– Заткнись, раб… – сказала она первое, что пришло в голову. Но сейчас ей удалось выдавить из себя лишь шёпот, приказ прозвучал даже не как просьба, а как мольба, но Трент неожиданно отступил и выронил прут.

– О как! По-нашему, значит, заговорила. А всё прикидывалась, будто только щебетать умеешь…

– Что я делала? – Прежде чем на что-то решиться, надо было узнать, что творила здесь рабыня Тайли, став на время хозяйкой своего тела.

– Память отшибло?! – искренне удивился Трент. – А кто нашему господину кинжал под ключицу сунул? А? Только что пришлось одного знахаря из Горландии вздёрнуть за то, что не смог страдания их милости облегчить! Вам бы всё развлекаться, а мне – работа. Так что давай по быстрому признавайся, кто тебя надоумил и с кем ты в сговоре. Тогда я тебя не очень больно припеку.

– Остановись, раб! А-а-а-а-а! – Боль пронзила её от шеи до поясницы, и запахло палёным мясом.

– Не нравится?! – удовлетворённо воскликнул Трент. – А мне тут что – до утра с тобой возиться? И жарко тут, и воняет, и спать охота, спасу нет. Хоть и сказали мне их милость, по возможности, не попортить тебе ничего, а придётся. Для начала на ногах тебе ногти выдерем – там не так заметно, а уж если не поможет, так я знаю, как и чем приложиться. Умолять будешь, стерва, чтобы я тебя выслушал, а я притворюсь, будто у меня затычки в ушах. Так что колись, пока я добрый. Расскажи по-хорошему – так, мол, и так, прислал меня регент Горландии с умыслом, чтобы я, дрянь такая, сперва втёрлась в доверие, а потом предала смерти господина своего, славного лорда великого и несокрушимого Литта. А за это тебе, глядишь, и послабление будет – вместо дознания по всей форме возьмут и повесят поутру или голову оттяпают, чик – и нету. Ну, это уж их милость сами решат…

Он продолжал говорить, явно довольный собственным красноречием, и не сразу заметил, что её стоны превратились в череду странных, ни на что не похожих звуков, в которой сливались и звон хрустальных колокольчиков, и скрежет металла, и чей-то грозный шёпот, растекающийся эхом под сводами темницы. Когда на дне её глаз вспыхнули изумрудные искры, над головой вспыхнул огненный знак, а ремни, стягивающие её тело, мгновенно истлели, Трент остановился на полуслове и замер с открытым ртом.

Пережив краткий миг наслаждения испугом своего мучителя, Ойя переступила через обрывки дымящихся лохмотьев, в которые превратились её путы, брезгливо поморщилась, проходя мимо Трента, который так и продолжал сжимать в руке успевший остыть железный прут, и не спеша двинулась к выходу, который был распахнут, чтобы выветривался запах палёного мяса. Можно было мимоходом испепелить палача взглядом, и от его дрожащего тела осталась бы только горка праха, но этот ничтожный человечишка, которому всё равно кому служить, мог и впрямь оказаться полезным. Такую непыльную работёнку едва ли кто-то стал бы делать с тем же старанием…

Пыточная камера располагалась этажом ниже покоев лорда, и, чтобы добраться до опочивальни их милости, надо было подняться по короткой винтовой лестнице, пройти небольшой тесный коридор, пересечь приёмную и тронный зал – всего не больше пяти сотен шагов… Только немалых трудов стоило вновь заставить повиноваться тело, которое, наверное, истязали почти всё время, пока бесплотный призрак носился над землями Литта. Рабыня Тайли из далёкой страны Цай, похоже, никак не хотела признать, что «прислал её регент Горландии с умыслом…» Может быть, она и хотела во всём признаться, но так и не смогла понять, о чём её спрашивают?

Единственный стражник встретился ей только у двери в опочивальню. Сухопарый северянин дремал, прислонившись спиной к стене, и обе его руки покоились на рукояти меча.

– Не веле… – успел он сказать, прежде чем Ойя несколькими быстрыми росчерками указательного пальца оставила в сумеречном воздухе огненный знак. Сплетенье светящихся линий задрожало, его подхватил маленький смерч, слетевший с её ладони, и штопором вошёл в переносицу стражника. Он сделал попытку преградить ей путь, но всё его тело пронзила внезапная боль, которая повторялась вновь и вновь, стоило ему шелохнуться.

