- Но все ответы находятся перед тобой, - голос таял. Аноэль боялся, что так и не сможет рассмотреть человека возле камня, когда тот неожиданно повернулся. И он смог увидеть на секунду лицо. Лицо женщины. А затем её очертания словно подхватил ветер, размывая в воздухе.

   Аноэль бессильно упал назад, на траву. Всё вновь исчезло, остались только звуки. Но и они медленно сливались в один неясный гул, который удалялся, затихая вдали. Аноэль погружался всё глубже нечто, похожее на землю, вязкое, глухое и тянущее за собою куда-то вниз. Затем он ощутил боль в руке, словно её неимоверно жгло. Он втянул воздух, шипя от боли, и радостно подумал, что тело понемногу начинает слушаться его. Затем Аноэль инстинктивно дернул руку, стараясь подтянуть её к себе и избавить от источника боли. Но это было не так-то просто.

   Сквозь закрытые веки до него стал долетать свет, и он с трудом приоткрыл глаза. Он лежал на ковре у погасшего камина, а над ним склонились Господин Хедрунг и целитель, который проживал поблизости от особняка. Человеческий врач, который жил двумя жизнями сразу - леча своих пациентов и составляя снадобья при помощи трав и магии. Аноэль наконец-то смог подтащить к себе свою руку и выяснил, что её жгло то самое кольцо. Господин Хедрунг, перехватив его взгляд, взял его руку и легко снял кольцо.

   Аноэль с отстраненным удивлением смотрел на свою кисть, на пальце которой был словно вплавлен серебряный ободок. Он перевернул ладонь и, всё так же отстраненно, обнаружил, что в центре ладони красуется светлый круг, словно выбитый расплавленным серебром. Смотря на него, Аноэль пытался удержать в памяти черты той женщины, которая была там, в кругу камней. Он знал, что теперь его прежняя жизнь закончена, и смыслом новой будет поиск ответов, заключенных в этой призрачном видении.

   Если бы кто-то заглянул в маленькую комнату на самом чердаке одного из небольших ухоженных домов на главной улице, то, несомненно, сперва стал голосить на весь городок, а затем вызвал бы всю полицию, какая только могла приехать на вызов.

   Гай сидел посреди полупустой комнатушки, обставленной по-спартански, и смотрел на то, как очередной порез покрывается выступающей кровью. Она стекала по руке, смешиваясь с другими ручейками из расположенных выше разрезов. Он нанёс себе уже столько их, что мог бы давно умереть от потери крови, как малолетний человеческий суицидник, не регенерируй его тело увечия.

   Черные брюки были почти полностью в крови, которая хоть и была невидна на них, но пропитала ткань насквозь. Гай сам словно раздвоился. И половина его насмешливо наблюдала за тем, как края ран стягиваются, зарастая, понимая всю бесплодность его стараний. А вторая заходилась в вопле, требуя избавить от вгрызавшихся в неё воспоминаний Кэйлаш, которые неотступно следовали за ним. Он уже был и не рад своей затее, всё увиденное им не отступало ни на секунду продолжая стоять перед глазами, заставляя постепенно терять контроль и хладнокровие. Но самое главное - они будто выпивали из него силы. Словно Кэйлаш носила в себе некий вирус, который теперь овладевал Гаем - медленно, но верно.

   Его прежние попытки причинять себе боль и испытывать при этом хоть какое-то подобие эмоций и удовольствия теперь стали безрезультатными. Он морщился от боли, когда лезвие вспарывало кожу, а перед глазами навязчиво, как наркоманский бред, снова и снова горел старый фонарь, стояла маленькая девочка, и преисподняя приветливо открывала свою пасть, готова принять её в свои ледяные объятия. И он купался в её мерзком и жутком безразличии, переплетённым с иссушающим холодом и пустотой, как и маленькая девочка под старым тусклым фонарем на зимней улице. И конца этому не было. Теперь его игра с болью превратился из кайфа в чистейшее садо-мазо.

