- В здании находится система самоуничтожения, после сигнала оно взорвётся, - произнёс Аноэль когда дверь в очередной раз вздрогнула под натискам Люциана. Это не могло порадовать или успокоить Джил, если только их выходом не было самоубийство.
- Что ты собираешься делать? - Не планирует же этот беловолосый солдат стоять и ждать, пока до них доберется то чудовище. Заставить себя назвать существо, рвавшееся в бронированную дверь, по имени Джил не могла.
- Ты никогда не хотела увидеть другие миры? - Его голос, несмотря на творящийся вокруг кошмар из снов, был полон бодрости.
- Очень удачная шутка, - не совсем уверенно отозвалась Джил. После того, что она увидела, было уже непонятно - во что ей верить, а что считать выдумкой. Она прекрасно помнила змеиные глаза нагов-слуг и широкие, смертоносные крылья Люциана ...
- Жаль тебя разочаровывать, маленький адвокат, но я не шучу. Ты доверяешь мне? - Аноэль оценивающе взглянул на дверь, явно рассчитывая - насколько долго её хватит.
Вообще-то, он оставался единственным, кому она могла доверять, и то - лишь благодаря тому, что Гай заставил его дать обещание заботиться о ней. Джил судорожно вздохнула, вспомнив о нём. Господи, она по уши в крови. Полностью в чужой крови невинных людей, лживая защитница закона и справедливости. Сперва Райз, теперь Гай. Ей стоит находиться там, внизу, вместе с другими, а не убегать, спасаясь такой ценой.
Аноэль смотрел на неё, ожидая ответа, и Джил хрипло, голосом прокуренного старика, отозвалась:
- Да, я тебе доверяю.
Он нахмурился. Подошел к ней и обнял.
- Прости меня, Джил.
Она только собралась сказать, что это ей стоит просить прощения, но неожиданно Аноэль оторвал её от земли, удерживая так сильно, что ей стало сложно дышать, и шагнул вперед, в светящийся воздух.
Тот закружился, поднимаясь вокруг и становясь всё плотнее, а затем Джил почувствовала, что они с Аноэлем словно куда-то падают. Последнее, что она заметила - дверь в комнату треснула с грохотом, пропуская Люциана, распахивающего крылья. Затем свет стал ярче, заставляя её зажмуриться, чтобы не ослепнуть. Аноэль держал её по-прежнему крепко, и она надеялась, что они, даже если и упадут куда-то, то окажутся вместе.
Где-то очень далеко раздался взрыв, а затем его звук погас, словно растворяясь в клубящемся потоке, уносящем их прочь.
***
- Все собрались с большом Зале, - голос Фригг вернул его назад в широкие стены Гладсхейма, полного шума и веселья.
Веселье здесь было почетным гостем, никогда не покидавшим ни огромных воинов, ни шумных валькирий, ни самих многочисленных хозяев Гладсхейма. Вот только оно сейчас невыносимо раздражало, словно по покоям носились рои пчел, не замолкавших ни на минуту.
Лог повертел в руках полупустой кубок.
- Ты снова пьешь?
Вряд ли кубки были предназначены для воды, Фригг. Это же очевидно.
Но вслух он говорить это не стал. Совсем недавно ещё змея Скади испытывала его тело на прочность своим ядом не один век - нетрезвая выходка Лога на пиру стоила ему жизни двоих детей и мести разгневанной бабёнки с луком наперевес за смерть своего отца. Который был слишком беспечным и безмозглым любителем стихов и песен, чтобы выжить в царстве этого сурового мира.
Его дети. Либо они погибали, либо были обречены пугать всех собой.
Кроме одного, которого он любил больше всех, даже ещё не рожденным потому, что тот был сотворён любовью и назван в честь восходящего солнца, которое должно было освещать дорогу маленького сына бога северных земель.
Его сын. Его Райз, такой же красивый, как его мать и такой же проклятый, как и все его дети.
Фригг приблизилась к нему, и Лог недовольно вздохнул. Приемная мать не могла понять, что он просто не хочет быть таким, каким она пыталась его видеть. Она сама послужила тому причиной.
- Мне тяжело смотреть на тебя, - её голос был полон участия и заботы.
Потому, что ты смотришь на то, что сама сделала.
- Когда ты теряла своих детей, тебе было больно? - Произнёс Лог, слушая взрывы смеха, доносящиеся из пиршественной залы.
Фригг внезапно заинтересовалась своими золотыми браслетами, поправляя их на руке. Затем, спустя некоторое время, деланно спокойно ответила:
- Мне было больно так, словно часть моей души покинула меня, а пустоту на её месте невозможно ни восполнить, ни успокоить. И эта боль не исчезает с годами.
- Тогда как ты могла спокойно разрешить убить ребенка, который не сделал тебе ничего? - От пальцев Лога на металле кубка оставались вмятины.
Она приблизилась к нему, кладя руку на его плечо, словно желая быть более ближе и показать, что ей не безразличны его слова.
- Поверь, не было ни дня, когда бы я не вспоминала об этом. Но я не могу вернуть те дни и исправить всё.
Невероятно. Гордая Фригг почти приносила свои извинения.
- Значит, все эти годы, ты знала - что со мной, но молчала, делая вид, что тебе это безразлично?
- Я знала, что ты не можешь обрести покоя и временами скитаешься по мирам в попытках утешиться. Мне было предсказано, что всё это принесёт огромные беды, если я не приму решение и не сделаю так, как должно.
- Откуда ты знаешь, что твои предсказатели говорили, будто ты должна сделать именно то, что ты и наделала? Может, от тебя ждали иного решения! - Голос Лога звучал слишком напряженно и громко.
Лицо Фригг внезапно ответило ему, что она не единожды думала об этом.
- Ты знала, что могла и ошибиться, - выдохнул Лог.
- Что сделано, то сделано, - голос Фригг зазвучал холодно и сурово, - тебе стоит смотреть вперед, а не назад. Надвигается Последняя Битва, и это прощальный пир перед началом приготовлений к ней. Проходы падают под натиском армий демонов. Мир людей уже почти уничтожен ими.
Скоро всё будет поглощено войной.
Затем она развернулась и ушла, чтобы присоединиться к веселью, царившему внизу и, ожидая, что её слова заставят Лога одуматься и последовать за ней.
Лог отставил кубок и покачал головой, повернувшись к большому зеркалу на стене, в котором сверкало великолепное убранство его покоя.
- Значит, мой сын смог выжить лишь для того, чтобы умереть снова.
Из отражения в зеркале на него смотрел тот, кого его сын называл Хедрунгом. Одно из многочисленных обличий, такое же бесполезное и бессмысленное, как и все его поступки. И рыжий Лог запустил кубком в свое отражение, разбивая стекло на мириады осколков.