— А то, что заботиться о ком-то означает делать что-то для него, — неужели ты никогда этого не поймешь? — спросила Аврора. Грудь ее вздымалась, и казалось, она вот-вот ужасно рассердится.

— Мне непонятно, почему я не могу узнать, безразлична я тебе или нет?

— Почему мы всегда заостряем внимание на том, что небезразлично мне, а не тебе? — спросил генерал. У него было такое чувство, что происходящее сейчас уже когда-то с ним происходило.

— Все очень просто! Ведь невозможно понять, что тебе безразлично, а что нет, — сказала Аврора. — Ты стерпел уже столько моих обожателей. Я так часто думала, что из-за них ты бросишь меня, да какой там!

С минуту она молчала, пытаясь успокоиться. Генерал просто не знал, что сказать.

— То есть я думала, что ты уйдешь от меня, пока ты еще мог ходить, — добавила она более дружелюбным тоном.

— Ну, а теперь я прекрасно могу ходить, но не собираюсь уходить от тебя, — сказал генерал. — Можешь сама сложить мои вещи, если хочешь избавиться от меня.

Он ждал ответа, но Аврора ничего не сказала. Казалось, она обдумывает что-то, и это не могло не насторожить генерала. Даже в те минуты, когда она была вне себя от бешенства, он предпочитал, чтобы она говорила, а не думала. Когда она думала, ему оставалось только трепетать от ужаса в предчувствии чего-то ужасного, что она скажет или сделает, когда снова заговорит.

— Значит, ты собираешься уложить мои манатки и жить с Джерри? — спросил он, подумав, что именно так она и могла бы поступить, полюбив молодого врача. Он был совершенно уверен, что она в него влюбилась.

— С чего ты взял, что я в кого-то влюбилась? — сурово уставилась на него Аврора. Когда у нее был такой взгляд, глаза ее становились просто огромными! Теперь они были огромные и очень зеленые.

Глядя в ее сердитые глаза, генерал подумал, что лучше бы было подавить в себе желание сделать свое последнее замечание. Более того, ему захотелось забрать обратно все, что он наговорил за последние несколько минут, и, если можно, все те замечания, что он сделал в последние несколько лет. Зачем вообще ему было раскрывать рот и говорить о Джерри Брукнере и вообще о чем бы то ни было, если уж на то пошло. Время от времени, когда он решался открыть рот, он тут же осознавал, что она смотрит на него этими огромными зелеными глазами.

— Просто ты в последнее время выглядишь какой-то счастливой, — предположил он мягко.

Аврора ничего не ответила. Она все так же смотрела прямо ему в глаза, как обычно, выматывая всю душу.

Генерал попробовал придумать, что бы такое сказать, чтобы она хотя бы перестала молчать. Он терпеть не мог тех минут, когда Аврора умолкала. Даже если она все время огрызалась, когда он вообще хоть что-нибудь говорил, это было лучше, чем ее молчание.

— По тебе видно, что жизнь приносит тебе больше радостей, чем прежде, — добавил он. — К тебе вернулась веселость. Было время, когда по тебе не было заметно, что ты вообще можешь веселиться.

— И ты решил, что я могу вновь обрести эту способность, только полюбив доктора Брукнера. Я правильно тебя поняла?

— Да поди же ты к черту! Ты просто выводишь меня из себя! — рассердился генерал. — Я не собираюсь оставаться здесь и терпеть издевательства. Ты все время возвращаешься от своего врача такая счастливая, вот я и подумал, что ты, наверное, влюбилась в Джерри, вот и все. Если это не так, давай забудем, что я вообще это сказал.

— Ни черта подобного! — воскликнула Аврора, но более дружелюбным и менее раздраженным тоном. — Мне нужно тренировать свою память, ты же знаешь. Для психотерапии нужна хорошая память, а кроме этого, я еще работаю над тем, чтобы увековечить память о моей семье.

— Боже мой, неужели ты все еще думаешь об этом? Неужели ты всерьез полагаешь, что сможешь заставить свою память восстановить каждый день своей жизни?

— Если не в одиночку, то, наверное, да, — сказала Аврора. — Но ведь я работаю не в одиночку и не без помощи. У меня остались весьма подробные записи, и я намерена вспомнить абсолютно каждый день своей жизни. Я бы не смогла успешно начать эту работу, если бы я сделала то, что ты только что предположил.

