– Ты играешь.

– Присоединишься? – спросил Кармин, указывая жестом на скамейку.

После того, как Хейвен заняла место рядом с ним, он начал наигрывать мелодию «Мерцай, мерцай, звездочка». Доигрывая последние ноты, он посмотрел на Хейвен, замечая стоявшие в ее глазах слезы.

– Нельзя так много плакать.

Она улыбнулась.

– Это слезы радости.

– Здорово, но все равно… заработаешь себе обезвоживание, если продолжишь плакать, – сказал Кармин, пожимая плечами, когда Хейвен рассмеялась. – Да, я не силен в этом.

Опустив ладонь на щеку Кармина, Хейвен наклонилась к нему. Их поцелуй был нежным, и, в то же время, страстным.

– Черт, колибри, – выдохнул Кармин, когда она отстранилась. – Чем я это заслужил?

– Люблю слушать, как ты играешь.

– Я не так уж и хорош, – заметил Кармин. – В детстве я брал уроки всего лишь два года. Я знаю, наверное, песни четыре.

– Они мне нравятся, – сказала Хейвен. – Гитара мне тоже нравится, но особенно я люблю, как ты играешь на рояле.

Кармин рассмеялся.

– Хочешь научиться играть?

– Нет. Мне нравится музыка, но я сомневаюсь в том, что…

– Да брось. Если ты можешь карабкаться по деревьям, то и песню ты сможешь сыграть.

– Хорошо, – согласилась она нерешительно. – Я боюсь испортить твой рояль.

– Не глупи. Ты его не испортишь. Кроме того, все мое – твое. Можешь дотрагиваться до чего пожелаешь.

– Правда? – спросила она игриво, смотря на него и улыбаясь.

– Разумеется, – ответил Кармин, придвигаясь ближе. – В любое время, в любом месте.

Рассмеявшись, она шутливо оттолкнула его, когда он провел рукой вверх по внутренней стороне ее бедра.

– Не сейчас, не здесь.

– Хорошо, тогда давай поиграем, – сказал Кармин, подняв руки в знак капитуляции.

У Хейвен дрожали руки, пока они с Кармином разучивали мелодию. Сыграв ее дважды, она решила попробовать еще раз, но сбилась уже на третьей ноте. Потребовалось некоторое время на то, чтобы она смогла выучить самые простые ноты, и, ко всему, мелодия которую она играла, не получалась ни гармоничной, ни плавной, однако улыбка на ее лице компенсировала для Кармина все расстройство.

Начиная заново, Хейвен вновь сбилась после нескольких первых нот и тяжело вздохнула. Продолжив, она резко нажала на клавиши, когда позади них раздался знакомый им обеим голос.

– Моцарт?

Оборачиваясь, Кармин едва не упал со скамейки.

– Боже мой, Коррадо! Нельзя так подкрадываться.

Приподняв брови, Коррадо повторил свой вопрос.

– Моцарт?

– Думаю, можно и так сказать. У него были некоторые вариации этой мелодии.

– Mi ricorda tua madre, – сказал Коррадо, переводя взгляд на Хейвен.

Это напоминает мне о твоей матери.

Кармин побледнел, услышав эти слова.

– Что?

Коррадо продолжал наблюдать за ними, не произнося больше ни слова. Помолчав, он снова заговорил.

– Sei felice?

Кармин медленно кивнул.

– Да.

Заметив, что Хейвен смотрит в пол, Кармин вспомнил о том, что она не знала итальянского и, соответственно, не поняла ни слова из того, что сказал Коррадо. Он даже представить не мог, как именно она могла истолковать услышанное.

– Я люблю ее, – сказал он, желая унять ее беспокойство. – Больше всего на свете.

Кивнув, Коррадо покинул гостиную. После того, как он скрылся из виду, Кармин развернулся к Хейвен.

– Хочешь еще поиграть?

Хейвен покачала головой.

– Что он сказал?

– Он спросил, счастлив ли я с тобой. Ничего важного, – Кармин вздохнул после того, как последние слова сорвались с его губ. – Я не имею в виду того, что это неважно, или что ты для меня неважна, потому что это не так. Я говорю о том, что это был пустячный вопрос. В смысле, это, разумеется, не пустяк, но…

Хейвен прикрыла ему рот ладонью, заставляя его замолчать.

– Я поняла, Кармин. Я тоже тебя люблю.

