– Мама! – кричала она. – Мама, смотри!

Вздохнув, ее мама развернулась, ее лицо было покрыто потом.

– Что случилось, Хейвен? Я занята.

– Смотри, мама, – повторила она, останавливаясь возле стойла, в котором рядом с лошадью стояла ее мама. Хейвен показала ей куклу, беспечно смеясь. Никогда еще в своей жизни она не чувствовала себя такой счастливой. – Это я, мама!

Глаза ее матери расширились от паники, когда она увидела игрушку.

– Где ты ее взяла? Ты должна вернуть ее назад.

– Нет, мама.

Выйдя из стойла, ее мама попыталась забрать у нее куклу.

– Отдай ее мне, Хейвен. Ты же сама все прекрасно знаешь.

– Нет.

– Хейвен Изадора, отдай мне ее сейчас же!

Хейвен спрятала куклу за спину, неистово качая головой. Она больше не чувствовала себя счастливой. Теперь она ощущала раздражение. У нее никогда еще не было игрушек, и никто не заберет у нее эту куклу – даже ее мама.

– Нет, она моя! Она подарила ее мне! Не тебе!

– Кто подарил ее тебе?

– Мой ангел, мама. Она сказала, что это я. Она подарила мне подарок!

Ее ангел. Она снилась Хейвен много лет – красивая женщина в белом платье, которое сияло под раскаленным солнцем. Хейвен попыталась снова воскресить в своей голове ее образ, но неподалеку от нее кто-то прочистил горло, вырывая Хейвен из размышлений. Подняв голову, она увидела стоявшего в дверях спальни Кармина. Она не могла оценить в полной мере его настроения, но он определенно не улыбался.

Убрав куклу в ящик, Хейвен закрыла его.

– Прости. Мне не следовало трогать твои вещи.

Он ничего не ответил, и его молчание заставило ее нервничать еще больше. Она начала покусывать нижнюю губу, боясь его реакции. Он резко протянул к ней руку. Хейвен вздрогнула, но он только лишь провел кончиками пальцев по ее рту, освобождая ее нижнюю губу из плена зубов.

– У тебя пойдет кровь, если ты продолжишь так делать, – сказал он, выражение его лица смягчилось. – Моя мама делала этих кукол для детей, которые приходили в центр, в котором она работала. Многие дети часто переезжали с места на место, поэтому у них было мало собственных вещей. Она говорила, что кукол легко хранить у себя, учитывая то, что они такие маленькие.

Еще их легко спрятать. Хейвен удавалось хранить у себя куклу на протяжении многих лет, и ее хозяин не знал о том, что она у нее есть.

– Я уверен в том, что она, скорее всего, что-то им покупала, но она всегда считала, что простой и личный подарок был самым лучшим.

– Она права, – сказала Хейвен. – Так и есть.

Кармин вздохнул, смотря туда, где лежала маленькая кукла.

– Несколько месяцев назад я не согласился бы с этим.

– А теперь?

Он снова закрыл ящик.

– А теперь все иначе.

Хейвен сжимала в руке карандаш, лежа поперек своей кровати и набрасывая эскиз на листе бумаги, лежавшем первым в стопке перед ней. Остановившись, она оценила взглядом серые линии, и, скомкав лист, швырнула его на пол. Почувствовав усилившееся раздражение, она перевела взгляд на очередной чистый лист бумаги.

Она была занята рисованием уже несколько часов, пол ее комнаты был усыпан скомканными шариками белой бумаги. Она никак не решалась их пересчитать, испытывая вину за такое расточительство. Бумага производилась из древесины, и, несмотря на то, что Дуранте от недостатка деревьев явно не страдал, Хейвен полагала, что нельзя было считать их чем-то недостойным людского внимания. Деревья жили и дышали, им приходилось столько всего переносить, но они все равно выживали, становясь сильнее и гуще, несмотря на условия, в которых они росли.

Глупо ли было иметь настолько высокое мнение о природе? Вероятно, да, но Хейвен думала о природе именно так.

Она набросала еще один рисунок, и неприязненно скомкала его. Она отшвырнула его от себя, и листок бумаги, врезавшись в стену и отскочив от нее, приземлился с глухим ударом на пол.

