Если бы подобное было возможно, то Кармин вновь стал бы восьмилетним мальчиком, который уговорил бы свою маму дождаться отправленной за ними машины. Они не остановились бы в той аллее, и его мама была бы жива.

Он вновь стал бы шестнадцатилетним и убрал бы свой пистолет подальше вместо того, чтобы ехать в ярости к дому своего лучшего друга. Прошлое должно оставаться прошлым, открытому противостоянию он предпочел бы мир, и, в итоге, не стал бы ранить словом и делом всех, кто его окружал.

Став семнадцатилетним, он бы вновь оказался на кухне своего дома и попросту вытер бы разлитый апельсиновый сок, и не напугал бы Хейвен так сильно, что она едва не потеряла сознание. Он не стал бы винить странную девушку, и, возможно, гораздо раньше познал бы любовь.

Он вернулся бы в Блэкберн и рассказал бы маме Хейвен о том, что они собираются забрать ее с собой, дабы она знала, что ее страданиям пришел конец. Возможно, тогда она предпочла бы жизнь смерти. Возможно, тогда Хейвен не лишилась бы матери.

Если бы время и пространство было нам подвластно, то Кармин побывал бы во многих местах и многое сделал бы иначе, но одно он оставил бы неизменным – он не отказался бы от того, что сделал ради спасения Хейвен.

Самопожертвование. Он научился этому у матери, которая рассталась с жизнью ради маленькой девочки. Он научился этому у отца, который отдался во власть организации для того, чтобы быть с любимой женщиной. Он научился этому у Коррадо, который рискнул своей жизнью для того, чтобы избавить их от очередного горя.

Самопожертвованию научил его и Николас, который помог едва знакомому человеку и не получил ничего взамен. Ничего, кроме пули, прервавшей его короткую жизнь.

Если бы Кармин мог вернуться в прошлое, он извинился бы перед Николасом в день их последней встречи.

Жизнь – это борьба, и она была бы куда проще, если бы могли менять прошлое, но это не так. Что сделано, то сделано, как бы трудно нам ни было с этим смириться.

Однако порой людям дают второй шанс. У них есть возможность попытаться вновь. Многие лишены подобной возможности, но у Кармина было время.

Время на то, чтобы все исправить. Время на то, чтобы исцелить душу.

– Кармин?

Услышав свое имя, Кармин обратил внимание на учителя истории Америки – миссис Андерсон – и испытал странное ощущение дежа вю, заметив ее ожидающий взгляд. В прошлый раз ему не удалось сдать ее предмет, поэтому в выпускном классе он вновь посещал ее уроки для того, чтобы получить аттестат, на получение которого он уже не рассчитывал. Он пропустил целый месяц учебы и лишился своего места в футбольной команде.

– Да?

– Ваша очередь.

Вздохнув, он поднялся со своего места и направился к доске, заметив, что все взгляды учеников были устремлены на него. Они впервые оказался на уроке вместе с ними, поскольку все они были на год младше него, но, несмотря на это, они были наслышаны об его прошлых выходках. Они ожидали от него очередного шоу – новой выходки – однако мысли Кармина были заняты другим.

Искупление. Шанс все исправить.

– Битва при Геттисберге произошла под Геттисбергом, Пенсильвания в тысяча восемьсот каком-то там году. Неважно, в каком именно.

Миссис Андерсон собиралась было возразить, однако Кармин продолжил свой ответ, лишив ее такой возможности.

– Это сражение сочли переломной точкой Гражданской войны, и президент Линкольн произнес по этому случаю напыщенную речь. Кого-нибудь на самом деле волнует, как именно она называлась? Меня – нет. После того, как война окончилась победой Севера, Конгресс принял тринадцатую поправку к Конституции США, которая освобождала рабов. Поправка запрещала владение людьми, и бла-бла-бла, но это было пустой тратой времени. Все это. От и до. Полнейшая бессмыслица.

– Кармин?!

Не обратив на учителя никакого внимания, Кармин продолжил.

