В то же время появилась опасность со стороны подросшего молодого поколения прозаиков и поэтов, умудренных опытом войны, стремившихся переосмыслить мир, в котором им приходилось жить. А всякое стремление к переосмыслению и есть самая худшая крамола в глазах партии. Новые веяния захватили буквально все духовные сферы общества.

Против этой опасности и выступили партийные идеологи, правильно усмотрев в этом признаки эрозии советской идеологии, а следовательно, и подрыва советского режима. Партия выступила широко по всему фронту, не забывая ни о какой области. А если бы и забыла, то ей бы напомнили. Было кому напоминать. В каждой области творчества имеется значительная категория людей, неспособных к созиданию, но готовых немедленно судить и рядить о произведениях других и, конечно, громить и произведения, и их авторов. Их ненависть ко всему, что выходит за пределы доступного их пониманию, беспредельна. Каждую такую попытку они воспринимают не только как личное оскорбление, но и как угрозу собственному существованию («хотят быть умнее других», «славы ему захотелось»). Эти люди и есть главный резерв партии. Партии нужно было только дать сигнал, а затем вести дело по одному ей понятному руслу, все остальное делалось само собой, подобно селю в горах, когда грязные потоки, скопившиеся в ущельях, обрушиваются на селения, людей и скот, сметая все на своем пути. Иногда даже скалы рушатся от селя.

Идеологический поход возглавляли последовательно в 1946—1948 годах секретарь ЦК А. А. Жданов, а после его смерти секретарь ЦК М. А. Суслов. Но, в отличие от Жданова, который любил выступать перед большими аудиториями и поучать, Суслов предпочитал держаться в тени, действуя через аппарат, и давал возможность другим делать черную работу.

В ряде своих речей 1946—1948 годов Жданов требовал полного и безусловного искоренения влияния западной культуры. Независимо от того, к кому были обращены его речи, к ленинградским ли писателям, к философам или к композиторам, он настаивал на решительном осуждении любых отклонений от марксизма-ленинизма, от линии партии в области культуры и творчества. Жданов умело выбирал мишени для уничтожающей критики. В литературе он выбрал советского сатирика Михаила Зощенко, чьи произведения были популярны среди самых различных слоев населения. В одном из своих рассказов, «Приключения обезьяны», послужившем поводом для выступления Жданова, Зощенко вывел в качестве героя обезьяну, которая, сбежав из зоопарка и пожив немного в обыкновенных советских условиях, решила, что никакой разницы нет, и осталась жить с людьми.

Другой удар был нанесен Ждановым по русской поэтессе Анне Ахматовой, пользовавшейся уважением и любовью русской интеллигенции. В музыке, мишенью Жданова стал Дмитрий Шостакович. Как правило, Жданов отбирал для шельмования самых талантливых представителей искусства, ибо независимый талант был и всегда будет постоянной угрозой любому тоталитарному режиму, в том числе и советскому.

Прежде всего, принялись за писателей. В августе 1946 года по указанию ЦК ВКП (б) было сменено руководство Союзом советских писателей. Вместо Н. С. Тихонова генеральным секретарем был сделан А. Фадеев, а Тихонов был переведен в его заместители. Заместителями стали также В. В. Вишневский, А. Е. Корнейчук, К.М. Симонов. В том же месяце последовали погромные постановления ЦК ВКП (б) «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“», «О репертуарах драматических театров», а в сентябре 1946 года «О кинофильме „Большая жизнь“».

Затем развернулись идеологические кампании в союзных республиках, краях и областях. Руководство творческих союзов, а не только местные партийные органы, были обязаны отныне следить, проверять и вовремя сигнализировать, как обстоит дело в области идеологии у писателей, художников, артистов и даже акынов (сказителей, народных певцов. — Авт.). Специальные пленумы творческих союзов проводились в Москве или на местах.

