— Возможно, тут дело в том, сколько сил прикладываешь, — сказала Аврора, решив, что ей совсем не хочется возиться с ремнем безопасности.

— Как тебя понять? — спросил Джерри.

— Нужны силы, чтобы оставаться приличным человеком, — пояснила Аврора. Она вставила ключ и, словно уговаривая машину, несколько раз подергала его. — Не у всех сил хватает. — У меня и то едва-едва их достаточно, — добавила она. — Это труд не для слабых. Просто у Гектора Скотта будут все основания размозжить мне голову клюшкой для гольфа, и знаешь почему? Потому что для того, чтобы вести себя с ним так, как подобает приличной женщине при том, что он оказался в таком положении, требуется столько сил, сколько у меня уже нет. К своему стыду, я израсходовала большую часть своих сил на тебя. А бедняге Гектору почти ничего не осталось — хотя я еще вполне приличная женщина и чувствую себя виноватой в том, что им пренебрегаю.

— Аврора, я чувствую, что кто-то кем-то пренебрегает, — сказал Джерри.

Аврора взглянула на него — он стоял возле ее машины в своих трусиках. На миг он напомнил ей Тедди. Что-то во всем этом было пустым, без сердцевины, что-то такое, что легко могло сломаться. Интересно, подумала она, если не считать Гектора Скотта, привлекает ли ее в людях что-нибудь, кроме их слабостей? Почему бы ей, хоть раз в жизни, не увлечься силой? Почему так много мужчин превращается в какой-то студень, стоит лишь сурово посмотреть на них? Почему при виде человека, который ей нравится или которого она даже любила, у нее возникало чувство одиночества?

— Когда же я увижу тебя? — спросил Джерри. У него было ощущение, что она могла уехать и вообще никогда не вернуться, и от этого он вдруг запаниковал. Он забыл, что ему не хотелось ложиться с ней в постель, забыл о своих мечтах об Элко. Ему не хотелось услышать от Авроры, что она больше никогда не вернется.

— Я не знаю, — сказала она. — Нужно поразмыслить об этом.

— Хорошо бы знать, в чем я виноват? — спросил Джерри.

— Ой, да с тобой все в порядке, — сказала Аврора. — Ты меня очень развеселил, ты просто образцовый любовник.

Она завела мотор и сидела с минуту, не трогаясь с места.

Пока машина не тронулась, она, не отрываясь, смотрела на Джерри, подумав, что такой пристальный взгляд непременно загонит его обратно в дом. Но он просто стоял — молодой, привлекательный, этакий ручной песик, грустный и взволнованный.

— Ты уверен, что ты не из тех, кто на минуточку вышел в магазин, а сам не возвращается и не подает никаких о себе вестей? — спросила она.

Когда она дома рассказала Рози о том, что задала ему этот вопрос, Рози была просто в шоке.

— И что же сказал этот бедняга? — спросила она.

— Бедняга ничего не сказал, — ответила Аврора.

— Боже мой! — воскликнула Рози. — Да что это на тебя накатило?

— Видимо, усталость, — сказала Аврора. Я порой чувствую, что мне в этом несчастном романе приходится быть и на своей и на его стороне.

— Ты обижаешь мужчин даже сильней, чем я, — сказала Рози. — А я-то думала, что хуже меня никого нет. Видно, это не так. И что, на этом вы и расстались? — спросила она, поскольку Аврора не стала распространяться на эту тему.

— Боюсь, что на этом мы и расстались, — ответила Аврора.

Генерал уже начал задаваться вопросом: а рассеется ли вообще когда-нибудь тот мрак, который теперь окутал его жизнь? Аврора перестала исполнять оперы в ванной, что было плохим предзнаменованием. Рози по-прежнему безупречно готовила ему яйца, но после этого на целый день сдавалась на милость телевидения. Какие бы широкомасштабные мероприятия ни проводил он для того, чтобы улестить ее, она отказывалась сыграть с ним хотя бы одну-единственную партию в домино. Он настолько устал, ему настолько наскучил этот мрак, что он даже предпринял попытку пригласить Аврору с Паскалем поужинать с ним и поиграть в карты.

— Ты же его ненавидишь, а он ненавидит тебя, так зачем мне приглашать этого бездельника на ужин? — спросила Аврора. — У меня это может вызвать досаду, и я истыкаю вас обоих ножом, после чего мне придется провести остаток моих дней в какой-нибудь поганой тюрьме.

