На всякий случай Сайк прижался к кустам, теснящимся на краю крутого склона, и двинулся вперёд осторожно, чтобы не было слышно хлюпанья вязкой глины под подошвами. Оказалось, что дно оврага заполнено густым туманом, который медленно поднимается, собираясь расползтись по окрестным полям. Этак можно было не только потерять из виду приезжего с его чудным мечом, но и обратно к таверне дорогу не сразу найти, тем более что последняя кружка медовухи была то ли пятой, то ли шестой.

– Да что ж ты никак не сдохнешь! – донёсся откуда-то обиженный выкрик Чили.

Голова грабителя, в сером колпаке из валяной шерсти, вынырнула из тумана и снова затерялась в нём. Оказалось, что Сайк не дошёл до места стычки всего несколько шагов. Скорее всего дело было так: этот балбес Чиля не потрудился даже укрыться как следует, приезжий заметил его и, сообразив, в чём дело, кинулся на подстерегающего грабителя. А потом они оба скатились на дно оврага.

Из-под пелены тумана доносилось тяжёлое прерывистое дыхание, шум возни, сдавленные хриплые стоны. Схватка продолжалась, и, судя по всему, худосочный юноша оказался не таким уж хилым, как могло показаться со стороны. Пока у Чили хватало сил и сноровки лишь на то, чтобы не дать ему выхватить меч.

– Ой, маманя! – Очередной вопль Чили был полон отчаяния. Он на мгновение показался над поверхностью тумана, но тут же вновь скатился вниз по склону.

Следом за ним из-под серой пелены показался незнакомец, и в его руке блестел великолепный, замечательный, восхитительный, дивный, несравненный, настоящий альвийский клинок, тонкий, лёгкий, упругий, разящий на смерть, рубящий камень, сталь и бронзу, настоящее сокровище, истинное богатство… Теперь Сайк уже не мог допустить, что эта добыча ускользнёт от него. Скорее всего Чиля сейчас найдёт свой конец, и поделом ему, придурку недоделанному… Но и это надо обернуть в свою пользу. Самое время втереться в доверие к этому благородному господину, потом, при случае, свистнуть меч – и поминай как звали.

Юноша несколько раз чиркнул клинком по сгусткам тумана, но ни разу не зацепил своего невидимого противника… Впрочем, в исходе поединка можно было не сомневаться – старая разбойничья мудрость гласила: не прибил добычу сразу – сам добычей становись. Значит, если желаешь пользы для себя, надо ставить на победителя.

Знакомый серый колпак поднялся из тумана за спиной разгневанного юнца, который продолжал кромсать туман перед собой. Чиля всё-таки сообразил, что имеет шанс на успех, только если нападёт сзади, и ему повезло – он выглянул из спасительной пелены, когда противник стоял к нему спиной.

Но Сайк, наблюдая сверху за всем происходящим, уже сообразил, что парень с мечом то ли спиной чует опасность, то ли услышал позади себя подозрительный звук: он перестал кромсать мечом клочья тумана и вот-вот должен с разворотом, без замаха разрезать пополам незадачливого грабителя. Альвийские клинки входят в живую плоть, не замечая препятствия… Ещё несколько мгновений – и будет поздно пытаться оказать услугу благородному господину, попавшему в беду, а значит, исчезнет всякая надежда на возможную благодарность, пропадёт шанс когда-нибудь втихаря спереть драгоценный меч – две тысячи золотых, а может, и все пять, если не больше…

Сайк схватил оказавшийся под ногами булыжник размером с собственную голову и, почти не целясь, положившись на удачу, швырнул его в своего недавнего сотрапезника. Камень пронзил влажный воздух и с глухим звуком обрушился прямо на серый колпак проклятого злодея, подстерегавшего в безлюдном месте одиноких прохожих.

– Вот скотина, мерзавец, негодяй, дерьмо лягушачье! – возмущался добрый гражданин имперского города Лакосса Сайк Кайло, падая всей массой на бывшего злодея, а ныне просто дохлого разбойника. – А я думаю, чего он посреди разговора вскочил и помчался куда-то. А он вон чего – за старое взялся! Гнида! – Убедившись, что в голове у Чили образовался обширный пролом, а сам он неподвижен, словно тряпка, Сайк пару раз пнул покойника, демонстрируя полную неприязнь ко всяким мерзавцам, которые за грош способны человека убить. – А вам, сир, следовало бы знать, что тут небезопасно. Такое, знаете ли, отребье по округе бродит, каждого второго можно сразу вешать – не ошибёшься.

