Батька Тимофей толкнул того кулаком в плечо, и разбойник послушно приподнял бороду, демонстрируя горло. Мама дорогая! Я такое прежде только в кино видела! В фильмах ужасов… Пришлось зажать рот ладонью, чтобы не вскрикнуть при виде огромного багрового шрама, пересекающего гортань.

– Нашей бабки работа, – довольный произведенным впечатлением, пояснил атаман. – Не вовремя только она померла… Недолечила.

– С-с-солидно сделано, – истончившимся до мышиного писка голоском подтвердила я.

– Так что сама видишь – без ведьмы нам никуда. Но и лишние рты кормить ни к чему. Так что работай на совесть! А если кто из моих людей невзначай помрет – подружка недосчитается пальчика. Или глазика. Или еще чего-нибудь…

– Я уже поняла! – Постоянно поднимаемая тема членовредительства начинала нагонять дрожь.

– Спать будете на бабкином месте. Или у женского костра – как пожелаете. Хоть врозь.

– Не боитесь, что сбежим? – сама не знаю, зачем спросила.

– Девочки за вами присмотрят, – покачал головой атаман. – Да и далеко вы убежите – зимой, без шуб? Эй, принимайте гостей!

Он плеснул в ладони, и от «женского» костра в нашу сторону направились две – видно, заводилы.

– Не бойся, красотка, не пропадет твоя шубка! – ласково протянула смуглянка. – Заношу до дыр!

– Чтоб тебя… Перевернуло и хлопнуло! – пробормотала я себе под нос любимую бабушкину присказку. Особенно часто она повторяла эти слова, когда соседи начинали долбить стены или пол в очередном ремонтном порыве. Но шубу пришлось отдать – у цыганки был чрезвычайно боевой, даже кровожадный вид. А большой шрам, пересекающий правую щеку, доказывал, что слово с делом у нее не расходятся… Рыжей досталась дубленка горничной. Запахнув широкие полы, Машенька опоясалась кушаком и выглядела по-зимнему элегантно. На подземельной же красотке одежка смотрелась насмешкой: еле доставала до колен, зато в ширину могла вместить под собой еще двух девушек средней упитанности. Но каланча, кажется, была вполне довольна обновкой.

– А что еще у тебя есть, красава? – наступала цыганка. – Я страсть как люблю все блестящее!

– Есть – да не про твою честь! – После теплой шубы в подвале сразу стало нестерпимо холодно, а злость, как известно, согревает. – Ступай восвояси, пока я тебе вторую щеку не разукрасила, для симметрии!

– Да кто ты такая?! – выпятила грудь черноволосая красотка.

– Ведьма!

Глядя на нашу перепалку, батька Тимофей только похохатывал, хлопая себя ладонями по бедрам, а, отсмеявшись, подтвердил:

– Точно, это наша новая старушка! Так что будьте с ней поосторожнее, не задирайте. А это, – он обнял рыжую с цыганкой за плечи, – это мои девочки, заблудившиеся в лесу! Не обижайте их.

С этими словами, очевидно, сочтя ритуал знакомства завершенным, атаман размашистым шагом удалился. Несколько раз переведя взгляд с меня на уходящую спину, смуглянка все-таки бросилась следом за покровителем, придерживая шубку на плечах руками. Но запнулась о торчащий из каменной кладки пола кирпич и растянулась под одобрительный смех остальных женщин. Атмосфера подвала была буквально пропитана духом товарищества и взаимовыручки…

Не оглядываясь по сторонам, чтобы не сталкиваться с любопытными взглядами «девочек», мы с Машенькой осторожно присели у огня и протянули ладони к жадному пламени.

– Я… я не хочу, чтобы мой ребенок рос в такой обстановке! – дрожащим голосом прошептала горничная.

– Рожать ты будешь во дворце! – я ободряюще сжала ее руку, не представляя, как буду выполнять обещание. Похоже, подкоп – наиболее реальный выход. Правда, вокруг сплошной камень… Все это бред, бред! Какие могут быть земляные работы, когда Машеньке осталось донашивать месяц, максимум два? Хотя дату зачатия она называла довольно точно: «Тогда еще луна была такая большая-большая!» – я худо-бедно прикинула срок, опираясь на косвенные признаки. Да и прав атаман – далеко мы сможем уйти по такому снегу без верхней одежды? Летом меня, должно быть, вовсе посадят на цепь… Нет, к лету нас здесь уже не будет!!!

