– Ну как, доволен? – поинтересовался барон Иероним, незаметно подкравшийся сзади, – подобные шутки были в его стиле, и можно было предвидеть, что такое возможно. Но сейчас его внезапное появление заставило мага вздрогнуть.

– Да, сир. Весьма признателен, сир, – торопливо отозвался Раим, понимая, что барон пришёл получить свою долю от будущей выгоды, которую маг его стараниями скоро должен поиметь. – Позвольте преподнести вам скромные дары в знак моего восхищения вашими неустанными трудами на благо престола.

Несколько небольших ларцов с золотом маг хранил здесь же, рядом с альвийскими магическими предметами, большая часть которых ещё не открыла своих тайн. Он взял обеими руками ларец из чёрного дерева, в котором лежало не меньше двух фунтов монет древней чеканки, и почтительно протянул его своему благодетелю.

– Ну что ты, друг мой, – неожиданно изумился барон. – Не стоит… Я достаточно богат, чтобы бескорыстно помогать людям, которые имеют несомненные заслуги перед империей. Я лишь хочу дать тебе возможность умножить эти заслуги.

– Но смею ли я… – Маг вдруг замялся, не зная, чего именно он смеет ли. Отказ барона взять деньги пугал и настораживал.

– Эй, Хенрик! – позвал кого-то барон, и на пороге появился всё тот же мальчишка в розовом камзоле. – Видишь этого волчонка? Это мой двоюродный племянник, Хенрик ди Остор, прошу любить и жаловать. И поверь мне, друг мой, любить и жаловать его тебе придётся довольно долго, пока ему самому не надоест твоя любовь и твоя жалость.

Маг не нашёл ничего лучшего, как просто кивнуть юному баронету, и тот ответил ему церемонным поклоном.

– К моему глубокому сожалению, все его близкие родственники погибли во время резни, которую прошлым летом устроили бунтовщики в провинции Дайн, и на мою долю выпало всячески заботиться об этом мальце. Но только ты, маг, сможешь ему дать то, чего он хочет.

– Вы хотите, чтобы он стал моим учеником? – на всякий случай спросил Раим, хотя и так было уже понятно, к чему клонит барон.

– Да, он отныне будет жить в твоём доме, и ты должен учить его как следует, и у тебя не должно быть секретов, которые ты утаил бы от него.

– Да, я понял… – обречённо выдохнул из себя маг. Было ясно одно – барон просто не желает брать на себя заботы об отпрыске своих невезучих родичей и хочет унизить парня, делая его судьбой не службу, подобающую его званию, а ремесло. И ему было, в общем-то, всё равно, к кому в обучение определить этого мальчишку – к магу или к сапожнику…

– До тех пор, пока он в твоём доме, я намерен и впредь оказывать тебе покровительство, причём это не будет отныне стоить тебе ни гроша.

– Я благодарен вам, сир, – поспешил заверить Раим своего благодетеля, хотя не сомневался, что в его предложении кроется какой-то подвох. Ди Остор, как и сам маг, больше верил в магию власти и золота, чем в истинное чародейство, вернее, в то, что от него осталось после истребления альвов.

Маг искоса глянул на мальчишку, и оказалось, что тот направил на него взгляд, полный то ли затаённого трепета, то ли жалости, то ли ненависти, то ли презрения.

– А теперь перемножь в уме семьсот сорок два на девятьсот тридцать четыре, – потребовал старик Тоббо, задумчиво разглядывая замшелый камень, торчащий из болотной жижи.

– Шестьсот девяносто три тысячи двадцать восемь, – после короткого раздумья выдал ответ Трелли. Он мог бы ответить ещё быстрей, но старик, замечая, что ученик слишком легко справляется с его заданиями, сразу же усложняет свои вопросы. Такие маленькие хитрости – часть учения… Люди лживы, и, чтобы выжить среди них, надо превзойти их во всём, в том числе и в коварстве.

На самом деле счёт не требовал почти никаких усилий – ответ как будто приходил сам собой, и Трелли каждый раз пытался понять, как это происходит, но в голове лишь пробегал ряд ломанных цветовых линий, а потом оставалось лишь назвать полученное число.

– Знаешь ли ты, в чём главная разница между людьми и альвами? – задал старик следующий вопрос.

– У людей кровь красная, а у нас голубая, – тут же ответил Трелли, уже усвоив, что ближе всего к истине должно оказаться то, что первым приходит в голову.

