Она попыталась сесть на кровати, но внезапно ее лицо исказила гримаса нечеловеческой боли, а сквозь сжатые зубы протиснулся сдавленный стон.
– Ты как знаешь, конечно, но я иду за лекарем! – Я испугалась не на шутку. Честно говоря, так свыклась уже с крутобокой Машенькиной фигуркой, что с трудом представляла, будто может быть как-то иначе. И уж совершенно точно не была готова к такому развитию событий, подсознательно оперируя понятиями: начались схватки – «Скорая помощь» – больница – счастливые и здоровые мать и дитя. Пожалуй, только глядя сейчас в искаженное болью лицо подруги, я внезапно остро осознала, что в эту эпоху рожали прямо на дому, часто даже без посторонней помощи, как природа подскажет. Мне же в данный момент природа подсказывала только один выход: как можно быстрее бежать за помощью и переложить всю ответственность на чьи-нибудь широкие плечи…
– Нет! – Мой локоть сжали не человеческие пальцы, а стальные тиски – синяки останутся, без вопросов. Кажется, только что я своими ушами слышала, как хрустнул хрящ. А Машенька с лихорадочным блеском в глазах быстро бормотала: – Нет! Только не лекаря! Он меня… залечит!
Мы с придворным врачом недолюбливали друг друга – после моего назначения на должность он потерял часть клиентуры и теперь при встрече в узком коридоре непременно разворачивался и удалялся в противоположном направлении. Такое поведение не вызывало у меня ответных теплых чувств… но все же это не повод подвергать сомнению репутацию доктора – при дворе неумех не держат! Исключая кое-кого из присутствующих… Напуганная, как никогда прежде, я заорала не своим голосом:
– Настасья!
Совсем забыла, что накануне отпустила вторую горничную на именины к поварихе и разрешила не возвращаться до обеда. Помощи ждать неоткуда… На секунду мне представилось, как по возвращении Настасья застанет в комнате только два хладных трупа: Машенька погибнет оттого, что я не смогла толково оказать ей хотя бы первую помощь… а я – скованная мертвой хваткой мертвой девушки, от голода и жажды. Хотя без еды человек может, кажется, семь дней прожить, а воды у меня достаточно, целый тазик. С мыльной пенкой «для вкусу»…
Сильные руки обхватили меня за плечи и энергично встряхнули, избавляя дурную голову от бредовых мыслей.
– Так и знала, стоит только мне отлучиться – и все пойдет наперекосяк! – добродушно проворчала Настасья, закатывая рукава. – Что, началось?
– Нет! – сдавленно пискнула Машенька. – Не сейчас! Я не хочу!
– Главное, что ребеночек уже хочет, – уверенно возразила ей подруга. – Пришла пора ему наконец воздуха глотнуть. А будешь сдерживать – задушишь. Уж можешь поверить: у матушки, кроме меня, еще восемь детишек было, с семи лет ей во всем помогала… Ну!
Следующие несколько… минут?.. часов?.. показались мне сутками. Повинуясь уверенным приказам Настасьи, Зара крутилась, точно белочка в колесе, принося, унося и подавая: точь-в-точь расторопная хирургическая медсестра во время операции. Мне же не оставалось ничего другого, кроме как держать Машеньку за руку, уговаривать ее, что все будет хорошо, и молиться про себя, чтобы так оно и было…
На моей руке отпечаталось уже несколько рядов красных пятен от железного захвата пальцев роженицы – и первые уже начали постепенно наливаться синевой. Ничего, это пройдет – только бы и с Машенькой, и с малышом все было в порядке. Кажется, в комнату кто-то ломился: за опаздывающей придворной чародейкой послали слугу, – но открывшая дверь Зара посоветовала ему зайти попозже, лучше всего завтра. В настолько неподобающих маленькой девочке выражениях, что вряд ли посланник передал отцу Михаилу ответ дословно.
Наконец – кажется, спустя десять тысяч лет, – воздух пронзил возмущенный, пронзительный детский крик.
– Мальчик, – странным голосом произнесла Настасья.
– Что такое? – Взглянув на новорожденного, я внезапно испытала совсем не приставшее женщине чувство дурноты, но мужественно справилась с собой. – Какой хорошенький! Зачем ты ему пуповину на шею намотала?
– Он таким родился…
– Слава богу, что не задохнулся!