— Что такого я предположил? — спросил генерал. Он понимал: за время этого разговора он много чего наговорил, но что именно он предположил хотя бы пять минут назад, он не имел ни малейшего представления.

— Ты сказал, что у меня появилась способность радоваться жизни, потому что я влюбилась в Джерри Брукнера.

— Фу ты, — возмутился генерал. — Да ведь не пять минут назад я сказал об этом! Мы говорим об этом уже битый час, а ты все не хочешь признать этого!

— Этого? — спросила Аврора. — Слово «этого» относится к твоему немыслимому предположению, что я влюбилась в своего врача?

— Вот именно! Если бы ты сразу же призналась, у нас не было бы этих бесконечных свар. Я думаю, что все эти чертовы ссоры между нами не кончатся до самой моей смерти!

Аврора улыбнулась, и сейчас в этой улыбке было гораздо больше приятного, чем тогда, когда они только начали ругаться.

— Это правда, иногда мне нужно как можно дольше ссориться с тобой, Гектор, — сказала она. — В жизни все так. Как это ни неприятно, но порой только долгие ссоры помогают мне выяснить твое мнение о чем-нибудь.

— Но это же чертово вранье! — закричал генерал. Я всегда говорю тебе обо всем, что, черт бы все побрал, происходит со мной! Я тут же рассказываю тебе обо всем!

— Если бы в мире существовал какой-то Бог — или — в твоем случае — черт, он мгновенно уничтожил бы тебя на месте за такую невероятную ложь, — сказала Аврора. — Видимо, ты выжидал много дней, а то и недель, чтобы выдвинуть эту свою абсурдную теорию о том, что я влюбилась в своего врача?

Генералу пришлось согласиться — это была правда, но вслух он этого не сказал. Почти с самого начала он подозревал, что Аврора может влюбиться в Джерри, но молчал и держал эти подозрения при себе.

— Я ждал подходящего момента, чтобы начать этот разговор, — признался генерал.

— В таком случае ты ждал не слишком долго, — сказала Аврора. — И начал его ты как раз в тот момент, когда я пела, вот поэтому мы и ссоримся.

— Ссора долго не продлится, — заверил ее генерал. — И это потому, что мне все это осточертело. Ты только скажи мне «да» или «нет». Ты полюбила его или нет?

— Судя по тому, что происходит на самом деле — «нет», — сказала Аврора, которую все это рассмешило.

— Ах, нет? — сильно удивился генерал. Он ожидал, что она признается, причем со своей обычной бесцеремонностью, с которой она всегда обсуждала прочих своих мужчин.

— Нет. По крайней мере — пока нет, — уточнила Аврора.

Генерал поразмыслил над этим с минуту и понял, что не услышал ничего хорошего.

— Ты меня не сильно успокоила. И когда же ты собираешься полюбить его? Завтра? На следующей неделе? Ну, если уж ты собралась влюбиться в него — давай, вперед!

— Разумеется, но нельзя же вот просто взять и сделать что-то подобное, — сказала Аврора ласково. — Есть вещи, которые я стараюсь делать как можно быстрей, но нельзя же как можно быстрей полюбить кого-то!

— Мне не нравятся наши ссоры. Лучше бы я и не спрашивал.

— Давно нужно было бы научиться понимать, что можно спрашивать, а что нет. Ты же никогда этому не научишься, дорогой, — сказала Аврора, но увидев, что вид у ее старенького любовника весьма бледный, ненадолго взяла его за руку, чтобы показать, что не хотела его обидеть.

В тот день, когда Аврора решила, что пришло время позволить Паскалю соблазнить ее, она согласилась, чтобы он приготовил ужин для нее у себя дома, ограничив его при этом, к его досаде, одним бокалом вина. Она никогда прежде не позволяла ему угощать ее у себя в квартире, и Паскаль, решив, что наконец его час настал, был очень возбужден. Он с удовольствием позволил бы себе больше вина, во-первых, чтобы успокоить нервы, и, во-вторых, потому, что это было бы весьма кстати, раз уж он приготовил чудесного барашка. Аврора проглотила барашка и крем-брюле с огромным аппетитом, но в отношении вина была тверда.