– Благодарю за помощь, – ответил юнец, пряча в драгоценные ножны свой бесценный клинок. – Я бы и сам справился, но всё равно – благодарю.

– Сайк Кайло, торговец, к вашим услугам, – представился Сайк. – Вы, я вижу, приезжий, и в наших краях, наверное, не бывали.

– Не бывал, – честно признался Трелли. – И вряд ли пробуду долго.

– Да, конечно, кому захочется торчать там, где вот такие бродят! – Сайк ещё раз пнул неподвижное тело. – Но в городе, скажу я вам, совсем другое дело. Три года, как у нас новый наместник, и, скажу я вам, порядка больше стало – сейчас всякий знает своё место и делает своё дело. Вот я, например, торгую помаленьку, подати плачу, а что в эту таверну пришёл, так здесь медовуха наполовину дешевле, чем в городе. Мы, люди небогатые, приучены каждый грош считать.

– Как пройти в город? – задал приезжий совсем уж нелепый вопрос.

– А вот, сир, прямо вдоль дороги идите, а там увидите. Ворота сейчас открыты, гражданам Лакосса бояться нечего. Может быть, показать вам, что и где? Или лакей требуется на время? Вы, я вижу, налегке путешествуете…

– Может быть… Посмотрим. – Трелли уже понял, чего от него хочет этот обрюзгший небритый человек в заляпанном грязью синем кафтане. Золотые кругляши производили на людей магическое действие – стоило показать монету, так всякий, в надежде её получить, будет строить из себя преданного друга, верного слугу, покорного раба. Но этот человек наверняка хочет больше, чем одну монету, – он считает, что спас жизнь одинокому путнику, как будто неуклюжее чудовище, что поджидало его за кустами, и впрямь было опасно.

– Остановиться лучше всего в «Яхонтовой шкатулке», это лучший постоялый двор во всём городе, рядом с дворцом наместника, от души посоветовал Сайк. – Позвольте вас проводить, почтенный.

– Провожай, – разрешил Трелли. Он поймал себя на том, что испытывает чувство благодарности к этому обросшему, дурно пахнущему чудовищу – вовсе не за то, что оно спасло ему жизнь, а скорее за то, что не позволило ему самому убить того негодяя, который сейчас валяется в кустах с проломленным черепом. Впрочем, старик Тоббо, помнится, говорил: тому, кто оказался среди людей, следует забыть, что такое жалость, если он действительно хочет достичь цели.

– Ваша милость, прибыли новые беглецы из Литта. Желаете сами их допросить или доверите мне? – Франго сказал это как бы невзначай, уже собираясь покинуть шатёр.

– Только не называй меня «ваша милость». Я сейчас никто. Даже вот эта крыша над головой у меня есть только благодаря тебе. – Большой шатёр из трёхслойного белого полотна, в котором поселилась Ута, бросили разбойники из ватаги Тука Морковки, скрываясь от отряда Франго.

– Как скажешь, госпожа моя, – согласился Франго. – Но ведь если ты не лордесса, то и я не командор, а я не желаю до конца жизни гоняться за разбойниками по Окраинным землям. Чести в этом не слишком много, да и корысть невелика.

– Я тоже не собираюсь навсегда оставаться хозяйкой цирка, – ответила Ута, продолжая сидеть на резном стуле, который сделал по заказу Франго мастер из придорожного селища. – Но пока я не верну замок… Я не могу этого слышать… Тоже мне – «ваша милость»! Извини, но сейчас я не могу никого миловать, не могу никого карать, ничего не могу… Наоборот, почти во всём завишу от чужой милости. И от твоей тоже.

– Так как насчёт беженцев? – Франго, казалось, пропустил мимо ушей её последние слова.

– А ведь ты их, наверное, уже расспросил обо всём.

– Да.

– Ну, и какие новости?