– Да, всё позади, – как эхо повторил Трелли. Надо было что-то сказать, а разговор о грядущем величии Кармелла и его властелина ему уже наскучил. – Надеюсь, завтра мы сможем продолжить нашу беседу.

– Конечно-конечно, – заверил его Толнн, поднимаясь из глубокого мягкого кресла. – Только когда мы явим себя владыке Тарметту, не стоит говорить ему ничего такого, что могло бы посеять сомнения в его сердце.

Отвесив поклон верховному хранителю изумрудов сокровищницы светозарного владыки Кармелла, Трелли отправился в отведённую ему комнату. Редкие капли дождя стучали о хрустальный свод, под которым цвели диковинные деревья, пели птицы, а откуда-то доносилась тихая музыка, как будто кто-то в глубине дома едва касался нежными пальцами струн певучей лиры. Дворец императора в Дорги выглядел бы покосившимся бараком рядом с этим великолепием. А в пяти лигах за стенами города распахнуты Врата, из которых можно не только выйти. В них можно и войти…

Прошли столетия, но люди до сих пор прекрасно помнят, что принесли им альвы, и едва ли им теперь понадобятся столетия, чтобы избавиться от завоевателей. Кончится всё тем, что тёмный лик Гинны устанет смотреть на тех, кто будет проходить открытой её взору ледяной пустыней.

Трелли вошёл в комнату, обвешанную гобеленами, на которых красовались картины великих битв прошлого, скинул с себя шёлковый халат и быстро переоделся в свою одежду, которая лежала на мягком резном стуле, прицепил к поясу меч и выглянул в просторное окно. Снаружи не было никакой изгороди, и стражники не стояли у входа в жилище верховного хранителя изумрудов, а по стене от самой земли поднимались стебли какого-то вьющегося растения. Альвы в Кармелле жили легко и беззаботно, и даже крупные сановники обходились здесь без охраны. Чтобы незаметно покинуть дом, не надо было красться по тёмным коридорам, прислушиваясь к каждому шороху. Достаточно спуститься вниз по этим вьющимся стеблям…

В пути он старался ни о чём не думать. Если альв захочет в чём-то самого себя убедить, всегда найдётся много правильных и веских слов… Так хотелось, чтоб вокруг навсегда остался этот уютный и безопасный мир, этот покой, который здесь доступен если не всем, то многим. Юноши, жаждущие славы… Ездовые мандры… В кузницах днём и ночью не будет стихать звон молота о наковальню, пока каждый альв не получит меч, а каждый человек – ошейник.

Вот и всё… Вот они – Врата. Конец мраморной дороги, по которой уходили войска Горлнна-воителя, два каменных столба, за которыми ещё не растаявшие снега в лесах к северу от Лакосса… Врата сделали своё дело, Врата должны закрыться.

Трелли выхватил меч и рубанул им воздух между каменными столбами, но на него лишь пахнуло морозным воздухом с той стороны.

– Так ничего не получится, – донеслось до него оттуда же вслед за дуновением ветра. – Не закрыв Врата, полотна не разрежешь.

– Лунна! – Он шагнул вперёд и оказался по колено в снегу. Лунна стояла здесь же, кутаясь в полинявшую шкуру зимнего мандра. – Зачем ты здесь?

– Я знала, что ты придёшь.

– Откуда? Я и сам не знал…

– Ты себя давно в зеркале видел? – резко спросила она. – У тебя на лице всё было написано – и что ты собрался сделать, и когда.

– Но я…

– Ты ещё подумать об этом не успел, а уже всё решил. Тебе кого жалко, людей или альвов?

– Это не жалость.

– Ты действительно хочешь, чтобы Врата закрылись?

– Ты же знаешь.

– Тогда возьми. – Ута достала из-за пазухи берестяной свиток и протянула его Трелли. – Мне учитель оставил. Это заклинание… Хочешь, я сама прочту?

– Да, прочти. Только, может быть, перейдём на ту сторону?

– Там нас убьют, как только узнают, что мы натворили. И те же Санна и Тотто, которые сегодня просили у тебя прощения, будут проклинать твоё имя. И моё… И ещё: ты же знаешь, что полотно нельзя уничтожить. Если не забрать его сюда, они всё равно найдут способ открыть Врата.

– Тогда отдай мне заклинание, а сама уходи.

– Нет, без тебя я никуда не пойду. Не хочу. – Она развернула свиток и пробежала глазами по короткой надписи.

Первые звуки напоминали утренний птичий гвалт, потом к ним добавились далёкие раскаты грома, а потом послышался треск падающего дерева. Между соснами на мгновение вспыхнул и погас огненный знак, и сразу же вслед за этим обозначились очертания городских стен и башен, горных вершин и лёгких облаков, плывущих в безмятежно голубом небе.

