Грузинский журналист Ираклий Гоциридзе, получивший по ходатайству Шеварднадзе широчайшие возможности для расследования обстоятельств кровавой резни в Тбилиси в ночь с 8 на 9 апреля 1989 г., искал, прежде всего, источник приказа применить все средства для разгона мирной демонстрации. Следствие, проведенное Гоциридзе, приоткрывает завесу над важнейшей тайной советской системы: механизм принятия решений. Генерал-полковник Родионов, командовавший операцией, на вопрос — кто дал приказ? ответил вопросом: «А если я скажу, что Генеральный секретарь?» Журналист отверг такую возможность под смехотворными предлогами: «Где подтверждающий документ? Горбачев лишь накануне вернулся из Англии». И тогда генерал, не споря, заметил: «Зато на месте был член Политбюро, отвечающий за вопросы правопорядка...» Имелся в виду Главный Правовед — Виктор Чебриков. К нему поступали все шифрограммы из Грузии, он направлял их, в частности, министрам обороны и внутренних дел. Отвечая на вопросы Гоциридзе, Чебриков не отрицал своей ответственности, подчеркивая, что ошибку допустили все: руководители Грузии, военные и «неформалы», т. е. население, собравшееся на площади. Жертвы и палачи — по мнению Чебрикова — виноваты одинаково.
Расследование, обеляющее, не слишком убедительно, Горбачева,[73] засвидетельствовало важную роль, которую играл Виктор Чебриков, «отвечающий за вопросы правопорядка», имеющий в своем распоряжении могущественный арсенал репрессий. В том числе, конечно, и КГБ.
Неожиданный спор на пленуме ЦК в феврале 1990 г. подтвердил то, чего не хотели признавать поклонники генерального секретаря. Егор Лигачев, обиженный нападками и желанием представить Чебрикова (его уже отослали на пенсию) главным виновником решения потопить в крови манифестацию в Тбилиси, вступил в спор с Эдуардом Шеварднадзе и раскрыл, что 7 апреля 1989 г. члены Политбюро во главе с Горбачевым постановили навести порядок в столице Грузии. Шеварднадзе смог лишь возразить, что заседание Политбюро было неформальным, ибо собрались вожди на аэродроме, провожая Горбачева в Англию. Генеральный секретарь, таким образом, получил алиби — его не было дома.
Страх, вызываемый аббревиатурой — КГБ — еще далеко не рассеялся. В мае 1989 г. был опубликован результат опроса на тему: как работают различные советские учреждения? В 1988 г. на вопрос — как вы расцениваете работу КГБ? — отказалось ответить 46% респондентов. В 1989 — 53%. Многие из отвечавших после упоминания КГБ отказались давать ответы на другие вопросы анкеты.
Все, что предполагалось, что говорилось о деятельности КГБ в предшествующие годы и в эпоху «перестройки», нашло сенсационное подтверждение в разоблачениях бывшего генерал-майора КГБ Олега Калугина. 23 июня 1990 г. он привел в полное изумление всех присутствовавших на конференции Демократической платформы в КПСС, поделившись некоторыми «секретами» КГБ. Затем он дал интервью «Московским новостям», «Комсомольской правде», стал выступать на политических митингах. 29 ноября указ президента лишил Олега Калугина государственных наград, воинского звания, знака «Почетный сотрудник Госбезопасности». Недовольство власти подтверждало подлинность слов Калугина. В его высказываниях особой сенсации не было: они лишь подтверждали авторитетом человека «изнутри» то, что было известно. «Комитет, — заявил в частности Олег Калугин, — сохранил практически нетронутыми структуру и тот мощный потенциал, которые десятилетиями были главной опорой советских диктаторов. И через пять лет перестройки это — государство в государстве, орган, наделенный колоссальной властью, теоретически способный подмять под себя любое правительство». Рассказав о практике КГБ, в частности о существовании, как он выразился, «некоторое время назад» практики политических убийств, об использовании всех средств для «дискредитации и опорочивания людей, ведущих себя не так, как кому-то бы хотелось», о существовании специального подразделения, распространяющего дезинформацию, Олег Калугин резюмировал: «Единственная организация, которая может давать указания КГБ, — это ЦК партии». Могучие «органы», репрессивная, контролирующая и интегрирующая сила, остается ultima ratio regis, последним доводом Генерального секретаря. Без них, как пророчествовал Ленин, советская власть существовать не может.
