С тем же успехом можно было сунуть руку в огонь и подержать ее там минут пять. Или нет, лучше в кипящее масло и варить около получаса… А еще лучше…

Хорошо, что челюсти Павла были неподвижны, иначе он точно раскрошил бы себе зубы, когда рану заливали каким-то раствором и, соединив ее края, заматывали руку тонкой пленкой телесного цвета. Снаружи остался только черный разъем – будто дырка в коже.

– Для подзарядки и обновления программы, – расслышал Павел пояснение сквозь отчаянный шум крови в ушах. – Ну, вот и отлично. Первый готов, осталось всего одиннадцать.

Когда скальпель коснулся второй руки, Павел уже не мог думать ни о чем…

Ясность мышления вернулась мгновенно, будто кто-то сдернул с глаз кровавую пелену. По изображению комнаты на сетчатке глаз прошла рябь, словно телевизионная помеха, и…

Градобор с Филиппычем уже снова сидели на диване, негромко беседуя. Алик по-прежнему полулежал в соседнем кресле, шаря вокруг пьяным взглядом. Инструменты были свернуты, чемоданчики исчезли, операционный стол, чисто вымытый, снова стоял у окна. Самих гиперборейских «хирургов» в номере не наблюдалось.

Павел смутно помнил, что вроде бы должен сейчас встать и убить кого-нибудь, однако эйфория освобождения от боли была слишком сладка, чтобы прерывать мгновения релаксации…

Филиппыч скользнул по его лицу взглядом и оживился.

– Градобор, смотрите: открыл глаза.

Гиперборей, однако, сначала посмотрел на часы и лишь затем на Павла. Слава богу, тот как раз успел стереть с лица глуповатую блаженную улыбку.

– Немного раньше ожидаемого. У тебя сильная психика, Павел.

– Да, – согласился тот с усилием. – Ведь ты до сих пор жив…

– Вероятно, только потому, что пока не в твоих силах изменить это, – гиперборей улыбнулся своей шутке. – Попробуй встать и пройтись по комнате.

Павел покачал головой.

– С места не сдвинусь, пока мне не объяснят, что здесь происходит. И как вы собираетесь вынимать из меня свои железки.

Он напряг и расслабил мышцы. Тело слушалось, однако никаких особых ощущений не наблюдалось: либо имплантаты настолько органично вплелись в опорно-двигательную систему, либо были выключены.

– Позволь, какие именно железки? – поинтересовался Градобор все с той же улыбкой.

Павел нахмурился.

– Смеяться не советую. Я ведь могу и задействовать их…

Последнее было блефом – он понятия не имел, как включать свою «начинку», но одновременно и проверкой. Реакция гиперборея на скрытую угрозу могла прояснить уровень новых возможностей землянина.

– Извини, но я и не думал смеяться. Посмотри внимательно. Ты одет, вокруг ни единой капли крови, хирургические инструменты и электронная бутафория исчезли.

Павел почувствовал, что теряет почву под ногами.

– Вы могли убрать…

– А ковер отнести в химчистку? – Филиппыч скривил снисходительную усмешку.

Градобор не позволил себе проявить какие-либо эмоции.

– Посмотри на свои руки, Павел, – сказал он.

Тот закрыл рот и молча последовал совету. Засучить рукава было делом секунды – на коже не было ни разъемов, ни следов от хирургического вмешательства.

– Даже мы не умеем сращивать ткани так быстро, – прокомментировал гиперборей. – Гораздо проще воздействовать на сознание, чем на тело, однако твой скепсис можно было преодолеть только по-настоящему шокирующими методами. К тому же почему-то именно такой жестокий образ твой мозг был не готов отторгнуть.

– Ясно, – проговорил Павел. Он уже сбился со счета, в который раз остался в дураках за этот день. – А теперь объясните, что вы со мной сделали и для чего.

– Ничего сверхъестественного, Павел. Немножко новых способностей, без которых было бы невозможно выполнить твою миссию. Однако не обольщайся – даже воин первого круга превосходит тебя на голову.

– Тогда зачем?..

– Затем, что инки окажутся неготовыми к тому, что безоружный землянин может быть столь сокрушителен. Тебе понадобится несколько мгновений смятения противника, и ты их получишь.