   Более того, с самой Кэйлаш было всё настолько не так, неправильно, что он испытывал желание вновь увидеть её. Несмотря на то, что желание растоптать её и поставить на место никуда не исчезало. Она, неведомо как, разрушала его, начиная с того самого момента, как появилась на судебном процессе. Гай понимал, что ему следует вернуться в город и не продолжать свою затею. Вполне возможно, что Кэйлаш, сама того не зная, является кем-то из существ другого порядка. Может, в её роду были колдуны или ведьмы. Может кто-то ещё. Кто их знает - с кем путались существа, когда могли спокойно пересекаться с людьми. Именно поэтому, пытаясь списать всё на странную магию, Гай и пытался вернуть себе покой и способность соображать, нанося один за другим порезы.

   Бесполезно. Он злобно выругался и отшвырнул нож. Обсидиановая рукоятка блеснула как черная звезда, пролетая в лучах солнца, заглядывающего в маленькое окно. Гай огляделся. Весь кровавый антураж придется убирать, если он не хочет вызвать проблемы на свою голову, их у него и так полно. Недовольно морщась от необходимости применять магию и привлекать к себе внимание, Гай заставил кровь раствориться темной дымкой, повисшей в воздухе, будто кто-то курил в комнате, а затем вылететь в окно.

   Просто так он не уйдет. Уж слишком много он сделал, чтобы вот просто так взять и отступить. Тем более, что прошло уже более трех дней, и ему надо было наведаться к Кэйлаш хотя бы для того, чтобы закрепить эффект своих действий.

   Джил затеяла большую уборку, слишком поздно поняв, что это титанический труд. Она доблестно сразилась с коридором, привела в порядок комнаты наверху, но при виде кухни, кладовки, гостиной и комнаты, превращенной отцом в некий склад бумаг и книг, тихонько заскулила, соображая, что не осилит всё сразу.

   Стягивая с себя промокшую и запачканную футболку, которую позаимствовала из отцовских вещей, Джил почесала нос. Кожа облезала, как и раньше, в детстве, когда она слишком долго была на солнце. Интересно, что в городе такого никогда не было, словно там даже воздух был настолько неестественный, что лакировал всё, чего касался, тонким слоем пыли и газов.

   Она хихикнула, поворачиваясь к зеркалу и глядя на то, каким пугалом выглядела. Положительно, так ей идет больше, чем ходить в строгих костюмах. Самое то.

   - Тебе так весело?

   Джил чуть не уронила футболку, которую держала в руках, и оглянулась, машинально прикрываясь её. На ней, кроме спортивных штанов и белья, ничего не было, поэтому вряд ли она была готова к тому, что кто-то войдет в комнату. Правда, она не сразу сообразила, что в комнате никого нет, а значит - это вновь вернулся призрачный преследователь. Джил отошла от зеркала и демонстративно бросила вещь в корзину для одежды. Если вторгается в её жизнь без предупреждения, пусть пеняет на себя. Она, конечно, не обладала тем, что можно показать мужчинам, но чего стесняться бесплотного паразита, сознательно мешающего ей спокойно жить?

   - Мне не весело, мне просто хорошо, - отозвалась Джил, ожесточенно захлопывая крышку корзины. "Надеялась, что ты сгинул", - добавила она, зная, что тот всё равно это слышит.

   - В прошлый раз ты показала мне место, которого боишься, - ему словно нравилось напоминать ей о том, что ранило или задевало. И Джил промолчала, хотя ей слишком хотелось сказать что-то типа непотребного ругательства, отправляющего собеседника в далекое путешествие. Она понимала, что если хочет остаться с меньшими потерями, то ей лучше быть спокойно и трезво соображать, чтобы не нарваться на подвох.

   Её собеседник, тем временем, словно раздумывал, и потом, когда она уже решила, что он убрался восвояси, заявил:

   - Сегодня ты покажешь мне место, где была счастлива.

   Если Джил и сомневалась на секунду в том, что с ней играет игры какая-то нечисть, теперь они рассеялись. Всё, что он требовал ему показать, находилось здесь в этом городе. Похоже, что её саму знали гораздо лучше, чем показывали это, и явно хотели преподать ей какой-то извращенный урок или заставить совесть мучать её.

   Она подхватила куртку и молча направилась к лестнице вниз. Как бы то ни было, Джил собиралась встретить всё с расправленными плечами, даже если это было слишком больно. К тому же, эта жестокая игра была не так проста на первый взгляд. Она словно служила ступенькой к тому, о чем говорил старый священник - к будущему, для которого ей было необходимо вернуться в прошлое и взять его с собой, не как врага, а как друга.