Это было жестоко, но даже женщина, находившаяся в доме за несколько футов от него, не имела для Винсента никакого особого значения. Он не стал бы не умирать за нее, ни убивать ради нее. В действительности, он о ней практически и не думал. Он любил только лишь одну женщину, и она навсегда останется той единственной, которую он будет любить.

Была одна из тех весенних ночей, которым всегда радовалась Маура – она открывала настежь все окна, впуская в дом теплый бриз. Обычно он жаловался на то, как душно становилось из-за этого в доме. В те времена он был очень вспыльчивым, и ему очень часто хотелось вернуться в прошлое и стереть свои резкие слова.

Del senno di poi son piene le fosse. Задним умом мы все крепки.

Он прошел к парадному входу и, позвонив в дверь, закатал рукава своей светло-голубой рубашки. Из дома до него доносились звуки каблуков, сменившиеся звуками щелкнувшего замка.

Дверь открылась. Перед ним стояла улыбающаяся женщина, губы которой были накрашены яркой, красной помадой.

– Привет, Винсент. Тебя давно не было.

Он кивнул в знак приветствия, и она отошла в сторону, позволяя ему пройти в дом.

– Не желаешь вина? – спросила она, когда он прошел в гостиную.

– Конечно, – ответил Винсент, присаживаясь на ее черный кожаный диван. Он уже давно не употреблял алкоголь, но понимал, что было бы невежливо отказывать. Она никогда ничего не говорила о том, что он ничего не пил.

– Пожалуйста, – сказала она, заходя в гостиную с бокалом красного вина. Он принял бокал, и женщина улыбнулась, сев рядом с ним. Поднеся бокал к носу, он вдохнул аромат вина. Мауре всегда нравилось красное вино.

– Надолго ты в городе на сей раз? – спросила она, делая глоток из собственного бокала.

Винсент пожал плечами.

– Полагаю, до тех пор, пока мне не разрешат уехать.

Она не питала никаких иллюзий по поводу реалий подобного стиля жизни. Она была знакома с этой жизнью с самого рождения, будучи principessa della mafia. Отец женщины был консильери, поэтому Селия нянчилась с ней, пока она росла. Она понимала, что Винсент не может говорить о том, чем занимается, поэтому никогда не задавала ему вопросов. В действительности, беседы между ними обычно сводились к минимуму. В их взаимоотношениях не было ни заблуждений, ни недоразумений.

– Ты голоден? – спросила она.

Он посмотрел на нее, обводя взглядом ее тело. Она была одета в черное обтягивающее платье, которое было настолько коротким, что ему была видна кружевная резинка ее черных чулок. У нее была загорелая кожа и темно-каштановые волосы. Ее глаза были необычного светло-коричневого оттенка с небольшими зелеными крапинками. Зеленый цвет напоминал ему о глазах, в которые он смотрел каждую ночь на протяжении многих лет.

Он отвел от нее взгляд.

– Конечно.

Они поужинали под аккомпанемент ее рассказов, и допили бутылку вина. Винсент только лишь слушал ее и в нужные моменты кивал.

После ужина Винсент прошел к окну и выглянул на улицу, пока она убирала со стола. Вечер был безоблачным, звезды и луна освещали задний двор. Ее дом был обнесен забором, отгорожен от остальной части шумного чикагского района. Двор ее дома был совершенно не похож на тот двор, который был у его чикагского дома, расположенного в нескольких милях отсюда. В их дворе по-прежнему имелся выстроенный на дереве шалаш, в котором играли в детстве его дети.

Он услышал, что она подходит к нему, звук ее каблуков оборвался позади него. Он увидел в окне ее отражение. Она обольстительно улыбнулась, проводя руками вверх по его спине. Она начала поглаживать его плечи, разминая их.

– Винсент, ты всегда так напряжен.

Он тихо вздохнул.

– Именно поэтому я к тебе и приезжаю. Ты знаешь, что именно мне нужно.

Согласившись с ним, она запустила руки под его рубашку, слегка царапая длинными ногтями его кожу. Маура никогда не отращивала ногти, подстригая их как можно короче – порой дело доходило до того, что у нее шла кровь.