– Не дёргайся, – сказала она, проходя мимо. – На обратном пути, я сниму заклятие. Может быть…

Сероглазый заморыш не спал. Под потолком ярким зеленоватым светом пылал айдлоостанн, старуха-знахарка, которую он привёз с собой из Дорги, смешивала в глиняных ступках какие-то снадобья, Толстая Грета замачивала в родниковой воде холодную налобную повязку, а рядом с Сероглазым, едва прикрытая краем простыни, лежала какая-то девка, которой, видимо, было поручено отвлекать своего лорда от боли.

– Все – вон!

Никто не посмел ослушаться приказа – полуглухая знахарка первой засеменила к выходу, а за ней, тяжело ступая, двинулась Толстая Грета, которая с трудом подавила в себе желание швырнуть в обнаглевшую рабыню мокрым компрессом. Она вовремя сообразила: если Тайли вырвалась из волосатых лап Трента и прошла мимо стражника, то ссора с ней не сулит ничего хорошего.

Её догадка нашла немедленное подтверждение – девка, лежавшая в постели, слегка замешкалась, закутываясь в простыню, и её тут же настиг удар невидимой плети, который рассёк кожу на её плече.

– Мне тоже уйти? – сквозь зубы спросил лорд. Скорее всего, боль от раны не позволила ему даже как следует испугаться.

– Лежи, – шепнула она почти ласково, чем привела собеседника в полное замешательство. – Лежи и ничего не бойся. Это я – Ойя.

Хенрик уже и сам сообразил, кто перед ним, но продолжал смотреть на неё с плохо скрываемой неприязнью.

– Добить меня пришла? – Он, поморщившись, приподнялся и правой рукой нащупал Плеть, лежавшую под подушкой.

– Успокойся, мой господин… – Она приближалась к нему медленно, как будто боялась кого-то спугнуть. – Ты же знаешь, то была не я, то была просто рабыня, которую подослал регент Горландии с умыслом, чтобы она, дрянь такая, сперва втёрлась в доверие, а потом предала смерти господина своего, славного лорда великого и несокрушимого Литта, будущего владыку всего обитаемого мира. Я – твоя Ойя, и я сейчас открою тебе тайну, к которой ты так стремишься. Хочешь?

– Чего? – осторожно переспросил он, крепче стискивая пальцами рукоять плети.

– Для начала – хочешь ли ты сам избавить себя от боли?

– Для начала… Для начала чего?

– Для начала всего. Игры кончаются, мальчик. Пора приступать к серьёзным делам. Но учти: если сделать ещё один шаг, обратного пути не будет.

– Его и так нет.

– Если ты его не видишь, это вовсе не означает, что его нет. – Ойя усмехнулась, разглядывая застывшую гримасу боли на бледном лице лорда. – Случалось, и люди, и альвы раскаивались во всём, что совершили за свою жизнь, и отдавались на милость судьбе. Но это не для нас – не так ли, мой мальчик?

– Не тяни, – выдавил из себя Хенрик. Он уже давно готов был на всё, лишь бы избавиться от боли, которая растекалась от предплечья по всему телу, и никакие снадобья были не в силах её притупить.

– Сейчас… – Ойя легла рядом с ним и взяла его за локоть. – Сейчас мы вместе войдём туда, где таятся истинные Силы, те Силы, что правят этим нелепым миром. Тот, кто хоть однажды прикоснулся к Отражению Тёмной Скрижали, навсегда соединится с силой и бесстрашием, стальной волей и всесокрушающей яростью. В его душе не останется места ни для раскаяния, ни для страха! Отныне ты никогда не свернёшь с пути, не прекратишь погони, не осквернишь свои уста словами благодарности, а сердце – смирением и покорностью… – Она всё говорила и говорила, а свет айдлоостанна под потолком мерк, и вместе с ним исчезал сам потолок, на месте которого открывалась чёрная бездна, заменяющая призракам небеса. – Скоро ты будешь свободен ото всего: и от меня, и от своей боли, а чужая боль будет наполнять твоё сердце небывалым восторгом. Всё, что для тебя станет жизнью, для прочих будет означать смерть, твои радости станут скорбями других, ты отречёшься от судьбы и станешь владыкой времени… Но это всё не даром… Даром ничто не даётся.