Ковтун решает использовать темное время для определения астропунктов. Так как он уже определил пункт в Певеке, то 1 декабря он уезжает на собаках на Шелагский мыс[17]. Попасть туда на аэросанях невозможно; приезжающие со станции рассказывают очень красочно, как на пути им приходится преодолевать громадные торосы, перетаскивать через них нарты и собак, скатываться в воду, выступающую во впадинах.

От Яцыно нет никаких известий. Мы начинаем волноваться. При самых плохих условиях он должен вернуться через пять-шесть дней. Только в ночь на 6 декабря, когда мы все уже спим, открывается дверь, струя морозного воздуха проникает в комнату, и появляется Яцыно с лицом, закутанным обледенелым шарфом. Прежде всего он берет кружку и пьет без конца воду: он прошел 45 километров в теплом меховом костюме. Оказывается, с санями на обратном пути произошла небольшая авария; вдвоем с пассажиром, которого Яцыно прихватил с собой из Чауна, он не мог исправить повреждения, и пришлось оставить сани на берегу к югу от Певекской горы. По рассказам Яцыно, езда на санях в это время, в темноте, да еще с пассажиром, мало опытным и не могущим оказать помощи даже при заводке мотора, очень трудна.

Приходится отправить спасательную экспедицию на больших санях. Они могут уже пройти по льду вокруг мыса Валькумей: морозы последних дней закрыли трещины.

Большие сани вернулись очень быстро, через день к вечеру, но малым не суждено было так скоро достигнуть базы: в двух километрах от Певека у них прекратилась подача бензина из-за поломки бензопровода.

Ночью началась пурга, которая продолжалась трое суток, и сквозь вихри поземки мы могли видеть черный силуэт саней в проливе за косой.

Я так подробно говорю о всех этих неудачах первых наших опытов, чтобы показать, как много внимания и опыта требуют аэросани. Хотя наши водители все были хорошими мотористами, а Денисов и Курицын имели большой опыт работы специально с аэросанями и глиссерами, все же открывались все новые и новые подробности в работе, требовавшие новых и новых перемен и приспособлений. Только во второй половине зимы мы вполне овладели санями и могли уже всецело на них положиться.

Обычно на Крайнем Севере геологические исследования прерываются на темные и холодные месяцы, когда продуктивность работы мала. В одной из своих книг я описывал, как мучительна была геологическая работа в Якутии в декабре при шестидесятиградусных морозах. Но на этот раз у нас не было выбора – в начале марта я хотел закончить изучение Чаунского района и перейти через хребты в верховья Большого Анюя.

Поэтому, как только дни начали становиться светлее, надо было приступить к дальним поездкам, хотя мы хорошо понимали, что на аэросанях ездить еще очень трудно.

4 января большие аэросани с Ковтуном и двумя водителями вышли через Чаунскую губу до острова Лион, чтобы определить на западном его конце астрономический пункт. Громадный остров Айон занимает вход в Чаунскую губу и до 1935 года еще не был как следует нанесен на карту. Его унылая равнина тянется с запада на восток на 60 километров. Летом здесь кочуют чукчи, приходящие весной с материка со своими стадами, а зимой остаются только две-три семьи[18].

Поездка на Айон была очень трудна, тем более что мы не знали, покрыта ли губа в середине сплошным льдом и нет ли там непроходимых трещин или громадных торосов. Дни, вернее, сумерки были еще так коротки, что за один день наши товарищи не успели сделать всего маршрута и, найдя на южном берегу острова плавник, заночевали. На западной оконечности им удалось за две ночи закончить определения и поставить высокий знак из плавника.

9 января шум пропеллера возвестил о возвращающихся санях. В этот день им удалось, выехав еще затемно, дойти за один день до Певека, и люди устали и основательно продрогли. Сегодня 30 градусов мороза и ветер 3 балла, а водитель должен все время смотреть вперед. Тело еще можно хорошо защитить – мы сшили здесь полные комплекты полярного обмундирования, – но очень трудно закрыть лицо.