– Этот ответ слишком прост, чтобы быть верным. – Тоббо едва заметно усмехнулся. – Подумай.

– Люди неуклюжи и жестоки, они не отличают прекрасного от безобразного.

– А альвам, значит, свойственны ловкость, изящество, добросердечность и умение ценить красоту – так?

– Наверное, учитель.

– Как же тогда неуклюжие люди сумели истребить ловких альвов?

– Ты, помнится, говорил о коварстве, учитель… Может быть, в этом они превзошли нас?

– Что ж, возможно, ты и прав… – Казалось, теперь Тоббо был доволен. – Но среди людей много искусных мастеров, умелых и храбрых воинов, а рабы-менестрели в давние времена услаждали слух высокородных альвов своим пением… Далеко не все люди жестоки и невежественны – в это тебе придётся сначала поверить, а потом ты и сам сможешь убедиться. Что касается их жестокости – вспомни, как альвы относились к людям, когда сила была на нашей стороне.

Учитель оказался прав, как всегда… Но если есть вопрос, значит, на него должен быть ответ.

– А ты скажи мне, учитель, и я буду знать…

Некоторое время Тоббо молча наблюдал трепетный полёт медленных, слишком ранних снежинок, таявших на лету, и Трелли вдруг показалось, что учитель сам не знает, что сказать.

– Да, малыш, на этот вопрос слишком много ответов, чтобы выбрать из них единственно верный… – Старик теперь говорил тихо, как будто сам с собой, и голос его был едва слышен сквозь лягушачьи трели. – Но врагами нас и людей делают вовсе не различия, а сходство… Не знаешь ли ты, в чём наше главное сходство?

Теперь в самом вопросе содержалась подсказка, и Трелли ответил почти сразу:

– И мы и они считаем друг друга чудовищами…

Слова, сорвавшиеся с его языка, показались ему чужими. Что значит – считают?! Люди, эти злобные уродливые твари! Пусть они думают что хотят, но лучше, чем они есть, им от этого не стать…

– Ты никогда не встречал людей, – заметил старик, как будто прочитав мысли своего ученика. – Как ты можешь судить о тех, кого ни разу не видел?..

– А разве мало того, что от великого народа альвов осталась лишь горстка отчаявшихся трусов, которые прячутся на этом проклятом болоте… – Трелли вдруг вспомнил, что и раньше, чем больше старик рассказывал о славных победах и великих свершениях далёких предков, им овладевали злость на собственное бессилие и щемящее сожаление о том, что он родился слишком поздно. – Разве мало того, что разрушены наши города, разграблены могилы предков… Почему после всего этого я не должен считать людей чудовищами?!

– Пойми, малыш… Чтобы собрать воедино полотно славного чародея Хатто, тебе придётся долго жить среди людей, видеть их каждый день, говорить с ними. И самым главным твоим врагом будет твоя же ненависть к чудовищам, истребившим альвов. И чем сильнее будет эта ненависть, тем скорее она обратится против тебя. Ты просто погибнешь, ничего не успев сделать. И тебе не просто предстоит выучить их язык – ты должен научиться смотреть на вещи их глазами, думать как они и даже чувствовать как они.

– А ты умеешь?

– Когда-то умел. Сейчас – не знаю. Я жил среди людей, но это было давно.

– Как же ты сможешь научить меня тому, чего сам не умеешь?

– Этому тебя могут научить только люди.

– Но здесь их нет.

– Не торопи события, малыш… Всему своё время. – Учитель тяжело вздохнул и вновь обратился к созерцанию снежинок. – А теперь иди к вождю, наверное, он уже вернулся с охоты.

Тоббо явно хотел остаться наедине с замшелым камнем, торчащим из болотной жижи, шелестом начинающей желтеть листвы, кваканьем лягушек, ещё не почуявших приближения холодов, и трепетным полётом медленных, слишком ранних снежинок, таявших на лету… Когда старик погружался в такую задумчивость, могло показаться, что ему в этом мире уже никто не нужен и ничего не нужно, как будто он уже смирился с тем, что последним уцелевшим альвам, укрывшимся на крохотном островке среди болот, уже не на что надеяться. Скорее всего он даже не верил, что его последний ученик, Трелли, сможет сделать то, чего прежде не смог никто, даже в те времена, когда на окраинах людских владений несколько альвийских крепостей ещё казались неприступными. Если старик предавался задумчивости, следовало оставить его в покое…