Но пока нам обоим приходилось ждать: грузовик спустился с Певческого моста и покатился в сторону площади. Сонно и неторопливо, как и подобает продуктовому фургону. Даже тому, что снабжает дворцовому кухню. Государевым поварам испокон веков вменялось в обязанность кормить не только императорскую семью, прислугу и знатных гостей, но и целый штат придворных, кавалергардов, охранную роту и случайных дармоедов, число которых порой доходило чуть ли не до сотни. Именно поэтому служебный транспорт сновал между Зимним и продовольственными складами чуть ли не круглые сутки.

Один из таких грузовичков мы с Петропавловским как раз и позаимствовали еще поутру, и теперь четырехколесный троянский конь вез во дворец не шампанское от поставщиков императорского двора, а нас с шефом и полторы дюжины аристократов и вояк. Кого-то я относительно неплохо знал, кого-то видел впервые, но доверять приходилось каждому.

Даже тем, кто мало походил на бойца.

— Перед тем, как мы начнем, судари, считаю своим долгом предупредить. Полагаю, вы и так знаете, но все же…

Оратор из меня оказался так себе — пожалуй, даже хуже, чем обычно. Собственные слова казались несусветной ерундой, чем-то вымученным и ненужным, а то и вовсе неуместным. Наверняка все до одного в пропахшем одеколоном грузовике и без всяких разговоров знали, на что шли и чем это может закончится буквально через каких-то полчаса.

Но я все-таки продолжил.

— Во дворце сейчас несколько сотен человек. Не все они вооружены и носят форму, но каждый, без сомнения, будет в меру своих сил защищать его величество императора. И в первую очередь это, конечно же, касается солдат и кавалергардов. Многих из них вы наверняка видели раньше. С кем-то служили вместе. А кого-то, быть может, и сейчас считаете другом. Я не вправе просить вас стрелять в знакомых. — Я на мгновение смолк, подбирая подбирая подходящие слова. — Но знайте: подобное благородство обойдется слишком дорого. Они увидят перед собой предателей и бунтовщиков, и не найдется той силы, что удержит их руку.

Речь получилась на троечку, однако ее дополнил Талант, и в целом вышло не так уж и плохо. И уж точнее честнее, чем сомнительные лозунги о благе отечества, чести, славе и вечной жизни в памяти потомков.

— Да ладно уж тебе, — усмехнулся шеф. — Справимся как-нибудь.

Похоже, обтекаемое, зато емкое и в каком-то смысле даже жизнеутверждающее «как-нибудь» пришлось бойцам по душе куда больше всего, что я сказал раньше. Хмурые и сосредоточенные лица начали разглаживаться, кто-то даже попытался пошутить…

И тут же смолк. Грузовик начал замедляться, и Петропавловский громыхнул кулаком по кабине изнутри — значит, ворота уже рядом.Трое или даже четверо гвардейцев снаружи, и дюжины полторы в помещении караула сразу за дверью. Вряд ли его светлость канцлер готовился держать осаду, однако все входы и выходы во дворец и раньше охранялись — и еще как. Я не раз бывал в восточном крыле по долгу службы и наверняка знал: вояки, конечно, не спят с винтовками в обнимку, но уж точно не зря едят свой хлеб, и незамеченной здесь не проскочит даже мышь.

— Проезжай, проезжай, сынок, — раздался чуть приглушенный тканью тента голос снаружи. — Василий, открой ворота пошире. Кормильцы наши пожаловали… Как обычно?

— А то сам не знаешь, дядька. — Петропавловский, похоже, высунулся из кабины чуть ли не по пояс. — Того да сего, и еще вот этого чуть-чуть. Яблок много привезли — берите, если надо кому.

— Брать не положено, — строго отозвался караульный. — А вот поглядеть — погляжу.

— Тьфу ты… Да чего там глядеть-то? Одни коробки да ящики.

— Вот их и буду. Велено всё проверять. Так что давай проезжай, глуши мотор да открывай.

Мы с шефом молча переглянулись и осторожно заковыляли на корточках к заднему борту. Не то, чтобы я всерьез рассчитывал избежать досмотра и просочиться в здание без ведома охраны, но надежда всегда умирает последний.

И, судя по уверенному стуку сапог по асфальту, жить ей осталось всего ничего.

