— За мной! — Я подобрал с мостовой выброшенную кем-то винтовку. — Зададим нечисти жару!

Сказать, впрочем, оказалось куда проще, чем сделать. Стоило нам зайти за ворота, как моим глазам открылось зрелище, которое любой нормальный человек с удовольствием понаблюдал бы на огромном экране кинотеатра, но никак не вживую, да еще и так близко.

Обилие нечисти тянуло на голливудский блокбастер — одних только Жаб я насчитал сразу четыре штуки, а от Упырей с Лешими рябило в глазах. Солдаты кромсали тварей пулеметными очередями, швыряли гранаты и били из винтовок, но все равно были вынуждены отступать, то и дело орудуя штыками и саблями. А плотоядные войска все продолжали и продолжали напирать, вылезая из Прорыва, который уже занял чуть ли не всю крепость. Очертания внутренних Петровских ворот стен вдалеке рябили, скрытые за полупрозрачной пеленой, и то и дело исчезали, когда прореха в бытие выплевывала очередную порцию зубастых уродцев.

— Посторонитесь, судари. — Иван шагнул вперед. — Сейчас я их…

То ли его величество изрядно практиковался в последний месяц, то ли визит в мертвый мир в несколько раз усилил и без того немалый родовой Талант, грозный монарший взгляд оказался страшнее всех пулеметов и винтовок вместе взятых. Огненная полоса дважды прошлась по крепости из стороны в сторону, и поголовье нечисти сократилось чуть ли не втрое. Концентрированное и сплетенное у тугой пучок боевое пламя с одинаковой легкостью кромсало и медлительных Упырей, и тварей покрупнее. Огромная Жаба в паре десятков шагов неуклюже завалилась на бок, потеряв обе передние лапы разом, завопила, но тут же смолкла, когда Иван ударил снова, разрезая гигантскую жирную тушу надвое.

Дельвиг спалил подбирающегося справа Лешего, а за ним в бой вступил и Горчаков: снова вспыхнул, разбрасывая полыхающие ошметки плаща, и принялся швырять в нечисть сгустки пламени. Мы с шефом подобными Талантами, к сожалению, не обладали, поэтому просто палили из винтовок, а когда магазины опустели, пошли в штыковую. Вдохновленные нашим примером «георгиевцы» с местным гарнизоном тоже взбодрились и будто обрели второе дыхание. Их пулеметы, минуту назад истерично голосящие беспорядочным треском, успокоились и заработали в унисон, прицельно щелкая короткими очередями.

Но закрепить успех мы так и не смогли. Даже с подоспевшим со стороны ворот подкреплением нас все-таки было слишком мало, а поток нечисти из Прорыва явно не собирался прекращаться. Иван с Горчаковым понемногу выдыхались, винтовки и пулеметы замолкали, а Упыри продолжали переть толпой, понемногу снова захватывая отвоеванные нами метры. Где-то за Прорывом проступал в дымке огромный силуэт Рогатого…

А я туда уже не смотрел. Нам приходилось отступать по трупам, ботинки то и дело скользили по черной жиже, залившей мостовую, но взгляд будто намертво приковало к сгорбленной человеческой фигуре у самой кромки Прорыва. Колдун стоял, не скрываясь. Болезнь и ритуал иссушили его так, что он казался крохотным и беззащитным даже рядом с Упырями, а Жабы и вовсе не заметили бы досадную помеху внизу и наверняка затоптали.

И все же обходили на расстоянии. Поток нечисти огибал колдуна с обеих сторон, будто он каким-то образом смог создать небольшой круг, куда извне не проникали ни зубастые твари, ни пули, ни даже пламя, порожденное Талантом.

— Ваше величество, вы видите⁈ — Я стряхнул со штыка очередную Упыриную тушу. — Он там! Сможете?..

— Едва ли, — прохрипел Иван. — Слишком далеко. Надо подобраться поближе к тем воротам!

И перед этим каким-то образом одолеть полторы-две сотни шагов через крепость, кишащую кровожадными уродцами. Скрипнув зубами от бессильной злобы, я вырвал у Дельвига из рук винтовку и, прицелившись, выстрелил. Потом еще. И еще. Может, даже попал, однако пули не причинили колдуну никакого вреда. Если мне и удалось добиться чего-то, то разве только привлечь к себе внимание: скрюченная черная фигурка развернулась спиной и, опираясь на трость, зашагала к Прорыву.

