова, которое начиналось на «рогат» и заканчивалось на «ка».

— Говори, — ответил я ему, при том, что коридоре со мной находились лишь Байков и Рамиль. Мишка побежал занимать места в столовой.

— В последнее время у меня стали пропадать вещи. Фамильное серебро, фарфоровые чашки, даже один прикроватный коврик.

В груди похолодело. В другой любой ситуации, я бы мог возмутиться. Мол, куда клонит Куракин и все такое. Вот только именно вчера я лицезрел Потапыча, который с важным видом прошел «к себе» со свернутым шерстяным рулончиком.

— Обвинение в воровстве весьма серьезны, — вмешался Байков. — Дело может дойти до Конклава.

— Поэтому я сейчас говорю с тобой. Мой домовой пришел к заключению, что действовал не маг. А домашний дух. И надо же, след привел именно к тебе, Кузнецов.

Отпираться было бессмысленно.

— Если ты хочешь намекнуть, что он действовал по моей просьбе, то это не так. Все вещи мы вернем в ближайшее время, — ответил я аристократу.

— Еще бы, но этого мало, — как-то слишком довольно ухмыльнулся Куракин. — Хозяин в ответе за своего домового, разве не так?

— Не так, — бодро отозвался Рамиль.

— Так, — угрюмо согласился я.

— Тогда мне нужна одна простая вещь. Провести обряд Заятия. Скажем, для малого кристалла.

— Нет, — вмешался Байков. — Это недопустимо.

— Тогда Кузнецов потеряет своего питомца. Домовой, которого провели на территорию незаконно, да еще вор, это может быть серьезно. Думай, времени тебе до завтрашнего дня. Встретимся у берега Смородинки, возле большого камня.

И весьма довольный собой Куракин ушел. А я, прежде чем повернуться к Байкову за объяснениями, потянулся к крестику. Банник вывалился на пол в распахнутом халате и крайне растрепанном состоянии. Ну, или наоборот, не столь важно. Видно, опять пробовал свои наливочки или настоечки.

— Хозяин, какого, собственно, рожна? — поинтересовался он, пытаясь сфокусировать на мне свой мутный взгляд

— Из всех учеников, у кого можно что-то украсть, ты выбрал Куракина! — я сжал кулаки, пытаясь себя сдержать. Потому что больше всего мне хотелось сейчас, чтобы Потапыч провалился сквозь землю. В прямом смысле. Или на него упал невесть откуда взявшийся камень.

— Ты напраслину не наводи, я не вор. Я лишь домовых жизни учу. Освобождаю их от бренности материального мира. Вот зазевался один такой, думает, что ничего с ним не произойдет, так надо ему для профилактики…

Потапыч сделал ритмичный жест рукой, будто насаживал кусок мяса на шампур. Мысленный камень над головой банника стал еще больше. Освободитель чертов!

— К тому же ты знал, что он тут незаконно? Ученикам нельзя домовых привозить.

— Как и банников, — отрезал Байков. — Ты понимаешь, чем теперь это грозит? Куракин требует от Максима провести обряд Заятия, чтобы тебя не вышвырнули отсюда.

Вот сейчас банник посерьезнел. Даже на мгновение протрезвел. Его маслянистые глаза забегали, а рука потянулась к трясущейся бороде.

— Да я ж без злого умысла. Я ж это, прости господи, по привычке. Гуляю, вижу, лежит без надобности. Взял по нужде того, другого. Все же для вас. Думаю, чай сядем пить, а у нас чашек даже хороших нет. Я же и зефир уже стащил. Хозяин, я все верну…

— Конечно вернешь, как-будто есть другие варианты, — оборвал его я. — Дима, расскажи лучше про это самое заятие.

— Раньше, когда дуэли были распространены намного чаще, да и назывались просто схватками, без всяких кодексов и правил, проигравшего зачастую убивали. Позже пришло понимание, что уничтожать сильного мага расточительно, придумали обряд Заятия. Ты наполняешь кристалл противника своей силой. Наполняешь почти доверху, чтобы у тебя осталось совсем чуть-чуть. Таким образом, ты не можешь теперь нанести ему вред, это раз. Два, он владеет большим количеством силы, которую способен применить куда хочет.

— А что за кристаллы? Я только о камнях душ слышал.

— По сути, это они и есть, лишь совсем скромные по объему. Камни душ названы так потому, что в них может уместиться, как ты понял, даже душа. А по энергоемкости выше нее ничего нет.

— Так что плохого в этом обряде? Ну дам я ему на время свою силу. Она же восстановится.

— А то, что он сможет использовать ее, а сила приведет к тебе. Это самое универсальное оружие преступников, чтобы замести следы. Поэтому никто не раздаривает свою силу направо и налево. Себе дороже.

— Надо просто отказаться от этого Потапыча и делов-то, — пожал плечами невозмутимый Рамиль.

— Это возможный вариант, — кивнул Байков. — Если ты избавишься от банника, то Куракину нечего будет тебе предъявить. Вроде, ты не знал о проделках подопечного, а когда все вскрылось, сделал правильные выводы.

— Хозяин, — подал голос Потапыч, — смилостивись. Меня же на Горелый Хутор обратно выгонят. Я же там сгину.

Признаться, я впервые видел его таким подавленным. Банник утратил свою обычную спесь, говорил не надменно и с высоты прожитых лет, а словно лаборант, смешавший не те реагенты. А задуматься действительно было над чем.

Если следовать логике, последнее, что мне хотелось бы — давать хоть толику своей силы Куракину. Да и восстанавливаться придется довольно долго. Знаю, уже почти исчерпывался после стычки с убийцей уникумов. Но банника было откровенно жаль. Не помню где, но как-то слышал: «Это сукин сын, но это наш сукин сын». Как-то привык я к нему. По-прежнему не до конца доверял, но чувствовал ответственность перед несуразным домашним духом. Наверное, стоило увидеть Потапыча в нынешнем состоянии, чтобы понять подобное.