– Вот отсюда поподробнее, – попросил Павел. – Несколько мгновений для чего?

– Для того, чтобы спасти Анну, разумеется.

– Ну конечно, – пробормотал землянин, скосив глаза на часы. – Как же я не догадался… Одна проблема – Анна уже в мире инков. Там я не могу ее достать.

– Можешь, – уверенно произнес Градобор, будто говорил о чем-то давно решенном. – Причем гораздо проще, чем ты думаешь. Инки сами доставят тебя к ней и даже оставят вас наедине… в ваши последние мгновения.

Павел открыл было рот, чтобы возразить, но подходящих аргументов не нашлось. Действительно, что может быть проще, чем сдаться инкам? Они ведь так хотели заполучить сразу две жертвы.

– Вот тогда-то тебе и понадобятся те несколько секунд замешательства, – продолжал гиперборей. – Открыть трансвероятностный прокол прямо в жертвенный очаг ацтеков мы не сможем. Во-первых, это чревато таким скандалом, из которого Община не сможет выбраться без потерь. А во-вторых, у нас элементарно не хватит точности. Чтобы инки не смогли обнаружить и блокировать прокол еще на стадии формирования, мы закачаем в него минимум энергии, и ошибка в этом случае может составить до двухсот-трехсот шагов. Это расстояние тебе и Анне придется преодолеть пешком.

– Преодолеть… – повторил Павел, – то есть пробиться.

– Не исключено, – согласился Градобор. – Но на твоей стороне будет фактор неожиданности. Инки не знают, что землянин способен рвать цепи голыми руками.

– А я… способен? – Павел с интересом посмотрел на свои руки.

– Когда придет время – сможешь, – заверил его Градобор.

– Ясно. Значит, осталось последнее – убедить меня в том, что я должен это сделать.

Гиперборей повернулся к земному коллеге.

– Семен Филиппович?

– Да-да, слышу я, слышу… – тот шумно выдохнул и растер лицо руками. – Видишь ли, в чем дело, Паша? Мы считаем, что ящеры чувствуют скорую и серьезную перетасовку индекса стабильности ветвей большой четверки. Эти твари очень сильны в прогнозах, магия ли это или природная способность к аналитике…

– То и другое сразу, – негромко вставил гиперборей.

– Тем более, – согласился Филиппыч. – А в общем, не важно. Главное, что ключевой фигурой будущего кризиса они, видимо, считают Акара.

– Почему? – уточнил Павел.

– Потому, что должность посла империи в Ассамблее Миров де-факто делает его третьим человеком в своей ветви после императора и верховного жреца. Он может проводить здесь практически любую политику от имени сапа инки.

– Ну и что? – Павел пожал плечами. – Мало ли кто какую политику здесь проводит?

– Совершенно верно, – гиперборей кивнул. – Но только до тех пор, пока политикой посла не стала политика смарров. Акарханакан сумел вляпаться в какую-то внутреннюю интригу ацтекских жрецов. Он, похоже, в свое время ратовал за отмену кровавых обрядов, для жрецов это означало бы потерю влияния…

– И они назначили его дочь в жертву, – догадался Павел. – Чтобы потом, дав ей шанс на спасение, держать посла на крючке.

– Возможно. Подробности этих разборок не интересуют ни нас, ни, скорее всего, самих смарров. Зато последствия… Мы предполагаем, что давление со стороны жрецов и смерть обеих дочерей приведет Акархнакана в необходимое ящерам эмоциональное состояние.

– Могу себе представить, – буркнул Павел. – Ну и что? Какое мне дело до депрессии вождя?

Градобор и Филиппыч переглянулись.

– Это будет не депрессия, Паша, в том-то и дело, – пояснил Пронин. – У вождя появится маниакальная навязчивая идея. Главным виновником своих проблем он сочтет даже не столько тебя лично, сколько землян в целом.

– Именно исходя из этого будет в дальнейшем строиться вся его внешняя политика, – продолжил Градобор, – направленная в конечном итоге на изменение общественно-политического уклада в стволе вероятностей. Это чревато расколом Ассамблеи и ослаблением позиций всех ее членов. А со временем, возможно, и прямой интервенцией Империи на Землю.