Едва они поднялись на борт канонерки, как Кейджо вполголоса заговорил с капитаном, с тревогой поглядывая в сторону развалин. Облачка белого дыма все еще клубились над догоравшим костром и стелились над водой от слабого ветерка. Капитан, заметно нервничая, нарочито громким голосом отдал команду немедленно отплывать.
Прежде чем Дэниел успел помешать ей, Бонни внезапно подошла к поручням на корме и, включив видеокамеру, направила объектив на берег.
Кейджо, пулей слетев с капитанского мостика, крикнул: – Нет! Стойте! Это снимать нельзя!
– Почему? Это же горит кустарник на берегу, разве нет? – проговорила она невинным голосом.
– Нет! То есть да! Но это секретный материал.
– Сверхсекретное возгорание сушняка на берегу? – поддразнивающе проговорила Бонни, однако видеокамеру опустила.
Как только они остались вдвоем, Дэниел напустился на Бонни с упреками: – Ты думаешь, ты такая умная! Эта твоя шуточка могла дорого нам обойтись!
– Напротив, – возразила Бонни. – По-моему, я окончательно убедила Кейджо, что мы ничего не видели и не слышали. Но я хотела бы знать, когда ты мне вернешь кассету.
– Пока подержу ее у себя, – сказал Дэниел. – Кейджо подозревает всех и каждого, и – голову даю на отсечение – по возвращении в Кагали он проверит все твои кассеты.
Уже совсем стемнело, когда их канонерка причалила к берегу. При переносе видеооборудования с судна на грузовик вдруг обнаружилось, что алюминиевый ящик с видеокассетами исчез. Бонни устроила Кейджо скандал и долго ругалась, размахивая руками и угрожая пожаловаться президенту Таффари. Кейджо улыбался в ответ, обещая Бонни уладить недоразумение.
– Не волнуйтесь, мисс Манн, – успокаивал он. – Кассеты непременно найдутся. Я лично гарантирую вам это.
Ранним утром Кейджо, принося свои извинения, появился в их коттедже.
Поставив ящик с кассетами на стол, он объяснил: – Все в целости и сохранности, мисс Ман. Обычное разгильдяйство этих идиотов угали. Просто поставили вашу коробку не туда, куда надо. Приношу свои искренние извинения.
Когда Кейджо исчез за дверью, Дэниел сказал: – Не сомневайся, они просмотрели все кассеты. – И, постучав по застегнутому внутреннему карману своего пиджака, добавил: – Я намерен отнести эту кассету Майку в британское посольство. Это единственное безопасное место для такого материала. Пойдешь со мной?
– Нет, у меня свидание, – вызывающе заявила Бонни.
– Если собираешься навестить своего нового дружка, то мой тебе совет: будь поосторожнее. Ты сама видела, на что он способен.
– Эфраим – достойный мужчина, – негодующе выпалила Бонни. – Никогда не поверю, что он знал об этой расправе.
– Ладно, верь во что заблагорассудится. Только не вздумай рассказывать кому-нибудь об этой кассете. Даже Тагу Гаррисону, – посоветовал Дэниел.
Застыв на месте, Бонни взглянула на него округлившимися глазами. Ее лицо вдруг покрылось красными пятнами.
– О чем это ты? – фыркнула она.
– Ладно, Бонни, не держи меня за полного болвана. Разумеется, я проверил твой телефонный звонок из Найроби. Само собой, ты доносишь Гаррисону обо всем, что здесь происходит. Интересно, сколько он тебе за это платит?
– Ты просто свихнулся, – насмешливо бросила в ответ Бонни.
– Возможно. Конечно, я клюнул на тебя, что поделаешь. Но ты будешь не меньшей дурой, если доложишь об этой кассете Тагу.
Оставив Бонни в полной растерянности, он поехал в посольство. Посольский корпус был обнесен стеной, у ворот стояли вооруженные солдаты службы безопасности президента Таффари. Майкл Харгрив сам вышел навстречу Дэниелу.
– Доброе утро, сэр Микки, – улыбнулся Дэниел.
– Дэнни, малыш! Рад тебя видеть. Уэнди передает тебе привет и наилучшие пожелания. Она звонила вчера вечером.
– Когда она приедет?
– Не раньше чем через несколько недель, к сожалению. С матерью Уэнди стало плохо, и ей придется из Лусаки лететь домой, а уж оттуда сюда.
Проходя мимо охраны, они болтали о пустяках. Однако едва Майкл захлопнул за собой дверь, как голос его мгновенно изменился.
