Меня зазнобило. О Боже! Гэбби! – прогрохотало у меня в голове. Во что же ты ввязалась? Где ты?

Я внимательнее огляделась вокруг. Это типичный для Гэбби бардак или последствие панического бегства?

Я перечитала незаконченные строчки. Кому она их писала? Мне? Или своему преследователю? "Никогда не прощу себе, если..." Если что? "Ты раздражитель, который..." Который что? Я взглянула на выдвижной ящик и вдруг ощутила то же самое, что испытывала, рассматривая рентгенограммы Маргарет Адкинс. Предчувствие беды. Нет. Только не Гэбби.

"Успокойся, Бреннан! – приказала я себе. – Пораскинь мозгами".

Я прошла в гостиную и позвонила Гэбби домой и в офис. Услышала мужской голос – запись на автоответчике. Да здравствует век электроники!

"Думай, Бреннан, думай".

Где живут ее родители? Кажется, в Труа-Ривьер, 411. Мне ответил голос пожилой женщины. По-французски. Она очень рада меня слышать. Давно не общались. С Габриэль они не разговаривали вот уже несколько недель. Но это обычное явление. Молодые всегда чем-нибудь заняты. Я пообещала, что скоро их навещу.

Что делать дальше, я не знала. Ни с кем из нынешних друзей Гэбби я не была знакома.

Может, позвонить Райану? – пришло мне вдруг на ум.

Нет, он ведь не твой личный защитник. И потом, что ты ему скажешь?

Успокойся. Не паникуй.

Я вернулась в комнату для гостей и еще раз рассмотрела рисунок. Нет, о спокойствии нельзя даже мечтать.

Я вновь перешла в гостиную, взяла телефонную книжку, нашла нужный номер и, подняв трубку, набрала его.

– Алло.

– Джей Эс, это Темпе.

Я усиленно старалась, чтобы мой голос не дрожал.

– Боже мой, целых два звонка за одну неделю! Признай, ты не можешь без меня жить.

– Прошло уже больше недели.

– Не месяц же! Следовательно, тебя влечет ко мне с непреодолимой силой. Что произошло?

– Джей Эс, я...

Он услышал, как оборвался мой голос, и сразу резко изменил тон. Шутливость в нем сменилась искренним беспокойством.

– Ты в порядке, Темпе? В чем дело?

– По-моему, история с теми случаями, о которых я рассказывала тебе в прошлый раз, продолжается.

– Что? Я ведь написал, что думаю обо всех этих убийствах. Мои документы получили?

– Да. Ты очень поспособствовал продвижению дел. Теперь расследованием преступлений занимается специально созданная группа.

Я не знала, как приступить к рассказу о Гэбби. Злоупотреблять нашей с ним дружбой мне ужасно не хотелось.

– Можно я опять задам тебе несколько вопросов? Меня беспокоит и кое-что еще, но мне очень неудобно...

– О каких неудобствах ты говоришь, Бреннан? Скорее говори, что тебя тревожит.

С чего начать? Я понятия не имела. Следовало прежде продумать свою речь, а потом звонить. Мысли мои были разбросаны в мозгу так же, как вещи Гэбби в комнате для гостей.

– Меня еще кое-что волнует...

– Я уже понял.

– По-моему, это связано с мелкими правонарушениями сексуального характера.

– Так.

– К ним относятся преследование человека, телефонные звонки?

– Иногда да.

Расскажи о рисунке, подсказал мне внутренний голос.

– В прошлый раз ты говорил, что опасные преступники часто делают какие-то записи, отметки в календарях.

– Правильно.

– А мелкие правонарушители?

– Что мелкие правонарушители?

– Они могут увлекаться записками или, скажем, рисунками?

– Случается.

– По изображению на рисунке ты в состоянии определить степень опасности, которую человек представляет?

– Не всегда. Одни люди выливают в рисунок всю внутреннюю потребность в насилии, другие таким образом только разжигают свою страсть. Или изображают то, что они уже совершили когда-то в реальности.

– Я нашла рисунок женщины с разрезанным животом и торчащими внутренностями. Что он означает?

– У некоторых скульптурных изображений, дошедших до нас из древности, нет рук или члена. Что это означает?