– Люди гибли ради этой поправки, но в итоге она оказалась бесполезной, поскольку от нее никакого толку, если она не будет проведена в жизнь. А они закрывали на нее глаза, воротя нос и утверждая, что это не их проблема, но это не так. Это касается каждого. Они могут заявлять о том, что рабству давно положен конец, но это их слов реальность нисколько не меняется. Люди лгут. Они расскажут вам о том, что, по их мнению, вам хочется услышать, и вы поверите им. Они сделают все, что угодно для того, чтобы вы не замечали ущербности своей жизни.

– Достаточно, Кармин.

– Ладно, оставайтесь наивными. Верьте тому, что пишут в учебниках. Верьте тому, что желает услышать от меня миссис Андерсон. Верьте в то, что мы живем в стране свободных, и в остальную чушь «Знамя, усыпанного звездами». Верьте политикам и президенту-освободителю, которые рассказывали и рассказывают вам о том, что рабства больше не существует. Но я не стану в это верить, потому что в таком случае мы все, блять, будем неправы, а кто-то просто обязан быть прав.

Когда миссис Андерсон встала из-за учительского стола, Кармин едва заметно улыбнулся. Возможно, класс все-таки дождался от него шоу.

Собрав свои вещи, он направился к двери, зная, что миссис Андерсон выгонит его из класса. Пройдя по пустому коридору, Кармин направился в сторону кабинета администрации школы. Зайдя в кабинет, он увидел директора Рутледжа, который стоял возле стола секретаря. Заметив Кармина, директор с удивлением посмотрел на него.

– Опять проблемы?

– У меня? Проблемы? Конечно же, нет.

Директор Рутледж вздохнул.

– Давно не виделись.

– Я знаю, но не переживайте… это последний раз, когда Вам приходится меня лицезреть.

* * *

Стоя на кухне, Хейвен готовила себе ланч, когда к ней присоединился доктор ДеМарко.

– Ты не могла бы зайти в мой кабинет, когда у тебя появится свободная минутка?

Хейвен кивнула, занервничав при мысли о том, зачем он мог пригласить ее в свой кабинет. Почувствовав, что ее аппетит внезапно пропал, Хейвен завернула сэндвич и убрала его в холодильник. Несмотря на то, что доктор ДеМарко крайней редко покидал дом в последнее время в силу того, что администрация больницы расторгла с ним трудовой договор после новостей об его аресте, Хейвен крайне редко беседовала с ним.

Поняв, что отсрочивать неизбежное невозможно бесконечно, она поднялась на второй этаж и едва слышно постучалась. Услышав, что доктор ДеМарко пригласил ее войти, Хейвен открыла дверь.

– Присаживайся, – сказал доктор ДеМарко, указывая на кресло. – Как ты?

Опустившись в кресло, Хейвен с опаской посмотрела на него.

– Все в порядке, сэр.

– Правда? – спросил он, приподняв брови. – Не похоже на то, что у тебя все в порядке.

Не сводя взгляда с доктора ДеМарко, Хейвен задумалась над ответом.

– Я держусь.

– Воспоминания возвращаются?

Хейвен кивнула, испытывая тревожное чувство из-за того, к чему могла прийти их беседа.

– Я не знаю, каким именно воспоминаниям следует верить. У меня часто случались галлюцинации.

– Мне не следует интересоваться подробностями, но, если у тебя есть вопросы, я готов на них ответить.

На мгновение Хейвен задумалась над его предложением.

– Я правда principessa?

Облокотившись на спинку своего кресла, доктор ДеМарко посмотрел на Хейвен с интересом.

– Формально – да. Моя жена слишком близко подошла к раскрытию этого секрета, поэтому ее и убили.

Хейвен ощутила всепоглощающее чувство вины.

– Из-за меня.

– Нет, не из-за тебя, – возразил доктор ДеМарко серьезным тоном. – Она погибла ради тебя.

– Есть какая-то разница?

– Да, – ответил он. – Некогда я винил в ее гибели тебя, считая, что она погибла из-за тебя. Мне потребовалось много времени, дабы понять, что моя ярость не имела под собой никаких оснований. Существуют люди, которых я по праву могу винить в ее гибели, но ты не входишь в их число. Жаль, что я не осознал этого раньше. Возможно, мы оба испытали бы куда меньше боли.

Хейвен ошарашено смотрела на доктора ДеМарко. Сделав короткую паузу, он продолжил.