— Аврора, это — чушь, — сказал генерал. — Нанести человеку серьезный удар ножом очень трудно. Этому нужно учиться. В большинстве же случаев, когда кого-то ударяют ножом, нож попадает в кость, и кровотечение бывает совсем незначительное. Вот и все.

— Да, я уверена, что если бы я ткнула ножом в тебя, то именно так все и произошло бы, — ведь у тебя ничего, кроме костей, не осталось, — съязвила Аврора. — Каждую ночь твои кости вонзаются в меня в пяти-шести местах. А твои локти представляют собой буквально смертельную опасность. Они настолько острые, что я могла бы разделывать ими индюшку.

— Да замолчите вы оба! Может быть, вы еще надумаете пойти и повеситься? — сказала Рози. Они все сидели за завтраком, поджидая Вилли, который упаковывал вещи в комнате у Рози. Вилли отказался лететь самолетом, поэтому в ближайший наркологический диспансер в алабамском городе Хантингтоне его отправляли автобусом. Он был настолько галантен, что предоставил в пользование Рози свой пикап. Насколько помнила Рози, ничего более щедрого, чем этот жест Вилли, ни от одного из мужчин в своей жизни она не видела. А раз уж он так поступил, ее огорчение в связи с его отъездом стало сильнее, чем прежде.

— Да уж, куда какой оригинальный способ поддержать разговор. Впрочем, это вполне в твоем духе, — сказала Аврора. — У меня нет намерения повеситься, но если Гектор чувствует, что ему было бы приятно самому это проделать, я ничего не имею против. Шучу, шучу, — поспешила добавить она, чувствуя, что ее служанка была готова продемонстрировать им что-то вроде грозы с потоками слез. Она пододвинула стул поближе к Рози и обняла ее, но как раз в этот момент та и разразилась потоком слез.

И тут в дверь ввалился Вилли. Он тоже прорыдал последние три дня практически без перерыва. Ему не давала покоя мысль о том, что он едет за границу: никогда в жизни его нога не ступала за пределы Техаса, и ему было трудно поверить, что он просто так сядет в автобус и уедет.

— Это — земля, на которой я родился, и, надеюсь, здесь я и умру, — повторял он уже не в первый раз, рассердив Аврору.

— Веселей, Вилли, — посоветовала она ему. — Умирать не нужно, раз уж ты собрался лечиться.

— Да, но это так далеко от дома, — заныл Вилли. — Зачем мне вообще было пробовать этот героин!

И вот теперь, при виде горестно рыдающей Рози, он и сам зарыдал от горя. Аврора с мрачным выражением на лице прижалась к Рози, маленькое тельце которой сотрясали неистовые рыдания. Генерал смотрел с отвращением — все вокруг него лили слезы, — и пара слез сбежала даже по его щеке. Он знал, что будет скучать по Вилли. Этот малый совершенно ничего ни в чем не понимал, но, по крайней мере, это был мужик, а быть вдвоем еще с кем-то из мужского пола в этом доме после постоянного общения с одними и теми же дураковатыми женщинами было приятным разнообразием.

— Боже мой, — сказал он. — Что это мы все плачем? Он едет всего-навсего в Алабаму. Через полтора месяца он вернется. Столько слез я не видел даже после битвы в Омаха-Бич.

— Гектор, ты что, не понимаешь? — спросила Аврора. — Вилли стал членом нашей семьи, и мы будем ужасно скучать по нему все эти полтора месяца. Неудивительно, что мы плачем.

— Да ты-то не плачешь, — заметил генерал.

— Это потому, что мне предстоит вести машину, — сообщила ему Аврора. — Я не могу вести машину с красными глазами.

— Да ты не можешь водить даже с синими, зелеными или лиловыми глазами, — сказал ей генерал. — Ты просто не умеешь водить машину, и цвет глаз тут ни при чем.

— Гектор, если ты будешь вызывать меня на скандал в столь трагический момент, ты об этом пожалеешь, — пригрозила ему Аврора.

— В каком городе мне нужно пересаживаться на другой автобус? — спросил Вилли, вытирая слезы салфеткой. — А если я просплю? Куда я тогда доеду?