— Хватит уже. Я не голодный. — Я устроился в кресле. — Лучше расскажи, как ты вообще здесь оказалась?

Вопрос был проще некуда, да и опасаться, что нас подслушают, тоже не стоило: поезд уже понемногу набирал ход, и стук колес надежно заглушал негромкую беседу, однако Вяземская почему-то принялась оглядываться на дверь, будто за ней мог притаиться жандарм, которому почему-то не захотелось возвращаться в машину и ждать следующий состав.

— Меня вызвали в столицу. Из имения в Ириновке, я там… Я там отдыхала.

Я молча кивнул. Октябрь — не лучшее время для поездки в загородную усадьбу, однако никакие объяснения тут не требовались: Вяземской пришлось уехать из города. Не то, чтобы мы афишировали наш роман, да и прислуга в особняке на Каменноостровском проспекте была не из болтливых, однако слухи наверняка ходили уже давно. В высшем свете общества не так уж сложно скрыть интрижку или даже адюльтер… но только если дело не касается мезальянса или сомнительных связях, способных бросить тень на репутацию фамилии. А наши… скажем так, встречи с сиятельной княжной именно таковыми и являлись. И до того, как государь пожаловал мне титул, и, пожалуй, после. Не говоря уже о масштабных чистках, которые колдун с юным государем устраивали в столице последние несколько недель. Кого-то отлучали от императорского двора, кто-то возвышался, а кто-то наверняка не стеснялся использовать смуту, чтобы свести старые счеты. Петербург перестал быть безопасным местом.

И оттуда определенно стоило убраться подальше.

— Ты все правильно сделала. — Я накрыл ладонью пальцы Вяземской. — И куда больше меня интересует, кому ты сейчас вдруг понадобилась в Петербурге. И для чего.

— Владеющих-целителей вызывают ко двору. Почти всех. Государю нездоровится.

— Государю? — усмехнулся я. — Я, конечно, не доктор, но с виду не похоже, чтобы его величество на что-то жаловался.

— Мне тоже кажется, что на самом деле… Ходят слухи, что канцлер Геловани тяжело болен. — Вяземская почти перешла на шепот. — Конечно же, никто не посмеет объявить об этом официально, однако если уж во дворце понадобились все мои братья разом…

— Значит, случай тяжелый, — кивнул я. — И болезнь не из обычных.

Вывод напрашивался сам собой: победа в нашей схватке далась колдуну с бо́льшим трудом, чем я предполагал. Или хаос, наделивший его запредельными даже по моим меркам возможностями, наконец, явился требовать долг с процентами. Рано или поздно такое случается со всеми, кто имеет глупость ступить на кривую дорожку. Иногда получается оттянуть неизбежное на годы… может, и на десятки лет, и все же финал всегда один: тело просто-напросто не выдерживает растущей мощи и однажды начинает разваливаться, пожирая само себя.

И если в столице понадобился целый полк наделенных Талантом целителей — тварь мучается. И уже гниет настолько быстро, что собственных сил не хватает даже скрыть разложение. На мгновение где-то внутри снова мелькнула малодушная мысль послать всю эту грызню куда подальше, уйти в бессрочный отпуск и просто подождать, пока бытие само наладит подобающий порядок вещей и превратит колдуна в зловонный и уродливый труп. И это произойдет и естественно, без моего участия или…

Нет, едва ли. Колдун умирает, но и это наверняка растянется еще очень надолго. А править городом и даже целой страной можно и не выходя из своих покоев во дворце. Взятая взаймы мощь изуродует тело до неузнаваемости, однако магии лишит нескоро. Скорее даже наоборот: до самой своей смерти существо, в котором не останется ничего человеческого, будет становиться только сильнее.

— В Петербурге сейчас неспокойно, — задумчиво проговорила Вяземская. — Наверное, поэтому государь и приближает к себе тех, с кем его отец не стал бы иметь никаких дел. Владеющих офицеров отзывают из самых дальних гарнизонов.

— Свято место пусто не бывает, — отозвался я. — А в последнее время слишком многих отправили на каторгу. Или сразу на эшафот.