Я чувствовала себя Гердой, попавшей в плен к разбойникам – только тут не было доброй дочки атаманши, и никаких перспектив на побег с северным оленем. А как себя должна была ощущать Машенька – страшно даже подумать!

– А что это за «девочки, заблудившиеся в лесу»? – поинтересовалась я, чтобы отвлечь свою спутницу от грустных мыслей. – Какое-то местное выражение или анекдот? До меня не совсем дошло…

– А! – Машенька поморщилась. – Это просто сказки. Тимоха Отчаянный уже года два в старгородских лесах хозяйничает, вот и выдумывают про него люди невесть что. Он-де на самом деле и дворянин, подавшийся в разбойники после того, как его отвергла вероломная дама сердца…

– Что-то сомнительно, – вставила я.

– Никогда в жизни таких дворян не встречала, – подтвердила дворцовая горничная. – Еще рассказывают, будто управляет он своей бандой твердой рукой и принимает туда только бывших солдат. Грабят они одних богатеев, а добро раздают беднякам…

– Свежо предание!

– Вот именно… Ну и, конечно, заблудившиеся в лесу девочки. Их люди Тимохи находят и выводят к дому, потому что знают тут каждое дерево… буквально в лицо.

– А мальчиков? – задумчиво поинтересовалась я.

– Что? – удивилась она.

– Заблудившихся мальчиков они из леса не выводят? Оставляют погибать от голода и холода под прикрытием теории естественного отбора?

– Про это я ничего не слышала, – призналась Машенька. – А девочек даже поименно называли!

– Цыганка, Рыжая и Рябая? – Хотела пошутить, но неудачно – покосившись в сторону щеголяющих обновками женщин, сказала она и вновь замкнулась.

Лежанкой старой ведьме служила груда соломы, закинутая старым тряпьем. Перетряхивая лохмотья, я рассыпала спрятанные под ними сухие соцветия пижмы, которым обрадовалась, как родным – по крайней мере, в постели не будет блох! Ну, хотя бы не так много… Накрывшись одним одеялом, мы с Машенькой прижались друг к другу и тотчас заснули. Быть может, там, на воле, был белый день, но здесь, под землей, переполненным впечатлениями и волнениями, нам казалось, что с момента пленения прошло не меньше двух суток.

Выспавшись и отдохнув, Машенька обрела былую живость и, кажется, вполне вписалась в окружающую обстановку. С утра меня уже ждал кувшин с горячей водой для умывания, так что на две секунды я почувствовала себя снова во дворце, и немудреный завтрак из хлеба с холодным мясом, напомнивший, что мы ничего не ели со вчерашнего дня.

Кто никогда не спал в корсете… Тот счастливый человек! Такое ощущение, будто всю ночь дробила, таскала камни и собственноручно мостила центральную старгородскую площадь. Тело ныло каждой косточкой, каждой мышцей. Сейчас бы на больничный… но некогда – на прием к новой ведьме уже потянулись жидкой вереницей первые клиенты с жалобами, в точности повторяющими придворный репертуар: «хочу, но не могу», «могу, но не хочу» и «меня никто не любит»! Каждому требовалось утешение и ободряющее слово надежды – все, мол, будет хорошо!

Порывшись в бабкиных запасах, я безошибочно (благодаря характерным соцветиям) опознала только два пакета с травками, какие сама часто использовала в прошлой жизни, еще во дворце. Остальные же безжалостно выбросила – быть может, это какие-то безумно полезные и даже дорогие сборы редких растений, но, не зная точно, для чего они предназначены, лучше не рисковать. У меня нет права на ошибку!

– Что это? – удивился батька Тимофей (или Тимоха Отчаянный, как прозвала его народная молва), когда я чуть ли не за руку подтащила его к «своему» углу, где прутиком в скопившейся за века пыли нацарапала список.

– Это то, что нужно для лазарета! – безапелляционным тоном заявила я. – Как мне людей лечить, если здесь даже самого необходимого нет?

– Бабка сама справлялась, – попытался увильнуть от ответа атаман.