На дне плетенки весело сучил толстенькими ножками розовощекий младенец и доверчиво поглядывал на нас с Ианом блестящими, точно два крупных топаза, глазенками.
– Девочка! – сразу определила я.
– Откуда ты знаешь? – недоверчиво уточнил эльф.
– Смотри, какое личико! Какая улыбка! Точно – девочка!
– Ты знала, что она в корзинке?
– Откуда! Я и корзины-то не видела, пока головой не ударилась.
– Зачем же прыгнула в реку?
– Вообще-то я упала случайно…
– И что теперь с ней делать? – глядя на «киндерсюрприз», задумчиво почесал в затылке Иан.
– Только выбросить, – сокрушенно заметила я, двумя пальцами оттягивая мокрую, перепачканную глиной, илом и травой юбку.
– Обратно в реку?
– Эй, стой! – Я схватила его за руку. – Я не это имела в виду! Не знаю, что обычно делают с детьми, но, кажется, пытаются вырастить из них людей. Если это, конечно, не маленький эльф, гном, орк или тролль…
– А из них кого выращивают?
– Хм… Следуя логике, надо думать, больших эльфов, гномов, орков или троллей…
– И кого ты из нее хочешь сделать?
– Пока не знаю. Поживем – увидим… Ай!
Мокрые, слипшиеся между собой нижние юбки вдруг повели себя крайне странно: вздыбились холмом и принялись хлестать меня по ногам. Что за черт! Я застыла столбом, не зная, что предпринять – отважно хлопнуться в обморок или броситься бежать в лес, на ходу сдирая с себя бунтарские одежды?.. Оказавшийся посмелее Иан приподнял край мокрого подола, и ему прямо в руки прыгнула здоровенная рыбина. Не знаю, что за порода – с ходу отличу разве что селедку или кильку, но это точно была не одна из них. И не щука – знакомый рыбак часто показывал свою фотографию с метровой зубастой зверюгой наперевес.
– А эту – в реку? – уточнил эльф.
– Нет уж, эту – к обеду! – Бурчащий живот напомнил, что он и завтрака еще не видел.
– А что у нас на обед? – оживился мальчишка.
– Рыбка!
– Ух ты! – Он с новым выражением посмотрел на вяло трепещущую плавниками добычу в своих руках.
– Только сперва мы все равно должны найти какую-нибудь деревню, чтобы разжиться солью и молоком. Потрошить рыбу я умею без ножа, через жабры… Только ты ее стукни сперва по голове чем-нибудь тяжелым, чтобы не трепыхалась!
– У меня есть при себе немного соли! А зачем молоко?
– Насколько я знаю детей, малышка скоро захочет есть. И тогда нам всем станет не до смеха… Ты ведь местный и должен знать, где ближайшая деревня.
– Где деревня, я не знаю… Но когда молоко понадобится, оно будет!
Пока я возрождала к жизни погасший костер, Иан, закопавшись в свою суму так, что только уши торчали, извлек на свет божий кисет с крупномолотой солью. Чистка и потрошение в темя битой, но все еще живой рыбы – аттракцион не для слабонервных! Лишенная внутренностей и жабр, натертая солью и нанизанная на прутик, после поднесения к огню она снова принялась крутиться, как живая. Вот о чем надо фильмы ужасов снимать!
Чтобы не видеть этих издевательских извивательств будущей еды, я занялась приведением в порядок порядком подмоченной одежки: платье из паучьей ткани высохло раньше, чем я развела костер, но вот мокрое белье липло, неприятно холодило тело, сковывало движения, да и просто давило к земле уже в силу одного своего веса. Чихнув пару раз, я поняла, что разоблачаться придется. Распяленные на деревянных рогульках вокруг костра нижние юбки сразу придали нашему стойбищу уютный, почти домашний вид: у полянки как будто появились стены. Все-таки я городской человек до глубины души и на открытом пространстве чувствую себя неуверенно…
Постепенно рыбина перестала вихляться и принялась зажариваться, распространяя вокруг себя умопомрачительные аппетитные ароматы… Не может быть, что я пропустила только завтрак – такое впечатление, будто дней пять не ела!
– А-а-а-а! – взревел младенец в корзинке.