Она начала расстегивать его рубашку, нежно прижимаясь губами к его шее. Ее дыхание было теплым, поцелуи из-за помады были липкими.

– Думаю, я знаю, что тебе сейчас нужно.

* * *

Это длилось недолго. Это всегда быстро заканчивалось. Через час Винсент был снова одет и направлялся к двери.

– Grazie. Было чудесно, как и обычно.

– Всегда к твоим услугам, – ответила она, вставая на носочки для того, чтобы поцеловать его в щеку. – Береги себя, Винсент.

* * *

Когда Винсент выехал с подъездной дорожки и направился в сторону шоссе 290, часы на приборной панели его машины показывали практически полночь. Прошло около получаса до того, как ему встретился по дороге еще открытый магазин. Припарковавшись, он зашел внутрь и, пройдясь по залу, наконец, обнаружил небольшую витрину с цветами. Купив букет из различных цветов, он вернулся в машину и поехал дальше. Он свернул на извилистую дорогу, проходившую возле склона холма, и бросил взгляд на табличку, минуя центральные ворота – кладбище «Маунт Кармел».

Выключив двигатель, он взял цветы и вышел из машины. Он шел по траве, минуя могилы тех, кому удалось прожить свои жизни. Здесь были похоронены все члены семьи Капоне, могилы дюжин других членов мафии были рассредоточены по всему мемориальному комплексу. Когда-нибудь обретет здесь свой покой и он сам, его похоронят рядом с женой.

Он остановился, заметив нужное надгробие. Грудь сжалась от боли. Он опустился на колени рядом с могилой, возлагая на нее цветы и проводя рукой по имени, выгравированном на холодном мраморе. Он вздохнул, закрыв глаза. Ему не нужно было читать то, что было написано на надгробии – он видел его столько раз, что его образ навсегда остался в его памяти.

Маура ДеМарко

Апрель 1965 – Октябрь 1996

«Ama, ridi, sogna – e vai dormire»[17]

– Моя милая Маура, – начал Винсент. – Я знаю, что прошло уже несколько месяцев, но я чувствовал себя так, будто не заслуживаю того, чтобы навещать тебя. Как ты, должно быть, разочарована.

Он сел на траву, не сводя взгляда с нижней строчки, выгравированной на надгробии.

– Ama, ridi, sogna – e vai dormire, – прошептал он сдавленным голосом, смотря в темноту. – Люби, смейся, мечтай – и отправляйся на покой. Именно так ты и прожила свою жизнь, и я пытаюсь следовать твоему примеру.

Его взгляд затуманился слезами.

– Знаешь, я забрал ее. Я, наконец-то, забрал ее для тебя, но тебя уже нет. Где бы ты ни была, я надеюсь, что ты видишь ее.

Он цинично рассмеялся, качая головой, когда слеза выскользнула из уголка его глаза.

– Наверное, ты злилась на меня, когда я запер ее в комнате. Вероятно, ты была расстроена практически так же сильно, как и в тот день много лет назад, когда я… – он замолчал, не имея сил произнести эти слова вслух. – Ты ведь знаешь, что я практически сделал в тот вечер, что я пытался сделать в тот вечер… в тот вечер, когда я убил их. Я знаю, что ты наблюдала за мной, и что именно ты остановила меня. Ты спасаешь ее даже после своей смерти. Я могу представить, как ты стоишь рядом со мной и хмуришься – точно так же, как ты обычно делала, когда злилась на меня. Я терпеть не мог тебя разочаровывать, но я что бы я только не отдал ради того, что увидеть вновь это выражение лица. Хотя бы еще один раз, на одно короткое мгновение.

Винсент помолчал, смотря на цветы. Маура никогда не любила помпезности – полевые цветы подошли бы ей лучше всего.

– Думаю, теперь с девушкой все в порядке. Пока что со всеми нами все в порядке. И я пытаюсь найти способ сохранить подобное положение вещей. Она растет и постепенно встает на ноги. Порой она так сильно напоминает мне тебя. И это так тяжело, гораздо тяжелее, чем ты могла бы себе представить.

Он вытер глаза тыльной стороной руки, стирая слезы. Посещение кладбища всегда оборачивалось слезами.