Кармин заперся в своей спальне, одолеваемый различными эмоциями. Ужас. Шок. Любовь. Скорбь. Признательность. Гнев. Раскаяние. Все эти чувства были настолько сильными, что ему казалось, будто его вот-вот стошнит.

– Блять!

Он пнул кровать, проходя мимо нее, и дернул себя за волосы с такой силой, что кожа его головы начала пульсировать. Ему казалось, что на его грудь давит целая тонна веса, едва не раздавившая его силой свалившейся на него правды.

Это была Хейвен. Именно из-за нее его жизнь рухнула.

Он начал расшвыривать по сторонам попадавшиеся на глаза вещи, пытаясь избавиться хотя бы от некоторой части того, что так сильно на него давило. Его мысли путались, пока он искал виноватого, пытаясь обнаружить логику там, где ее не было. Все казалось таким простым, так почему же он чувствовал себя так, словно все это было чертовски сложным?

Ему на глаза попалась рамка с фотографией, стоявшая на столе, и он схватил ее. Смотря на выцветшую фотографию своей матери, он заметил оставшуюся на рамке кровь Хейвен. Глаза защипало от слез, вызванных обидой.

Ничего не изменилось, но теперь все казалось другим.

Поставив рамку на стол, он прошел в ванную. Его взгляд наткнулся на собственное отражение в зеркале. Печальные, покрасневшие глаза напомнили ему о ней, и он вконец лишился всяческого самообладания.

Он разбил зеркало кулаком. Оно треснуло, осколки стекла разлетелись во все стороны. Он продолжал яростно колотить по зеркалу, не останавливаясь до тех пор, пока из рамы не вылетел последний осколок, вместе с которым окончательно исчезло и его отражение.

Его снова охватили эмоции, и он опустился на пол, подтягивая колени к груди. Гнев уступил место отчаянию, когда из его глаз потекли слезы. Он отдался во власть отчаяния, не имея ни сил, ни желания для дальнейшего сражения.

Он опустил голову, когда его одолела скорбь. Он позволил себе поддаться ей, окунаясь в страдания из-за того, чего он лишился.

* * *

К тому времени, когда Кармину удалось взять себя в руки, ванная уже была погружена в полнейшую темноту. Он подошел к раковине, осколки зеркала хрустели у него под ногами. Открыв кран, он начал смывать с руки кровь. От воды порезы защипало.

Достав из ящика бутылку водки, он направился на первый этаж, но остановился, дойдя до второго. В кабинете его отца горел свет. Вновь проигнорировав предварительный стук, он зашел в кабинет, закрыв ногой за собой дверь. Опустившись в кожаное кресло, Кармин отглотнул немного водки.

– Я никогда не хотел тебе об этом рассказывать, – сказал Винсент. – Я думал, что это будет жестоко. Особенно, при данных обстоятельствах.

Кармин ничего не ответил. Может, ему стоило поблагодарить его?

Винсент облокотился на спинку своего кресла.

– Твоя мать попросила меня спасти ее, но Фрэнки Антонелли не отпускал девушку. Я сказал твоей матери, чтобы она выкинула из головы эту идею, но мне следовало бы знать, что она ко мне не прислушается. Она начала брать деньги, но не могла объяснить, на что именно она их тратит. Я не стал заострять на этом особого внимания, и даже не подумал о том, что она лгала мне. Она никогда не давала мне повода усомниться в том, что ей можно доверять, – он помолчал, смотря на свой стол. – В итоге я все же понял, что она делала, но было уже слишком поздно. Я опоздал.

Эти слова произвели на Кармина сильное впечатление, и он быстро заморгал для того, чтобы сдержать слезы.

– Она узнала какой-то секрет? Из-за этого они убили ее?

Винсент пожал плечами.

– Твоя мать была на верном пути, она даже наняла частного детектива, но, я полагаю, она не смогла сложить воедино все детали. Она не успела этого сделать.

– И ты винишь во всем этом Хейвен.

– Она не виновата, – ответил Винсент. – Она была всего лишь ребенком.

Кармин горько рассмеялся.

– Думаешь, я этого, блять, не знаю? Разумеется, она не виновата. Но это совсем не значит, что ты ее в этом не винишь.