На одном из таких пленумов (писателей) в декабре 1948 года в Москве секретари местных союзов признавали ошибки, каялись в идеализации прошлого народов, забвении классовой борьбы, в неумении создавать произведения о социалистическом строительстве, и, наконец, в провале попыток взять под контроль работу писателей. Представители руководства ССП Симонов, Горбатов, Сурков вскрывали такие «отрицательные явления» в местных литературах, помимо идеализации прошлого, как формализм и эстетизм, буржуазный либерализм, неумение пользоваться методом социалистического реализма, подпадание под влияние западных писателей. Против казахских писателей было просто выдвинуто политическое обвинение — неумение отличать в их произведениях эксплуататорскую сущность царизма от освободительной роли Советской России. Эти нападки были предвестником кампании против фольклорных эпических произведений среднеазиатских народов и особенно народов монгольского происхождения, похода, достигшего своего апогея в 1951 году.

На пленуме писателей 1948 года партийные чиновники от культуры: заместитель министра культуры Щербина и министр по делам кинематографии Большаков — объясняли писателям, что от них требуется: прославление героического труда рабочих, колхозников и интеллигенции. В соответствии с установками ЦК ВКП (б) о том, кого и за что можно подвергать сатирическому осмеянию — национальным писателям внушалось, что можно осмеивать все, «...что не входит в нашу концепцию морали и советского образа жизни», в особенности же «низкопоклонство перед буржуазной культурой». Специальное внимание присутствующих было обращено на необходимость бороться с американской культурой. В качестве примера Щербина приводил голливудский фильм «Железный занавес» и призывал кинематографистов ответить «ударом на удар». Вскоре таковой последовал со стороны Ильи Эренбурга, опубликовавшего в «Культуре и жизнь» статью об этом фильме, в которой он использовал полный набор уничижительных эпитетов, столь характерных для стиля сталинской эпохи.

Нечто подобное происходило на пленуме Союза композиторов, руководитель которого Тихон Хренников прославился подобно Анастасу Микояну тем, что был любезен всякой власти. На этот раз нападению подвергся Сергей Прокофьев, замечательный русский композитор. Отчаявшийся Прокофьев прислал пленуму покаянное письмо. Поминали недобрым словом Хачатуряна, Мурадели, Мясковского за их «неповоротливость» при перестройке и чуть-чуть похвалили Дмитрия Шостаковича за музыку к кинофильму «Молодая гвардия». Так происходила деперсонификация писателей и артистов. Их пытались выстроить в один ряд и заставить слушаться команды партфельдфебелей от культуры. Но, странное дело, они послушно поднимали руки, голосуя за осуждение своих коллег, за одобрение мракобесных постановлений ЦК ВКП (б), отмечали скорбной минутой молчания кончину своего высокого гонителя А. А. Жданова — поддерживали власть. Но когда они возвращались к себе домой, их руки начинали извлекать те звуки, которые отвечали их подлинному мироощущению и их новые произведения опять оказывались несозвучными «героическим свершениям советского народа». Так они своим особым путем сопротивлялись власти.

В первой половине 1949 года война против так называемых космополитов была в полном зените. Она шла повсеместно: в литературе, в театре, в области изобразительных искусств, в музыковедении, в кинематографии. Масло в огонь подливалось газетой «Правда», опубликовавшей редакционную статью против антипатриотической группы театральных критиков. В отличие от других выступлений в печати против космополитов, эта статья отличалась исключительной грубостью, откровенным хамством, неприкрытым антисемитизмом и, что не менее важно, предъявлением «безродным космополитам» обвинений, которые по советскому закону могли быть истолкованы как умышленное преступление. Вскоре после этого на собрании московских критиков Константин Симонов обличал заговорщический характер антисоветской активности «безродных космополитов». Ему вторили другие обличители. А. Софронов, например, говоря о театральных критиках, утверждал, что они использовали опыт антисоветского подполья. Некоторые из обвиняемых в отчаянии наговаривали на себя Бог знает что, включая желание нанести вред советской драматургии, сознательный заговор и прочее. Псевдонимы писателей были расшифрованы, чтобы ни у кого не осталось сомнения в их еврейском происхождении. Такой метод широко применялся в нацистской Германии.