— Хотел бы я сам знать точно. — Я пожал плечами. — Скажем, я лично застал то, что сейчас принято называть Крещением Руси.

— Не сомневаюсь, человек столь… столь почтенного возраста может рассказать немало интересного. Одна встреча с вами стала бы настоящим сокровищем для любого историка. Впрочем, меня куда больше интересует другое. — Горчаков отвел взгляд, смолк, виновато улыбаясь, но потом все-таки закончил: — Как вы, обладая таким опытом — поистине колоссальным даже по моим меркам! — не заметили появление колдуна?

Я вдруг почувствовал стыд, будто непростительная ошибка была моей собственной. Местные старцы во главе с шефом действительно прозевали страшного врага и первыми поплатились за беспечность… Начиная с меня, некстати угодившего под японский снаряд.

— Заметили. Но, к сожалению, слишком поздно, когда он уже успел избавиться от многих из нас, — вздохнул я. — И не стоит переоценивать опыт. Большую часть жизни я провел в окопах, снегах и прочих местах, где никто из присутствующих уж точно не хотел бы оказаться. Я солдат, и интриги — не мой конек. Полагаю, ваша светлость смыслит во всем этом куда лучше меня, хоть и формально годится мне в прапра… — Я на мгновение задумался, высчитывая, и продолжил: — прапрапра…

— Довольно, — буркнул Горчаков. — Давайте вернемся к делу. И если уж мы закончили с вашими секретами, предлагаю перейти к тому, с кем нам придется столкнуться.

— Этот колдун! — Скавронский подался вперед так сильно, что громыхнул ножками стула по полу. — Кто он? И что вам о нем известно?

— Увы, очень немногое, — ответил я. — В сущности, только то, что он, скорее всего, еще старше меня.

— И сильнее⁈

— К сожалению. — Я развел руками. — Иначе вашим друзьям не пришлось бы наблюдать мой почти-труп с простреленной головой.

— Жуткое зрелище, — пробормотал кто-то на дальнем конце стола. — Признаться, я до сих пор не могу поверить, что человек способен уцелеть после такого и…

— Я тоже. Но это не так важно. — Горчаков откинулся назад и сложил руки на груди. — И если мы пока не в силах понять, кто наш враг, то можем хотя бы представить его цели. Вы знаете, что ему нужно?

— Что ему нужно? Полагаю, не власть и не чин канцлера. Не только они. — Я на всякий случай не поленился уточнить. — Как я уже не раз говорил, политика для колдуна является лишь инструментом достижения целей, а истинные намерения простираются куда дальше. Так далеко, что даже мне непросто понять, чего именно…

— Однако мы точно знаем, что он появился в Петербурге тогда же, когда и нечисть. И, если мне не изменяет память, именно колдун открыл Прорыв в день нашего знакомства.

Теперь Горчаков явно не спрашивал — просто излагал известные и понятные всем факты. Объяснить которые, впрочем, пока не мог, как и любой другой из присутствующих. К сожалению, включая и меня самого.

— Кажется, я понимаю, к чему вы клоните, Александр Михайлович, — кивнул Скавронский. — Если любое действие нашего недруга так или иначе связано с Прорывами и тем, что находится за ними, разумно предположить, что он и сам родом оттуда. С той стороны.

Я чуть сполз вперед на стуле и будто бы невзначай подался вперед, заглядывая на дальний край стола. Шеф все еще сидел с беспристрастным и даже нарочито-скучающим видом, но мое движение, конечно же, увидел. Однако в ответ только нахмурился, поджал губы и едва заметно помотал головой: ясно дал понять, что фантазия его сиятельства зашла слишком уж далеко.

Хотя что-то в ней определенно было — раз уж такие мысли приходили в голову и мне. И пусть подобный сценарий скорее годился бы для голливудского блокбастера начала двадцать первого столетия, какая-никакая логика в нем все же имелась. Колдун оказывался даже не человеком, а этаким вселенским злом. Предводителем легионов нечисти, ожившим воплощением неведомой силы, сожравшей один мир и теперь покусившейся на другой.

При таком раскладе он вообще не нуждался в осязаемых и понятных простым смертным мотивах, а нес разрушение просто потому, что иначе не мог. Для подобного создания хаос был бы единственной возможной формой существования, а любая попытка хоть как-то объяснить его намерения — бессмыслицей.