* * *

Когда на дом опустилась ночь, он стал похож на кладбище – столь же тихое и безмолвное. Винсент сидел в своем кабинете, смотря на стоявшую перед ним тарелку. Отрезанного куска торта хватило бы для того, чтобы распробовать его вкус, однако одна лишь мысль о том, чтобы откусить от него хотя бы кусочек вызывала у Винсента тошноту.

Маура всегда пекла итальянский кремовый торт. Он был у нее любимым.

Достав золотое кольцо, висевшее на цепочке, Винсент провел по нему мизинцем. Металл показался ему холодным, однако ничто не могло сравниться с тем холодом, который он ощущал в своей душе.

Посмотрев на торт еще несколько мгновений, он поднял тарелку и выбросил ее в мусорную корзину. Тарелка ударилась о дно пустой корзины с громким лязгом, однако Винсент ни капли не пожалел о том, что сделал. Убрав цепочку с кольцом под рубашку, он поднял со стола стопку бумаг.

Рентгеновские снимки, медицинские заключения, сломанные кости, швы. Заболевания, сыпи, инфекции, вирусы. Все это неимоверно удручало – один ужаснейший диагноз сменял другой – однако Винсент все равно предпочел работу мрачным мыслям, царящим в его голове.

Он разрушил множество жизней. Погубил множество людей. Но, несмотря на это, существовало и бесчисленное множество тех, кого он спас. И, каким бы уставшим он себя ни чувствовал, он понимал, что среди всех этих бумаг должен был существовать хотя бы еще один человек, для которого он мог бы отсрочить встречу со смертью.

Хотя бы на какое-то время.

* * *

На следующее утро – уже третье к ряду – Кармин вновь проснулся в одиночестве. Надев штаны, он побрел к лестнице. Он остановился посреди библиотеки, услышав смех Хейвен, доносившийся из спальни Доминика. Подойдя к двери и обнаружив, что та была заперта, Кармин принялся колотить по двери.

– Убирайся! – крикнул Доминик. – Мы заняты!

– Что значит «заняты»? – спросил Кармин, нахмурившись.

– То и значит, бро, – проорал Доминик в ответ. – Моя очередь. Сейчас я хорошенько ударю, дабы ты поняла, как это делается.

По ту сторону двери раздался громкий хлопок, во время которого Хейвен вскрикнула. Кармин начал еще сильнее колотить по двери.

– Я выломаю дверь, если ты не впустишь меня!

– Возможно, он мог бы к нам присоединиться, – предложила Хейвен.

– Нет! Он и без того вечно монополизирует твое время, а это не «Монополия», twinkle toes. Не лишай меня шанса повеселиться с тобой.

Схватившись за ручку, Кармин начал ее вертеть.

– Открой дверь!

– Прости! Возвращайся, когда мы закончим.

– Чем вы там, блять, занимаетесь?

– У нас тут «Беда», чувак, – ответил Доминик. – Всего лишь «Беда». Иди сюда, Хейвен. Дай руку, я покажу тебе, как нужно ею двигать.

Кармин толкнул дверь плечом, однако та отказывалась поддаваться.

– Зачем ты ее трогаешь? Что ты ей там показываешь?

– Сильнее, – инструктировал Доминик, игнорируя своего брата. – Да, вот так. Нет, стой, куда ты, Хейвен?

– Я впущу Кармина, – ответила она. – Возможно, ему тоже захочется поиграть.

– О, он испортит нам все веселье!

– Он ничего не испортит, – ответила она серьезно. Открыв замок и повернув ручку, она открыла дверь. Кармин нахмурился, заметив, что его брат лежал на полу, вытянув перед собой ноги.

– Сказал же тебе – «Беда». Мы играем в «Беду», – ответил Доминик, указывая на настольную игру. – По крайней мере, играли до тех пор, пока ты не вломился. Вечно завидуешь. Ты и так уже заграбастал себе все «Марио», читер. Решил и это у нас отобрать?

– Сам ты читер, – ответил Кармин, кивая в сторону игры. – Доигрывай, детка, а то у него сейчас истерика случится.

Когда Хейвен опустилась на пол и села рядом с Домиником, тот закинул ей руку на плечо и надул губы, словно ожидая от нее поцелуя. Закатив глаза и пройдя в комнату, Кармин закрыл дверь.

Он больше не позволит брату спровоцировать себя.

Взяв пульт от телевизора брата, Кармин принялся бесцельно переключать каналы, в то время как Доминик и Хейвен продолжали игру. Остановившись на новостях, он погрузился в свои мысли. Однако раздавшийся голос Хейвен моментально насторожил его.