Армия и «перестройка»
Дипломаты мы не по призванью,
Нам милей братишка-автомат,
Четкие команды приказанья
И в кармане парочка гранат.
В статье «Социалистическая армия», как в первом (1983), так и во втором (1986) изданиях «Военного энциклопедического словаря» сказано ясно: «С полной победой социализма социалистическая армия перестает быть необходимой как вооруженная сила внутри страны и выполняет лишь внешнюю функцию». Ясность, однако, кажущаяся: споры о том, что такое «полная» победа социализма, не прекращались никогда. В эпоху «гласности» вспыхнули споры о том, что такое — социализм? Одним из, несомненно побочных, следствий «перестройки» стала необходимость использования «социалистической армии» для выполнения «внутренней функции». Для поддержания порядка в регионах, где национальные конфликты приобретают особенно острую форму, используются наряду с внутренними войсками и части регулярной армии. Действия «спецназа» в Тбилиси — наиболее красноречивый пример.
Внутренняя функция, внешняя функция. И третья — политическая. Как обычно в периоды ломки и перестройки, внутренних реформ и интенсивной борьбы за власть, третья функция вызывает особый интерес. После того, как министр обороны генерал армии[74] Язов был утвержден на своем посту Верховным советом СССР, московский журналист задал ему вопрос: «Вам не приходилось слышать, что на Западе обсуждают возможность военного переворота в нашей стране?» Генерал, шутливо поблагодарив журналиста за то, что тот не спрашивает его, когда переворот произойдет и кто его возглавит, отверг возможность путча. Сам Горбачев счел возможным летом 1989 г. высмеивать разговоры о «перевороте».
В мае 1990 г. на Западе разошлись слухи, что 25 февраля военные — одни источники называют курсантов военной академии, другие — солдат и офицеров Таманской дивизии, устроили манифестацию силы, в тот самый момент, когда 100 тыс. москвичей пришли на Красную площадь требовать демократизации режима. 4 мая Александр Яковлев категорически опроверг слухи, объявив, что не было никакого давления на политическое руководство и нет никаких оснований утверждать, что Горбачев изменил свою политику под давлением.
Периодически рождающиеся слухи о «свержении Горбачева» — один из любопытнейших феноменов «перестройки». Регулярно — после отъезда Генерального секретаря в отпуск, накануне пленумов Центрального комитета — с поразительной быстротой, как лесной пожар, распространяется «информация» о неминуемом падении Отца реформ. «Информация» подхватывается международной печатью, возвращается с усиленной «достоверностью» в Советский Союз, снова уходит в мир. Затем, после очередной победы Горбачева, все успокаивается до новой «военной тревоги». Нечто подобное наблюдалось только в годы гражданской войны, когда иностранная пресса публиковала сенсационные сообщения об аресте Троцкого Лениным или Ленина Троцким.
70 лет назад слухи возникали спонтанно, в частности в результате отсутствия информации о положении в стране. 70 лет спустя они организуются: их постоянный подтекст: необходимо сплотиться вокруг Горбачева, его политики — единственного спасения страны. Называют три кандидата для организации заговора: верхушка партийного аппарата, КГБ и армия. Партия большевиков, захватив власть, долго не могла поверить своей победе. Ленин торжествовал, отметив семьдесят третий день своей власти, ибо он продержался на день больше, чем парижские коммунары в 1871 г.
73
После публикации в сентябре 1989 г. необычайно резкого по тону Заявления ЦК о положении в Прибалтике понадобилось специальное разъяснение относительно согласия Горбачева на этот текст. Все хотели верить, что Лидер ничего не знал, действовали «консерваторы».
74
В апреле 1990 г. министр обороны получил звание маршала — первый случай после прихода Горбачева к власти.