Трелли, выхватив меч, первым ударом рассёк небесный свод, и над хрустальными куполами Кармелла повисла еловая ветвь, пробившаяся сквозь трещину в небе.

– Уточка, ну сколько можно сидеть с таким кислым личиком! – Карлик Крук ввалился в тронный зал без доклада и даже без стука, искренне полагая, что подобная беспардонность является неотъемлемой привилегией придворного шута. – Насидишься ты ещё на этом троне. Мне знахарь сказал, что перед обедом подышать свежим воздухом так же полезно, каек после обеда полежать на мягкой перине. Я вот, например, всегда так делаю, и поэтому я такой бодрый, ловкий и красивый.

– До обеда ещё далеко, а у меня много дел, – намекнула ему Ута. Можно было, конечно, просто выставить его за дверь, но после этого карлик дулся бы на неё несколько дней.

– Думаешь о судьбах своего народа? – пошутил Крук. – Дело хорошее, только не переборщи. И так уже на два года всех от податей освободила. Скоро сама без штанов останешься. А кто их, спрашивается, кормил, когда они все под Ан-Торнном толпились? Не ждалось им, понимаешь, по домам…

Вот тут карлик был отчасти прав. Казна Литта почти пуста, и после очередной выплаты скромного жалованья дружине обнажится дно единственного сундука, в котором ещё что-то звенит. Правда, государь, учитывая особые заслуги лордессы Литта в подавлении мятежа Хенрика ди Остора, освободил её от выплаты имперской десятины, но это всё равно не спасает от скудости казну Литта. Хорошо хоть, пошли первые после смуты обозы с товарами из Окраинных земель, и скоро горная застава Ан-Торнн начнёт приносить неплохую прибыль. Можно было обложить данью Горландию, но там сейчас царит разруха, ещё большая, чем в Литте. Хенрик ди Остор и тамошний регент очень постарались, чтобы эрцог, достигнув совершеннолетия, получил лишь руины, пепелища, голодающих землепашцев, обнищавших мастеровых и дворцовую стражу, одетую в лохмотья. В общем, можно считать, что Робин ди Литт отомщён, хотя она, его дочь, не успела сделать для этого почти ничего. Получилось так, что горландцы сами себя наказали.

Особенно скверно было то, что пока не было возможности восстановить летний дворец, и приходилось пользоваться апартаментами, которые, в своё время, облюбовал для себя самозванец.

– Да, чуть не забыл! – Крук, присевший на ковёр у подножия трона, даже подскочил, будто вспомнил нечто жизненно важное. – Айлон просил узнать, на сколько персон сегодня накрывать обед. А то Грета ругается. Говорит, мол, у нашей госпожи семь пятниц на неделе – то старост из окрестных селений пригласит, то сотников за стол посадит. В общем, если с нами сегодня кто-то обедает, я пойду доложу.

Камушек в огород бывшей домоправительницы, которая теперь заправляла на кухне, Крук бросил не случайно. Грета категорически отказывалась пропускать карлика в свои владения, заметив за ним привычку дегустировать всё подряд из того, что повкуснее, и хватать за ляжки кухарок.

– Пусть поставит пару лишних приборов. На всякий случай. – Гостей сегодня не ожидалось, но это был лучший способ хотя бы на некоторое время избавиться от шута.

– А если никто не придёт, значит, мне три порции. Хватит! Наголодались! – Крук стрелой выскочил за дверь, и стало тихо.

Итак, шут, конечно, прав: самое время подумать о судьбах своего народа, если о себе думать не хочется. Сотни безземельных землепашцев потянулись в Литт из Ретмма, Эльгора и южных провинций империи, заслышав, что юная лордесса раздаёт участки земли в Серебряной долине, которую государь отдельным указом пожаловал ей и её потомкам. Людей почему-то не слишком пугало, что эта земля многие века слыла проклятой. Как только рассеялся туман, висевший над долиной веками, туда направились охотники за альвийскими сокровищами. Многих ловили, били плетьми и отправляли восвояси, но немногочисленной дружины не хватало, чтобы выловить всех, тем более что большинство заходило со стороны Горландии. Ай-Догон который день просил дать ему людей, лошадей, повозки и охрану, чтобы успеть собрать на руинах храма Светлого лика Гинны всё, что ещё не успели растащить, но Ута тянула время – просто потому, что опасалась за его жизнь. Конные разъезды пограничной стражи нередко натыкались на тела искателей сокровищ, растерзанных неизвестными хищниками. Каждый раз, когда приходило очередное подобное известие, Ута вспоминала зверей, которые преградили ей путь в Серебряной долине, тех самых, которых Трелли называл мандрами, и желание пополнить казну за счёт альвийских сокровищ сразу же куда-то исчезало.