Перевязав и перерезав пуповину, Настасья ловко вымыла и спеленала мальца. Похоже, она и впрямь знала в этом толк. От меня же помощи было мало: не имея прежде близких контактов с младенцами, перед этим, первым, я испытывала безотчетный страх, поэтому просто продолжала держать Машеньку за руку и гладить по голове.
– Что с ним? – тревожно вскрикнула она, силясь подняться. – С ребенком все в порядке?!
– В полном. – Я положила свою ладонь на горячий лоб горничной: – Сейчас покричит и уснет. Он хорошо потрудился. И тебе надо передохнуть… Спи!
Утомившаяся Машенька, будто поддавшись на уговоры, быстро уснула, и дальше мы с девочками действовали самостоятельно. Как женщина суеверная, будущая мать не запаслась заранее детскими вещами и прочими причиндалами вроде пеленок, пустышек и колыбельки – примета плохая. Поэтому кроватку пришлось на скорую руку соорудить из деревянного ящика – хранившийся в нем запас готового мыла я попросту высыпала на пол. На пеленки пошла запасная простыня, роль матрасика успешно выполнила одна из подушек с моей кровати, вместо одеялка пригодился теплый цветастый платок из Настасьиного гардероба.
Удивительно, но вскипяченная Зарой вода еще не успела совершенно остыть – не обжигала, конечно, но, по-видимому, весь этот кошмар все-таки уложился не в сорок часов, а в сорок минут. Спешить на работу я тем не менее не стала – нет ничего хуже, чем прийти после короля, тогда уж лучше совсем не ходить. Тем более повод-то какой! А важных приемов сегодня, кажется, не ожидают – иначе меня предупредили бы. Правда, слуга зачем-то приходил… Ну, если что-то срочное – пошлют еще раз, или отец Михаил сам придет. Не бегать же теперь по коридорам дворца с криком «Кто ведьму вызывал?!».
Присев у колыбели, я тихо любовалась малышом. Хорошо, что Настасья умеет перепеленывать и кормить младенца из рожка – бутылочек еще не было, поэтому использовали настоящий коровий рог. Мне по-прежнему страшно было даже прикоснуться к ребеночку, он выглядел таким крохотным и беззащитным…
– Настоящий маленький ангелочек! – прошептала я.
– Да, по всему видно – не жилец, – нахмурилась подошедшая горничная.
– Ты что, Настя, думай, что говоришь! – возмутилась я. – Типун тебе на язык! Нормальный здоровенький ребенок.
– Может, и здоровенький, – не унималась упрямая девушка, – но вот нормальный…
– И что тебе не нравится? – Я начала сердиться.
– Он желтый, – принялась скрупулезно перечислять она. – А такого лица у младенцев я вообще никогда не видела! По всему выходит, что он или больной… или демон.
– К вам демоническое посольство девять месяцев тому назад приезжало? – хмыкнула я. – Узкоглазый, желтолицый – обычные азиатские черты лица! Видимо, с папиной стороны.
Глава 15
Отец Михаил мягко пожурил меня за досадные упущения в воспитании Зары (похоже, ему таки передали дословный ответ!), но удовлетворился объяснением, что все мы были немножко на взводе и больше такого не повторится. Он даже согласился окрестить новорожденного, как только мамаша придумает достойное его имя.
– …Ну, кто это – неужели сам синайский посол? – Открыв дверь в комнату, я услышала только последнюю Настасьину реплику.
Как следует выспавшись, Машенька уже успела привести себя в порядок и теперь нежно укачивала малыша.
– Он для этого возит с собой специальную наложницу. К тому же страшный, как смертный грех!
– А кто?
Та выдержала интригующую паузу, но все-таки призналась:
– Его телохранитель.
– Телохранитель! – разочарованно протянула девушка. – Хоть бы уж переводчик!..
– Сердцу не прикажешь.
Рождение малыша обернулось для Машеньки большой радостью… и полной профнепригодностью. Даже будничные ежедневные обязанности выполнять с ребенком на руках несподручно, а оставить его в колыбельке – еще хуже: стоило только младенцу пискнуть, и у горничной все начинало валиться из рук в самом буквальном смысле. Каждый раз при этом она страшно извинялась, затирала лужу, собирала осколки и обещала восполнить ущерб из будущей зарплаты, так что если бы я обращала на это внимание, следующие два года Машенька должна была работать бесплатно… И явно не собиралась останавливаться на достигнутом. Равно как и сидеть сложа руки. В ответ же на мое предложение привязать ребенка к спине на манер индианок девочки посмотрели на меня, как на безумную. Воля ваша, наше дело предложить…