Минуло уже несколько недель с тех пор, как они прибрались в комнате Кармина, и, по большей части, ему удавалось поддерживать в ней порядок, но время от времени он все же возвращался к своим старым привычкам. Хейвен день-два не обращала внимания на разбросанные вещи, но затем все же подбирала их и раскладывала по своим местам. В такие моменты Кармин ворчал, говоря о том, что в этом не было необходимости, но он никак не касался того факта, что теперь она делала это самостоятельно, не спрашивая разрешения.

Бросив взгляд на лежавший перед ней чистый лист бумаги, Хейвен вздохнула, отбросив карандаш в сторону. Собрав скомканные листы и выбросив их в мусорную корзину, она направилась на первый этаж.

Шла уже середина декабря и наступившая пятница была последним учебным днем перед наступлением у Кармина зимних каникул. Хейвен предвкушала то, что теперь он каждый день в течение нескольких недель будет проводить дома, но причина этого вызывала у Хейвен смешанные чувства. Близилось Рождество, но она могла думать только лишь о своей маме, оставшейся в Блэкберне. Она помнила то, как ее мама, сидя в конюшне, смотрела на утопающее в ярких огоньках ранчо, желая быть часть хоть чего-нибудь. Это было единственное время года, когда ее маме не хотелось наблюдать за всем со стороны.

Хейвен прекрасно знала это чувство, и теперь она разрывалась между грустью, причиной которой было то, что ее мамы больше нет рядом с ней, и радостью от того, что она, наконец-то, сможет быть частью праздника.

Семья ДеМарко практически не украшала дом, если не считать искусственной рождественской елки, которую они вместе достали из коробки, но Хейвен помогла Кармину развесить огоньки. В течение последующих нескольких дней в доме появилось еще несколько цветных украшений, а Тесс повесила в дверном проходе омелу. Ее было совсем немного, но Хейвен заметила, что смотрит на нее всякий раз, когда заходит в гостиную.

В течение последних нескольких недель доктор ДеМарко часто отсутствовал. Зачастую он возвращался домой к рассвету, заезжая только лишь для того, чтобы переодеться. Хейвен не задавала никаких вопросов, поскольку это был не ее дом, но она сочла странным то, что он так часто оставлял ее одну.

Возможно, он, наконец-то, поверил в то, что она больше не попытается сбежать?

Она, как и прежде, готовила по вечерам ужин, хотя доктор ДеМарко обычно и не приезжал домой ужинать. В его отсутствие она начала каждый вечер ужинать за одним столом с Кармином и Домиником. Благодаря их усилиям, она чувствовала себя так, словно это место действительно было ее домом. Не сказать, чтобы иногда не возникали неловкие моменты – в те вечера, когда доктор ДеМарко приезжал домой на ужин, он не обращал на Хейвен совершенно никакого внимания, словно ее н не было. Иногда она ловила на себе его взгляды, от которых ей становилось не по себе – будто он к чему-то готовился, но в итоге ничего так и не произошло.

Взяв с кухни колу и сделав глоток, Хейвен услышала, как к дому подъехала машина. Знакомый ей «Mercedes» остановился возле крыльца, и доктор ДеМарко прошел прямиком в дом.

Его голос разрезал тишину дома, когда он зашел в фойе, прижимая телефон к уху. Стянув с себя пальто, он заметил Хейвен. Его взгляд был прикован к ней, пока он заканчивал свой телефонный разговор.

– Ты не могла бы подняться в мой кабинет? Я сейчас подойду.

Несмотря на то, что он позиционировал это как вопрос, Хейвен понимала, что ответ здесь мог быть только лишь один. Она, занервничав, прошла в его кабинет и опустилась в кресло, стоявшее напротив его стола.

В комнате стояла полнейшая тишина, нарушаемая только лишь тиканьем настенных часов, находившихся позади Хейвен, и ей показалось, что прошла целая вечность до того момента, когда она услышала поднимающиеся по лестнице шаги. Ее сердце пропустило несколько ударов, пока доктор ДеМарко приближался к кабинету, и она рефлекторно задержала дыхание, когда он зашел внутрь.

Он остановился прямо перед ней, держа большой тупфер и пластиковый контейнер. Распечатав тупфер, он выбросил обертку и присел перед ней, опустившись на колени с резким звуком, заставившим Хейвен вздрогнуть.