До сих пор девочка вела себя на удивление тихо – видно, надеялась, что глупые взрослые сами догадаются накормить ребенка, но в конце концов поняла, что пока нам прямым текстом не скажешь – так и от голода помереть можно…
– Тише, тише, не ори, угомон тебя возьми. – Взяв младенца на руки, я принялась ритмично встряхивать вопящий кулек в тщетной надежде, что он, быть может, замолчит, когда сам собой устанет.
Накормить малышку все равно нечем: под рукой была разве что целая река воды, но поить ребенка прямо такой, некипяченой… Гуманнее сразу задушить, чтобы не мучился. А пока что мучились мы…
– Что ему надо?! – стараясь перекрыть младенческие децибелы, прокричал Иан.
– Есть хочет! – столь же громогласно ответила я.
– А если рыбы дать?
– Ты что! Это же грудничок! Она слишком мала для твердой пищи. Ей нужно молоко!
– Сейчас! – подтянув к себе суму, эльф снова закопался в нее чуть не по плечи, а обратно вылез, сжимая в руках какое-то странное приспособление: на первый взгляд не скажешь даже, что такое – вроде гибрида маленькой гитары и совсем уж крошечной арфы с миллионом струн.
Каким-то хитрым способом зажав девайс между плечом и коленом, Иан взмахнул смычком, который я сперва приняла за маленький лук с двумя тетивами, и заиграл, одновременно перебирая струны пальцами свободной руки.
Пускай придворные менестрели не слишком баловали слушателей разнообразием ритмов и мелодий, но в сравнении с этой волшебной музыкой бледнело любое, самое замысловатое изобретение композиторской мысли начала XXI века… да и всех предыдущих веков моего мира! Даже младенец изумленно притих – чувство голода отступило перед чувством прекрасного… И пусть теперь мне хоть кто-нибудь еще скажет, будто материя первична!
Высокая трава зашевелилась, и на берег, довольно щурясь, медленно вышла большая серая волчица, следом клубками выкатились два лобастых ясноглазых детеныша. Но молока явно хватало и для третьего – поднесенная малышка жадно припала к соскам, не догадываясь, что повторяет судьбу основателей Рима. Когда ребенок наелся, волчица со своим выводком так же неторопливо скрылась в зарослях. Иан отложил инструмент, а я перевела дух, наконец-то почувствовав под собой ноги:
– Ничего себе! Вот это настоящее волшебство! Не то что мои фокусы…
– Ерунда! – Эльф пренебрежительно махнул рукой. – У нас все так могут.
– А ты не мог игрой склонить на свою сторону старейшин? По-моему, они все должны были пойти следом за тобой, как крысы за гаммельнским флейтистом…
– Так остро это действует только на животных. Высшее существо нельзя подчинить музыкой – я даже медведя не возьмусь приманить, они умные… А для тех, кто попроще, одна мелодия – зов голодного детеныша, другая говорит «здесь еда», третья предупреждает об опасности… Специальная музыка побуждает растения быстрее развиваться и отпугивает вредителей… А выпалывать сорняки все равно приходится вручную. – Маэстро с грустью посмотрел на руку с растопыренными артистическими пальцами. Да, чтобы вытурить из деревни человека… цмо… эльфа, который так играет… Видно, рога были на редкость раскидистые.
Я задумчиво смотрела на мальчишку, который сам не сознавал предела своих сил. Не знаю, что там с медведями, а на меня так даже очень подействовало – в обычных условиях, без крепкой решетки между нами, я к настоящему живому волку и на пушечный выстрел бы не подошла, не говоря уже о том, чтобы доить…
– Мне кажется или в тебе что-то изменилось?
– Что именно? – уточнил Иан.
– Вроде вчера ты горбатым не был?..
– Ты же сама сказала «Попробуй»!.. – обиженным тоном заметил эльф, задирая пиджачок. Мама дорогая!..
Приняв мои неосторожные слова за руководство к действию, умник достал из кустов выброшенный корсет и напялил на себя. Чтобы удобнее было зашнуровать – задом наперед. Отчего и горб вырос, и жакетик перекосило, будто не на те пуговки застегнутый.
– Горе луковое! Снимай немедленно. Я же так сказала, гипотетически… В смысле: «Попробуй себе представить»!
– Да, теперь я это себе очень хорошо представляю! А зачем ты лицо пачкаешь?
