Разбойное гостеприимство отличалось хлебосольством: каждому из нас вручили по щербатой миске с деревянной ложкой, в темноте производящих впечатление чистых. Голод – лучшая приправа, после целого дня на ногах и ночных приключений похлебка показалась нам прекрасней любого из изысканных кушаний с королевского стола. Даже Макар в своей волчьей ипостаси, с презрением отодвинув лапой ложку, принялся жадно глотать горячее варево.
– На мне все заживает, как на собаке, – пояснил он, перехватив мой взгляд, – вот и голод собачий.
Похлебка валила с ног почище снотворного. В дороге нам нечасто перепадало отведать горячего – не было котелка. А крестьяне, охотно делясь сухим пайком, не торопились приглашать ведьму к столу вместе с собой. Накрывшись взятым с боем лоскутным полотнищем, Иан с Орлеттой, трогательно обнявшись, посапывали в унисон и убаюкивали Найденку. Муська спала стоя, а Макар с Беляночкой лежали, свернувшись тугими калачиками. Я почему-то думала, что козы тоже стоят во сне…
Но мне не спалось – любопытство глодало почище голодной собаки, подпинывая под бок и не давая ни лежать, ни сидеть спокойно. Устав бороться, я поднялась и пересела поближе к костру.
– А… Можно посмотреть?
Усмехнувшись, атаман задрал подбородок и продемонстрировал покрытую густой жесткой щетиной, но гладкую, без единого шрамика, шею. Я недоверчиво провела пальцем – разбойник фыркнул, сдерживая смех. Даже то, что сделала с распоротым горлом (по слухам, без всякого наркоза) безвестная старуха, моя предшественница в должности разбойной ведьмы, при современном уровне медицины казалось настоящим чудом. В моем родном мире, пожалуй, смогли бы еще убрать внешний шрам, пересадив кусок гладкой кожи с какого-нибудь малозаметного места, но как восстановить связки и голос?!
Видно, последний вопрос я невольно высказала вслух – разбойник снова хохотнул, на этот раз не от щекотки, и с гордостью похвастался:
– Хоть в церковном хоре пой! Только зелено вино теперь душа не принимает, сразу хрипеть начинаю, как прежде. Ребята думают, за это меня Хрипатым и прозвали.
Очень хотелось спросить, что за волшебник и где таким чудесным образом прооперировал атамана (профессиональный интерес!), но было как-то неловко, к тому же я как будто боялась того, что услышу в ответ. Но разбойнику и без наводящих вопросов было что сказать:
– Ты уж прости, ведьмочка, что я у тебя тогда шубу отобрал и гулять не отпускал, – внезапно начал каяться он.
– Ничего, я почти не простыла.
– И за то, что не отпустил тебя на волю, не помог бежать!
– Да я все понимаю – дело-то подневольное, как атаман скажет.
– И за то…
– Прощаю за все, что было!
Мы немного помолчали, глядя на огонь.
– Я тогда долго атамана благодарил, что не бросил, вытащил из-под обстрела на собственном горбу, – неожиданно заявил Хрипатый. – Потом уж он рассказал, как меня стрелой… убило. Помереть бы мне на том самом месте, да ведьмочка не побоялась под стрелы подставиться, зла не попомнила… Потом уж и он вернулся, убедился, что ты дышишь, просто в беспамятстве, да меня тихонько и оттащил. Егеря уж подходили… Я как первый раз после того за шею схватился – сам чуть в обморок не хлопнулся!
– Что, стрела так и осталась торчать?
Он хохотнул:
– Стрелу Тимоха тоже прихватил – она у меня теперь вместо талисмана! – Распустив ворот рубахи, атаман продемонстрировал железный, покрытый зловещим бурым налетом наконечник стрелы, привязанный на суровую нитку по соседству с нательным крестом.
– А может, это было не случайно?
Внезапно как бы со стороны я услышала звук собственного голоса. Хотя, видит бог, думала в тот момент совершенно о другом, вспоминая подробности своего поистине триумфального побега из плена – кажется, тогда между нами с королем черная кошка и пробежала. Хотя какие благоприятные обстоятельства для сближения: благородный герой, благодарная спасенная девушка… Он же как будто обиделся на меня за что-то, а я так ума и не приложу, за что.