За горячим кофе, на который с жадностью набрасываются приезжие, они рассказывают о переезде, и мы обсуждаем планы на будущее.

Большие сани после этого большого перехода по торосам Чаунской губы снова требуют ремонта. Денисов очень строг к своим саням и ни за что не выйдет в маршрут, если есть неполадки. А теперь дело серьезное: от ударов о торосы стали вырываться заклепки на задних лыжах и скоро отвалятся обе подошвы. Надо отодрать их и заклепать новыми заклепками, большего диаметра. Это кропотливое дело, особенно когда нет готовых заклепок. У малых саней также надо на всякий случай укрепить хомутами пострадавшие лыжи.

После ремонта малые сани с Ковтуном и Яцыно и с астрономическими инструментами могут ехать к западному берегу Чаунской губы, к горе Наглойнын, где надо определить астропункт у острой отдельной скалы в море, которую давно облюбовал Ковтун. Это сэкономит нам время: когда будут готовы большие сани, мы перейдем на них прямо в Чаун, в нашу южную базу.

13 января уходят малые сани, а 20-го наконец отправляются и большие. Мы погружаем в них свыше тонны – нам так много надо перевезти на новую базу, что только пределы емкости саней и суровое запрещение Денисова мешают нам грузить еще и еще. Серые темные облака с утра стелются над Певеком, но мы ведь едем на юг и даже надеемся увидеть сегодня солнце. Мы знаем, что оно уже несколько дней как всходит и заходит за Певекской горой.

Перетолчин и Егоров, которые остаются в Певеке на базе, провожают нас со смешанным чувством зависти и удовлетворения: с одной стороны, соблазнительно уехать из Певека, который надоел за четыре месяца зимовки, а с другой стороны, перспектива мерзнуть в санях не так приятна. Мы и сами предпочли бы ехать в более теплый день, а не при 30 градусах мороза.

Из Певека сани уходят легко: снег утоптан, лыжи очищены.

Зрители, которые всегда сбегаются полуодетые к нашим выездам, слегка раскачивают аэросани, они плавно спускаются на лед и, описав полукруг, уходят на юг, в пролив к мысу Валькумей.

Лед в проливе гладкий, и пока можно идти, хотя света так мало, что не видно ни трещин, ни ям, ни заструг.

Но вот мы подходим к мысу. Здесь давление льдов южнее островов Роутан уже значительно. Начинаются торосы, мощными рядами тянущиеся от мыса. Мы входим в туман и тотчас теряем ориентировку. Видны только торосы в десяти – двадцати метрах от нас, а дальше все погружается в белесую мглу. Нет теней, и не знаешь, что впереди – яма или плоская заструга. У нас хороший авиационный компас, но он мало помогает: от страшных ударов о заструги и торосы корпус саней все время содрогается и стрелка компаса вертится, как бешеная. Чтобы узнать истинное направление, надо остановить сани.

Если мы пойдем дальше в этой сети торосов, то будем плутать в тумане столько времени, что изведем весь бензин: нам ведь надо пересечь Чаунскую губу с севера на юг, сделать более 120 километров. Есть еще другой путь – вдоль берега. Но он гораздо длиннее, и, чтобы пройти к берегу, надо также миновать громадные поля торосов. Приходится вернуться в Певек и подождать до завтра.

21-го выезд опять в том же порядке. Небо покрыто облаками, но они выше, чем вчера. И когда мы выходим к мысу Валькумей, неожиданный яркий свет поражает глаза, привыкшие за два месяца к тусклому полусвету. Южная половина неба закрыта большим слоистым облаком, рябым и синевато-серым, но нижний его край багровый. И над ним, как лезвие меча, желтая полоса яркого неба, все более расширяющаяся. Скоро в центре этой полосы появляется громадный шар солнца – красный, сначала чуть видимый, медленно поднимающийся. На этот шар больно смотреть, но все время глаза невольно обращаются к нему. Солнце взбирается невысоко; едва поднявшись до края желтой полосы, оно снова скатывается вниз. На желтом небе, на горизонте, выделяются черные зубцы торосов. Это те ряды их, которые нам надо будет пересечь.