Немного посмотрев на сына, Винсент вздохнул.

– Иногда, когда мы переживаем утрату, мы пытаемся переложить на кого-то или что-то вину за случившееся. Это зовется «непосильной ответственностью». Нам гораздо легче справиться с ситуацией, когда мы можем выместить свои скорбь и гнев на чем-то осязаемом, поэтому…

– Опустим медицинскую чушь. Это зовется «козлом отпущения».

– Козлом отпущения, – повторил Винсент. – Ты прав. Я винил ее, потому что это было легко. Но, по большей части, мне удалось совладать со своими эмоциями, поэтому я и решил, что будет безопасно привезти ее сюда. Но, да, иногда мой настрой возвращается, и я жалею о том, что она вообще появилась на свет.

Кармин услышал в голосе отца сожаление, намек на отвращение.

– Это сделал Фрэнки? Он приказал ее убить?

Винсент кивнул.

– Несколько лет назад Сал рассказал мне о том, что Фрэнки запаниковал из-за того, что твоя мать проявляла такой интерес. Он сказал, что дело было в том, что девушка была дочерью сына Антонелли. Он не хотел, чтобы все узнали о грязном секрете его семьи. В нашем мире либо ты убиваешь, сын, либо убивают тебя.

– В твоем мире, – поправил его Кармин. – Нет никакого «нашего» мира. Я не хочу иметь к этому всему никакого отношения.

Кармин чувствовал в своем организме обжигающую его вены водку. Он запустил руку в волосы, поморщившись от боли. Его отец нахмурился.

– Должно быть, ты ударился рукой обо что-то твердое.

– Немного повздорил с зеркалом.

– Нужно съездить в больницу и сделать рентген.

Кармин поднял вверх бутылку водки.

– Все необходимые медикаменты уже при мне.

Он сделал еще один глоток.

– Ты слишком много пьешь, – пробормотал Винсент.

– Мы все не без греха.

– Мне жаль твою печень, ты заработаешь себе цирроз в семнадцать лет. Алкоголь убьет тебя, если ты продолжишь в том же духе.

– Да мы всегда когда-нибудь сдохнем, пап, – ответил Кармин. – Уж лучше умереть из-за того, что я люблю.

Он поднес бутылку к губам для того, чтобы сделать очередной глоток, и, когда водка хлынула в его рот, он осознал только что сказанные им слова. Именно это и сделала его мама.

Не сказав ни слова, Кармин, пошатываясь, поднялся на ноги и вернулся на третий этаж, направляясь в спальню Хейвен. Она свернулась на кровати калачиком и лежала, вцепившись в подушку. Его грудь вновь пронзила боль. Ему казалось, что его сердце вот-вот взорвется, разлетится на миллионы осколков, как зеркало в его ванной.

В это мгновение что-то вспыхнуло глубоко внутри него – пробудилась та самая часть, которая пересилила чувство обиды. Он осознал, что нуждался в ней так же сильно, как и она в нем; что он любил ее больше всего на свете.

Эмоции вновь одолели его, когда он лег рядом с ней на кровать и притянул ее к себе.

– Я люблю тебя, – сказал он надломленным голосом.

– Я тоже люблю тебя, Кармин.

Эти слова проникли в него, лишая его дыхания. Она нежно поглаживала его руки, пока он обнимал ее.

Ее пальцы дрожали, когда она касалась его кожи. Ему хотелось бы, чтобы у него были в запасе ответы, которые облегчили бы ситуацию, но на деле у него имелось только лишь одно простое слово.

– Sempre.

* * *

На следующее утро Кармин отправился в больницу. Травмированное запястье мешало ему вести машину должным образом, но Кармину все же удалось это сделать без каких-либо повреждений.

Он припарковался на парковочном месте своего отца и отправился внутрь, подходя к женщине, работавшей за стойкой в отделении неотложной помощи. Он показал ей руку, и она кивнула. В словах не было никакой необходимости. Кармин прошел за ней в кабинет, и она сказала ему, что через мгновение к нему подойдет медсестра.

Через несколько минут дверь кабинета вновь открылась, и он вздохнул, испытав облегчение, которое было омрачено раздавшимся голосом.