— Наверное… Ума не приложу, зачем канцлеру вдруг понадобилось столько солдат. — Вяземская откинулась на спинку кресла и чуть втянула голову в плечи. — Мы как будто к войне готовимся… Но с кем?

Ответа на этот вопрос у меня не было — да и быть не могло. Даже раньше я имел весьма смутные представления о планах первых лиц государства, а уж теперь, когда превратился в персону нон грата номер один, да еще и официально покойного… И все же вряд ли колдун затеял преобразования в столице просто так. Ему понадобилось нагнать туда Владеющих чуть ли не со всей России.

Зачем? Снова собрать Круг Силы, лишившийся двоих членов? Или даже троих — считая все еще сидящего под замком Сумарокова? Заменить выбывших из строя соратников рангом поменьше? Тех, кто погиб, загремел на каторгу ради общего дела или просто оказался не по нраву своевольному и упрямому молодому императору? Пополнить поредевшие ряды жандармов и офицеров в гвардейских полках? Для этого нужны люди. Десятки, может, даже сотни Владеющих. Сильных, амбициозных, жадных до денег и титулов. И взамен на все это готовых присягнуть на верность государю.

Или его правой руке — всемогущему канцлеру.

Однако Вяземская, похоже, говорила о куда больших масштабах бедствия. По какой-то неясной мне причине колдун решил буквально наполнить столицу Владеющими всех мастей. Самого разного происхождения, способностей, богатства… и, вероятно, самых разных политических взглядов — о полноценной фильтрации кадров при таких объемах речь уже не идет. В таком количестве офицеры нужны или для войны, или для государственного переворота.

Государственный переворот уже случился.

— Что ты собираешься делать? — тихо спросила Вяземская. — Теперь, когда…

— Полагаю, мне тоже следует обзавестись новыми друзьями.

— Что?

— Разумеется, я снова брошу вызов силам зла, радость моя, — улыбнулся я. — И для начала нам понадобится отыскать в Петербурге одного человека. Ты его наверняка знаешь: средних лет, высокий, худой, с рыжими бакенбардами и носом, которым можно потопить бронепалубный крейсер. — Я жестом изобразил выдающуюся черту лица. — Ах, да, забыл — его фамилия, вероятно, начинается на «Л».

— Нос, — прыснула Вяземская. — Ты сейчас буквально описал одного знакомого графа. Но его фамилия Скавронский… Леонид Павлович.

— Леонид? — Я на мгновение задумался. — Леонид тоже сойдет.

— Да прекратите уже… вот это! — не выдержал я.

Лицо напротив скорее напоминало барельеф или мраморную статую, чем живую человеческую плоть. Даже пронзительно-голубые глаза будто застыли льдинками и почти не двигались, нацелившись на меня. Скавронский умел держать себя в руках — как и подобает аристократу. И выдавал его только запах — мощный, терпкий и густой аромат волнения, граничащего то ли с гневом, то ли вообще с паникой.

С самого отъезда его сиятельство заметно нервничал. А может, начал еще раньше — сразу, когда Вяземская прислала ему приглашение на поэтический вечер, на котором Скавронский оказался единственным гостем. Или чуть позже, когда сообразил, с кем на самом деле встретился на площади перед Зимним в тот злосчастный день.

А сейчас и вовсе не находил себе места. Огромный лимузин французской марки шел вальяжно и мягко — пожалуй, даже мягче «Варяга». Обтянутые кожей диваны буквально воплощали комфорт, однако Скавронский все равно сидел, как на иголках. И лишь неимоверным усилием воли заставлял себя не дергаться.

— В чем, собственно, дело, ваше сиятельство? — ехидно поинтересовался я. — Так сильно переживаете, что не отдали мне тридцать рублей, которые обещали за доставку вашего письма Горчакову?

— Хватит паясничать!

Скавронский сердито сдвинул брови, демонстрируя первую настоящую эмоцию за сегодняшний день — и тут же снова нацепил ледяную маску.

— Вы здесь исключительно благодаря милости его светлости, — продолжил он. — Я же не доверяю вам ни на грош!

— Почему? — поинтересовался я. — Неужели наш друг дурно обо мне отзывался?