Прелесть искусства? Подавление подсознательных влечений? Сексуальную аномалию?

Я молчала. Что я могла сказать?

– Этот рисунок вы нашли в коллекции Сен-Жака?

– Нет. – Я нашла его в мусорной корзине в собственной комнате для гостей. – Ты сказал, что жажда насилия нередко прогрессирует в преступниках?

– Да. Поначалу они могут довольствоваться подсматриванием и телефонным хулиганством. Некоторые на этом и останавливаются, другие движутся дальше: начинают оголяться в присутствии незнакомых людей, кого-нибудь преследовать, залезать в чужие квартиры. Для третьих и этого оказывается недостаточно: они насилуют и убивают.

– Значит, некоторые из сексуальных садистов не опасны?

– Опять ты о сексуальных садистах! Верно, не все они причиняют окружающим вред. Некоторые удовлетворяют свои потребности при помощи каких-нибудь неодушевленных предметов, некоторые при помощи животных, некоторые отыскивают себе подходящих партнеров.

– Подходящих партнеров?

– Таких людей, которые соглашаются принимать участие в воплощении их фантазий в жизнь, которые не прочь почувствовать себя униженными или даже испытать боль. Часто это подруги или жены извращенцев или женщины, получающие от них определенную плату.

– Проститутки?

– И они, конечно, тоже. Большинство проституток сталкиваются с подобным в своей практике.

– Значит, присутствие такой подруги в жизни садиста утоляет его жажду?

– Пока эта подруга согласна быть его игрушкой, да. Но когда ей все осточертевает и она грозит ему уйти или даже рассказать кому-нибудь о его отклонениях, он звереет. Убивает ее, находит это занятие приятным и желает повторения.

Слушая его, я все сильнее нервничала.

– А что это за неодушевленные предметы, о которых ты упомянул?

– Картинки, куклы, одежда, да что угодно.

– М-да. Но ответь мне, пожалуйста, еще раз: если человек занимается такими вещами – рисует картинки или использует кукол, – это еще не означает, что он способен на убийство?

– Нет, но в подобных делах все крайне сложно. Кто знает, сработает ли в этом человеке механизм переключения на более серьезные потребности? Сегодня он доволен картинками, завтра их ему уже мало.

– А случается такое, что подобный псих занимается и тем и другим?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, что кого-то он убивает, а кого-то просто преследует?

– Конечно. Бывает, одна женщина играет в его фантазиях одну роль, другая – другую.

– Выходит, даже тот преступник, который уже пробовал убивать, может в будущем вернуться к своим прежним, более невинным развлечениям?

– Да.

– А тот, который на первый взгляд не представляет собой никакой угрозы, может оказаться гораздо опаснее?

– Естественно.

– То есть нельзя думать, что человек, который преследует женщину, мучает ее звонками, посылает ей жуткие рисунки и при этом держится на расстоянии, безопасен?

– Ты ведешь речь о Сен-Жаке, верно?

– Думаешь, это он?

– Не знаю. Просто считаю, что мы обсуждаем именно того типа, с которым вы встретились в какой-то каморке.

– Джей Эс, я... Я говорю о проблеме личного характера...

– О чем именно?

Я все ему рассказала. О Гэбби. О ее страхе. О том, как она исчезла. О своем гневе, теперь превратившемся в страшную тревогу.

– Черт подери, Бреннан! И как ты умудрилась по уши погрязнуть в этом дерьме? Послушай меня внимательно: чокнутый твоей Гэбби, может, вовсе и не Сен-Жак. Но такая вероятность не исключается. Так или иначе, он преследует женщин. И Сен-Жак преследует женщин. А еще рисует выпотрошенные женские фигуры и носит с собой нож. Сен-Жак, или кем бы этот дьявол ни был, убивает, режет и расчленяет своих жертв. Он крайне опасен. Когда Гэбби впервые обратила внимание на этого типа?

– Не знаю.

– До или после того, как заварилась вся каша?

– Понятия не имею.

– Что тебе вообще о нем известно?

– Довольно немного. Иногда он крутится возле проституток, платит им, разыгрывает сцены с нижним бельем. Имеет при себе нож. Большинство женщин его избегают.