Разбойник тоже ломал голову, пытаясь понять, к чему это я клоню.
– Все было кем-то подстроено? – не угадал он.
– Может, это бог не зря решил дать тебе второй шанс? – задал второй наводящий вопрос мой самовольный голос.
Совершенно без участия головы, точно за меня говорил кто-то другой! И в то же время излагал как будто бы мои собственные мысли… Я решила не затыкать рот гласности – глядишь, и сама что-нибудь умное услышу.
– В монастырь, что ли, мне уйти намекаешь? – хохотнул Хрипатый.
– А почему тебе именно эта мысль первой в голову пришла? Ты и сам уже об этом думал?
– С таким послужным списком меня даже в монахи не возьмут! Разве что собственный скит в лесу построить… «Разбойничий».
– Бога чтить, вина не пить и жить «по понятиям», без обмана, без стяжательства, – поддакнула я. Отец Михаил порой просто угнетал своей почти нечеловеческой честностью, но не все же монахи и священники такими бывают. Не будем вспоминать матушку Серафиму… – Даже апостолы из разбойников выходили!
– Ну, уговорила! – Атаман с улыбкой хлопнул лопатообразной ладонью по колену, но глаза его не смеялись. – Вот только получу королевское отпущение грехов и начну у бога отмаливать. А то братья-пустынники навалятся всем миром, заломают и прямиком на суд доставят, скорый да справедливый!
– Заметано. – Я кивнула. – Вот вернусь в Старгород – сразу раздобуду для тебя помилование. И для ребят твоих. Крови на них нет?
– Видит бог! – перекрестился тот. И неожиданно подмигнул: – А что ты баяла, будто вас по дороге уже кто-то ограбил?
– До последней сумки с огурцами! – хихикнула я.
– Любишь огурцы? – отчего-то совсем развеселился Хрипатый. – У нас как раз лишние завалялись! Немного – телега с горкой…
– Краденые? – Вопрос был риторическим.
– И в мыслях не было! – замотал головой вставший на путь исправления бандит, глядя на меня почти что честными, прозрачными, как горный ручей, глазами. – Хозяин сам почему-то в лесу бросил. Как увидел случайно моих ребятушек в кустах, заорал дурным голосом, с телеги соскочил да в ельник и схоронился. Может, желудок прослабило от неожиданности… Только, как мы его ни ждали, обратно так до вечера и не вышел.
Он оказался удивительным рассказчиком – с открытым ртом до самого рассвета я слушала анекдоты и байки о нелегкой, но вольной разбойной жизни, сыпавшиеся одна за другой, точно нумерованные шарики из барабана суперлото – только им было несть числа. Одни истории заставляли смеяться, другие – искренне переживать, и порой отличить правду от вымысла было совершенно невозможно.
Просвет между деревьями сигнализировал о том, что все имеет свое завершение, в том числе и казавшийся бесконечным лес. Предвкушая скорое окончание путешествия, каждый думал о своем: я мысленно подбирала слова прощания, понимая, что дорога в город для разбойников заказана. Орлетта, скорее всего, все еще переживала потерю доспехов. Иан гадал, что ждет его впереди и как выглядит город, в котором он до этого еще ни разу не был. Хрипатый, возможно, вспоминал свою разбойную жизнь…
Внезапно без всякого предупреждения ветки растущего у дороги кустарника без единого звука разошлись в стороны, точно зеленый занавес лесной сцены, и «из-за кулис» на тропинку выскочил… дедушка?! Да за такого дедушку все бабушки планеты должны были сойтись в смертельной схватке! С внучками…
Настоящий лесной бог, сложенный в лучших античных традициях, на вид – не старше тридцати, с буйными кудрями, волной ниспадающими на плечи, и роскошной бородой цвета майской зелени, с неповторимой грацией сделал несколько изящных танцевальных па и так же бесшумно исчез с тропы. Надо было, пожалуй, сказать ему, что в стриптизе раздеваются постепенно… Хотя и так получилось очень эффектно… Даже слишком.
Сзади раздался глухой звук, с каким падает на землю безжизненное тело. Какой все-таки нервный мне попался рыцарь!