Но кое-что здесь никак не сходилось.

Слишком уж изящно колдун вплел свои интриги в жизнь высшего света столицы. Слишком хорошо знал природу людей, слишком круто отыграл свою партию. Пускай не безупречно, но куда лучше, чем справилась бы безумная тварь из иномирья, одержимая жаждой разрушения. Строить мой противник определенно умел ничуть не хуже, чем ломать — иначе не добрался бы чина канцлера. И основой каждого его шага стали не мистическое провидение или запредельное личное могущество, а разум и опыт. Колоссальный, и все же по сути своей основанный исключительно на прожитой жизни — просто безумно долгой. Статистический набор, вобравший в себя столетия противостояний. Пускай и не простой, зато понятный. Обретенный тем, кто когда-то давно был человеком.

В конце концов, будь колдун нечистью, он уже давно отыскал бы шефа в мертвом городе — и угробил.

— Дельная мысль, ваше сиятельство, — негромко проговорил я. — Но согласиться с нею я все же не могу. Могущество колдуна, вне всяких сомнений, основано на энергии Прорывов. Однако есть и то, что отличает его от тварей вроде Жаб или Упырей: разум, милостивые судари. — Я неторопливо прошелся взглядом по хмурым и сосредоточенным господам напротив. — И разум человеческий, хоть и извращенный порочной и враждебной сутью. И сколь бы уродливы и немыслимы ни были его цели, искать их определенно стоит по эту сторону мироздания.

— Богатство, — буркнул плечистый старик, сидевший рядом со Скавронским. — Титул, земли и капиталы. Не удивлюсь, если состояние князя Геловани уже превзошло то, которым владеет сам государь император.

— И снова вынужден не согласиться. Жажда наживы движет лишь теми, кто спешит обеспечить род. Или насладиться плодами собственных достижений. Человеческая жизнь коротка, — усмехнулся я. — Но когда за плечами не одно столетие, торопиться уже некуда. А когда в твоем распоряжении вечность, деньги — определенно не то, за что следует хвататься.

Не то, чтобы я сказал что-то неуместное или был чересчур резок, однако старику мои слова пришлись не по душе. Он сдвинул кустистые седые брови, шумно выдохнул через нос, явно намереваясь выдать гневную отповедь безусому молокососу, но так ничего и не сказал. То ли не захотел показаться скандалистом, то ли оттого, что наш маленький спор вдруг обернулся напоминанием о собственной смерти, до которой, пожалуй, оставалось не так уж и много. А может, просто вспомнил, что «молокосос» на самом деле постарше его самого.

Раз этак в десять.

— Полно, господа. Как по мне — вы оба ошибаетесь в равной степени. — Горчаков заулыбался, но его глаза за стеклами очков буквально излучали серьезность. — Едва ли хоть для кого-то здесь капитал, титул или даже благосклонность государя являются наивысшим благом. Однако блеск власти порой прельщает куда больше блеска золота. Не говоря уже об истинных возможностях, которые она дает. Вы не хуже меня знаете, что злодейство никогда не считает себя таковым, — вздохнул Горчаков. — И всякий раз прикрывает свое уродство благими намерениями. Колдун стремится к переменам, так или иначе — но для нас этим перемены станут губительными.

— Значит, все-таки власть? — Я на мгновение задумался. — Что ж… Соглашусь с вашей светлостью — но только лишь потому, что сам пока не могу предложить ничего разумнее. И к тому же куда важнее остановить врага, чем разобраться в его намерениях, разве не так?

— Полностью с вами согласен, друг мой. Но что мы, в сущности, можем сделать? — Горчаков нахмурился и чуть опустил голову. — В руках колдуна сейчас и полиция, и отдельный корпус жандармов, и даже Георгиевский полк. А нас всего несколько десятков. Каждый за этим столом наделен могучим Талантом, и все же…

— В открытой схватке нам не выстоять, — кивнул я. — Пусть даже вы один стоите целой роты солдат, выступление без поддержки армии закончится гибелью и не принесет никакой пользы. И поэтому самое время поучиться у врага — и добиться всего, располагая исключительно малыми силами.