– У меня для тебя новости, дружище. Твой китаец уже прибыл. Сегодня утром приземлился в аэропорту на одном из самолетов БМСК. Мне доложили, что он летел из Тайваня через Найроби. Остановился в штаб-квартире БМСК в Лейк-Хаусе в качестве главы синдиката. Таффари устраивает в его честь очередной сногсшибательный прием в пятницу вечером. Полагаю, ты тоже получишь официальное приглашение из резиденции правительства. – Чрезвычайно интересно, – мрачно улыбнулся Дэниел. – Горю желанием встретиться с этим джентльменом снова.
– Возможно, это произойдет еще раньше, чем ты думаешь. – Майкл посмотрел на часы. – Мне придется оставить тебя, Дэн. Выступаю с речью на ленче перед представителями общественных организаций Убомо. Представляешь? А материалы, которые я обещал тебе, попроси у моей секретарши. Она проводит тебя в комнату, где можно спокойно поработать. Посмотришь и вернешь обратно. Только очень прошу, Дэн, никаких записей, фотокопий, и все такое прочее. Договорились?
– Да. Спасибо, Майк. И могу я попросить тебя еще об одной маленькой любезности?
– Выкладывай. Если тебе это очень нужно, разумеется. Семейный девиз Харгривов.
– Ты не подержишь в своем личном сейфе этот пакет? Для меня это очень важно, Майк.
Ни о чем не расспрашивая, Майкл спрятал пакет с видеокассетой в сейф и, распрощавшись, оставил Дэниела на попечение секретарши.
Дэниел в окно увидел, как Майкл садится в свой посольский автомобиль. Шофер в униформе распахнул перед ним дверцу; на капоте красовался флажок Соединенного Королевства, однако сама машина была уже далеко не новой. Этот «ровер» десятилетней давности явно нуждался в покраске. Послу Британии в Убомо «роллс-ройс» не полагался.
Дэниел вслед за секретаршей Майка прошел в специальную комнату и занялся изучением подготовленных для него материалов. Три часа спустя он покинул посольство, еще больше утвердившись во мнении, что его первое впечатление об Эфраиме Таффари верно.
«Да, этот тип способен на такое, от чего волосы встанут дыбом, – подумал он. – Эфраим и Бонни Ман друг друга отлично дополняют и развлекутся на славу».
Глава XXIV
Роскошный черный лимузин, сопровождаемый эскортом мотоциклистов и оглушительным воем сирен, вынужден был сбавить скорость, выехав на разбитую дорогу в пригороде столицы. В этом районе сплошных развалюх, сооруженных из хлама, возле которых в пыли копошились куры и похрюкивали свиньи, все разбегались в разные стороны при звуке сирен.
Нинг Чжэн Гон сидел рядом с шофером в президентском «мерседесе», присланном Таффари в качестве подарка одним из ближневосточных нефтяных магнатов. Отправляя свой личный «мерседес» для встречи гостя, Эфраим Таффари тем самым подчеркивал, что для него большая честь принимать в своей стране столь уважаемого человека.
Чжэн Гон с интересом поглядывал в окно лимузина, пытаясь уже сейчас составить какое-то впечатление об Убомо. Нищета и убожество в окрестностях столицы его не шокировали: во многих регионах Азии и Африки все это было обычным явлением. Кроме того, отец давно научил его смотреть на человеческие существа как на неисчерпаемый источник дешевой рабочей силы. К тому же именно этим людям он сбывал некоторые свои товары, которые только для них и предназначались.
«Человеческие существа – наша главная прибыль, – любил повторять старый Нинг. – Чем больше людей, тем лучше. И чем дешевле становится человеческая жизнь, тем легче нажить состояние. Потому нам, могущественной компании „Везучий дракон“, надо всячески препятствовать любым попыткам ограничить рост населения в странах третьего мира. Люди – вот наш главный товар и источник прибыли».
Чжэн улыбнулся мудрости и прозорливости отца, хорошо знавшего, что собой представляет история человечества. Старый Нинг придерживался твердой позиции, что простолюдины заявляли о своих правах на достойное существование и определение собственных судеб лишь в те моменты истории, когда в результате каких-либо катастроф или природных катаклизмов численность населения планеты резко уменьшалась. Чума, в средние века унесшая миллионы человеческих жизней, развалила основы феодального строя Европы, ибо жизнь отдельного человека резко поднялась в цене и он был волен распоряжаться ею по собственному усмотрению.