— Пусть уходит, — прогудел Горчаков. — Достанем его в другой раз. Сейчас нам следует думать о…

— Ну уж нет, судари. — Я отшвырнул винтовку и принялся стаскивать плащ. — Не знаю, как вы, а я собираюсь поохотиться.

— Сумасшедший! — Иван обеими руками схватил меня за локоть. — Нас всех там порвут на части… Бога ради, что ты задумал⁈

— Человеку его не догнать, — отозвался я. — А вот я, пожалуй, попробую. И заранее извиняюсь за то, что вам предстоит увидеть, друзья мои.

Последние слова наверняка прозвучали совсем неразборчиво — глотка уже начала меняться. Зубы отросли чуть ли не вдвое, нос и челюсти вытянулись вперед. Ботинки на ногах с треском разлетелись, а одежда лопнула по швам: Талант перекраивал меня, превращая лицо в оскаленную звериную морду, а хрупкое и несовершенное человеческое тело — в другое, огромное и могучее. Чуть ли не впятеро тяжелее прежнего, покрытое меховой броней и самой природой оснащенное убийственным арсеналом. Трансформация далась куда легче, чем когда-либо раньше, и через несколько мгновений я толкнул боком застывшего от удивления Дельвига и с ревом врезался в ряды нечисти.

Упыри тут же навалились со всех сторон, пытаясь схватить меня, но не успевали — на четырех лапах я оказался куда проворнее. Лавировал среди неповоротливых и слабых силуэтов, разбрасывая их, как кегли. Так быстро, что даже само время услужливо замедлялось: сердитые пулеметные очереди превращались в мерный грохот, а нечисть вокруг, казалось, и вовсе застыла на месте.

Я сам не заметил, как оказался рядом с Прорывом. И прыгнул вперед без всяких раздумий: зверь полностью перехватил управление и избавился от всего, что хоть как-то могло помешать нам охотиться. Стрельба, город за спиной, товарищи и даже смертельная опасность вдруг исчезли. Остались только я и два ряда острых зубов, которые следовало как можно скорее вонзить в тощую гнилую шею колдуна.

Тугая пелена легонько коснулась морды и будто попыталась задержать, но потом все же пропустила, и через мгновение я ступил на почерневшие камни. Мертвый мир встретил меня неожиданным простором: то ли у нечисти, наконец, закончились резервы, то ли я каким-то образом смог выбрать дорогу, по которой здесь смело пройти только одно существо.

Колдун еле ковылял на своей палке, забавно подергивая иссушенными плечами, однако убрался уже далеко, и расстояние между нами не спешило сокращаться. Я кромсал зубами попадавшихся на пути Упырей и Леших и мчался огромными прыжками, но каждый шаг приходилось буквально выгрызать, словно сами законы этого мира ополчились против меня и изо всех сил подыгрывали врагу.

Плевать — обойдусь и без союзников. Злоба бурлила в крови, сжигая дотла все прочие чувства, и волокла меня вперед, даже когда казавшаяся безграничной мощь звериного тела уже готова была подвести и закончиться. Разбег — и я всеми четырьмя лапами оттолкнулся от камней, взмыл в воздух, готовясь обрушиться на хрупкую черную фигурку…

Но так и не допрыгнул. Чужая сила остановила меня надежнее каменной стены. Врезала по морде, сбросила вниз, а потом снова подхватила и швырнула обратно, протащив боком по мостовой и ломая кости. От удара потемнело в глазах, и я тут же перестал чувствовать задние лапы. Все тело превратилось в один сплошной сгусток боли, оставив мне только бесполезный слух.

— Человечность, — донесся откуда-то усталый голос. — Удивительное все-таки свойство души. Удивительное и ненужное.

Драка — это движение. Движение — жизнь. Отсутствие движения — смерть. Только так и не иначе. Будешь лежать — умрешь. Встанешь, попробуешь драться… Здесь возможностей становилось несколько больше, однако раздумывать о них определенно не стоило. В зверином теле любые умозаключения упрощались до невозможности, поэтому и времени почти не расходовали: грохот и треск от собственного падения еще звучали в ушах, а я уже поднимался. Медленно и неуклюже, на одних только передних лапах — задние все еще отказывались слушаться. Половина тела тащилась по мостовой, превратившись в бесполезный груз, но зверь не сдавался. Упрямо полз вперед, скалился и рычал, примериваясь к еще одному броску — пусть даже такому же безнадежному.