Кто-то решил не дожидаться, пока Петропавловский выберется из кабины, и поспешил заглянуть в темное нутро грузовика. Подцепил край тента штыком и уже собирался было отбросить забросить его наверх, но так и и не успел. Я ухватил винтовку за цевье и дернул с такой силой, что борт едва не согнулся от удара. Бедняга-караульный охнул и обмяк, но оружие так и не выпустил, так что мне пришлось затащить его внутрь и там для верности еще несколько раз огреть по голове рукоятью «браунинга».

— На выход! — рявкнул я. — Хватай их!

Командовать, в общем, было уже ни к чему: все и так сообразили, что надо успокоить караульных, пока они не подняли шум или не взялись за винтовки. Когда я махнул через борт грузовика наружу, шеф уже бережно опускал на асфальт бесчувственное тело. Опередил меня — несмотря на сотни лет физического возраста, при желании он умел двигаться почти молниеносно.

Я молча хлопнул его по плечу и рванул вдоль грузовика под арку, чтобы поскорее разобраться с последним, третьим караульным. Но тот уже сползал по стене, с хрипом зажимая горло окровавленными пальцами.

— Простите, судари. — Петропавловский отступил на шаг и поморщился, вытирая кинжал об куртку. — Но что мне еще было делать?

Вероятно, нечего. Успей хоть кто-то у ворот выстрелить, и внутри нас бы встречали во всеоружии. Но пока, к счастью, удалось обойтись без лишнего шума. Ни у штаба Гвардейского корпуса, ни за поворотом на Миллионную никого не оказалось, и через несколько мгновений весь «десант» уже выбрался из грузовика и теперь лязгал затворами, готовясь двигаться дальше.

— Закройте ворота. Вы трое оставайтесь здесь и следите за площадью, — скомандовал я, на ходу доставая из кармана второй «браунинг». — Остальные — за мной.

Дверь открылась, не скрипнув петлями. Почти бесшумно, будто зачем-то решила немного подыграть старому знакомому. Но сразу за ней меня ждал куда менее приятный сюрприз: один из бывших сослуживцев, титулярный советник из тайного сыска. Не то, чтобы мы были так уж хорошо знакомы, однако лицо он мое явно узнал. И, увидев перед собой восставшего из могилы покойника, тут же уронил челюсть на грудь, вытаращился и, попятившись, полез рукой куда-то к поясу — видимо, за револьвером.

Не успел. Шеф одним прыжком оказался рядом с сыскарем. Приклад винтовки с хрустом врезался в переносицу, и его благородие со стоном повалился на пол и скорчился, заливая кровью ковер.

— За мной! — Я пинком снес с петель дверь в караулку. — А ну всем лежать!

Несколько гвардейцев дремали на нарах вдоль стен, но остальные бодрствовали. Кто-то пил чай, кто-то чистил оружие, а с полдюжины фигур в галифе и гимнастерках расположились в центре помещения и увлеченно резались в преферанс, используя вместо стола ящики с патронами. Один из игроков среагировал быстрее других — тут же бросил карты, опрокинул табурет и метнулся к стойке с винтовками. Так проворно, что я едва успел уложить его пинком в бок.

— Ну же, милейшие, — Я шагнул вперед, подняв оба пистолета, — держите себя в руках. Мне меньше всего на свете хотелось бы пристрелить кого-нибудь из вас.

Караульные повскакивали со своих мест, сжимая кулаки, но если у кого-то из них и возникла мысль повторить подвиг товарища, еще полдюжины нацеленных на них стволов остудили даже самые горячие головы.

— Вот и чудесно. — Я махнул «браунингом», приглашая войти шефа и остальных. — Свяжите наших друзей. Только постарайтесь никому не навредить — эти люди не виноваты, что им приходится исполнять свой долг.

Пока что все складывалась, можно сказать, наилучшим образом. Но я почти физически ощущал, как иссякает запас удачи, отпущенный мне на сегодняшний день, а вместе с ним уходит и время. У нас всего четверть часа… было четверть часа до того, как Горчаков поведет свой отряд прямо через центральные ворота, а Дельвиг с «георгиевцами» выйдет на набережную и к саду со стороны Адмиралтейства. И уж точно не суждено проделать все это без шума, а значит, и нам тоже придется ускориться, чтобы собраться вместе, ударить железным кулаком и пробиться через кавалергардов к императорским покоям.