Кристина внезапно расхохоталась.

– Я пока в лифте ехала, разговорилась с одним…

– Ну, – сказал я саркастически, – это называется разговорилась? Я знаю и другие синонимы…

– Да нет, в самом деле разговорилась. Вы хоть знаете, кем вас считают даже ближайшие соседи?.. Да и вообще все жильцы дома?

Я спросил с интересом, каждому любопытно, когда говорят о нем:

– Кем же?

Она сказала с удовольствием:

– Собачником!

Я пожал плечами.

– Ах, как вы меня удивили. А я кто?

– Писатель, – ответила она уверенно. – Сильнейший… хотя непонятно, почему.

– В этом мире много непонятного, – ответил я и добавил: – Горацио.

– Но все-таки… всего лишь собачник! Вас это не задевает?

– Нисколько, – ответил я и снова опустил взгляд на бумаги.

– А не хотелось бы, чтобы все указывали на вас пальцами… ладно, пусть взглядами и перешептывались за спиной: вон идет знаменитый писатель Владимир Факельный?

– Нет.

Она покачала головой, в глазах растущее недоверие.

– Вот уж позвольте сказать, что вы, дяденька, брешете. Такого быть не может.

– Можете проверить меня на любом детекторе лжи, – сказал я совершенно искренне. – Мне это до фени.

Снова она не поверила, но мне по фигу. Я-то знаю, что я намного больше, чем писатель. Настолько намного, что с той высоты разница между писателем и собачником просто незаметна.

Кристина сказала с улыбкой:

– Владимир Юрьевич, я же умная женщина…

Я насторожился.

– И что из этой гипотезы следует?

– Что со мной можно держаться как угодно глупо.

Это был намек, даже легкое обвинение, что я держусь не так, как правильно, а на меня это действует, как красная тряпка на быка..

– Да? – переспросил я. – Тогда, Кристина, очень прошу, не поленитесь дозвониться до сантехника. Что-то на кухне вода начала протекать! Позвоните, хорошо? А то, когда звоню я, телефон всегда занят.

Она удивилась:

– Да там всего-то делов – прокладку поменять! Дайте ключ… в смысле, гаечный, я сама все сделаю! Или и ключа нет? Как же вы живете?.. Всегда вызываете специалиста?

– Жизнь слишком коротка, – сказал я, – чтобы самому делать то, что за деньги сделают другие. И вообще у меня руки растут из того же места, что и ноги.

Она упрекнула:

– Вы слишком часто говорите парадоксами! Вас трудно понять.

– Парадокс, – объяснил я мирно, – это истина, поставленная на голову, чтобы на нее обратили внимание. Вам чего-нибудь принести?

– Сюда? – удивилась она. – Кровать? Да пусть стоит там, в спальне. Когда захотите, просто кивните, а пока давайте о деле. Я просто уверена, что вам очень нужно встретиться с читателями. Если так уж в лом, как вы изволите выражаться, то надо дать виртуальное интервью. Сейчас вошли в моду чаты. Устроим чат с посетителями. Вот сегодня ко мне сами обратились держатели крупнейшего сервера фантастики…

– В жопу, – ответил я лаконично.

Она отстранилась, посмотрела на меня из-под высоко вздернутых бровей, изогнутых, как лук Робин Гуда.

– Простите… куда? Мне кажется, я не расслышала.

– В анус, – пояснил я. – В анальное отверстие. Да не вас, а этих держателей.

Она вспыхнула, на щеках появились красные пятна. Удержалась, сказала ядовито:

– Я, кажется, говорила уже, что если вам надо для творческого отдохновения, то можно и меня, но в данном случае вы, кажется, не понимаете, на какие ухищрения приходится пускаться авторам, а также их литагентам и даже издателям, чтобы устроить вот такой чат! Это же прямое общение автора с читателями! Всякий раз продажи резко возрастают. Ваше имя начинают упоминать чаще, а это ведет к добавочным прибылям.

Я отмахнулся и повторил лениво:

– В анус. По самые… э-э-э… ограничители. А можно и вместе с ними. На фиг я буду выплясывать перед тупыми обывателями «Всей-всей фантастики»?.. Я пишу книги. Этого достаточно. Там я разговариваю с читателями подробно, открыто.

Она сдерживалась уже с явными усилиями. Да и у меня, если честно, кровь поднялась в голову, а низменную эротику выдуло свежим и холодным ветром соплеменных. А ее торчащие груди – это ж всего лишь хорошо развитые молочные железы, меня этим фиг возьмешь и уж не собьешь точно.

Кристина же сердито посверкала глазами, произнесла раздельно:

– Я – ваш литературный агент. Я – на вашей стороне. Но, чтобы я могла проводить более успешно нашу политику, я должна лучше понимать ваши мотивы… которые кажутся весьма странными. Вы можете объяснить ваше нежелание участвовать в литературной жизни?

Я зевнул, потянулся, хрустнули кости.

– Объясняю. На пальцах. Я не стремлюсь нравиться. Не заигрываю с читателем. Тем более с тупейшими сопляками и туповатыми обывателями, которыми заполнен сервер «Всей-всей фантастики». Разговаривать можно с кем угодно, но только не с обывателями. Обыватель слышит только самого себя, такого начитанного и одухотворенного, все знающего и понимающего… Да, я их ненавижу. Я им, сволочам, не прощу, что они Галилея на колени поставили!.. А еще Бруно и Д’Артаньяна сожгли. Нет, это Жанну Д’Арк сожгли…

Она отпрянула, смотрела с таким видом, словно собиралась вызвать психиатра.

– Да здоров я, – буркнул я устало. – Думаете, Галилея на колени ставила неграмотная чернь? Да черни по фигу, какая земля на самом деле, хоть квадратная. Всех нестандартных травили, как и сейчас травят, именно образованные обыватели! Культурные, мать их… Даже высококультурные, всех бы… да нельзя, на них мир держится. Просвещение, культура – без всяких подковырок, на них. Без всякой иронии, они – Хранители Культуры. Беда лишь в том, что защищают культуру как от уничтожения, так и от развития. Все защищают: культуру, науку, моральные ценности. Это хорошо, что защищают и не дают разваливать. Но хреново, что с тем же рвением тащат на костер и тех, кто пытается развивать дальше. Вот потому, дорогая, я и не буду разговаривать с ними. С кем угодно другим могу и буду, но с ними – нет.

– А с другими почему?

– Другие в какой-то степени способны усвоить. А эти – нет. Вспомните, принципиально новая культура, называемая христианством, зародилась и даже развивалась вовсе не среди высокообразованных и культурных римлян! Или греков. То же самое и с исламом. А я, лапочка, вовсе не хранитель культуры и всяких культурных традиций. Я – создаватель новой культуры, нового мышления, новых взглядов… и вообще – нового.

Она подумала, подумала, подвигала бровями, сказала решительно:

– Пойду-ка поищу у вас сок. Отыщется?

– Отыщется, – ответил я небрежно и порадовался за своевременный визит в супермаркет. – Вам какой?

Она подумала, сказала нахально:

– Апельсинового, конечно, не найдется?

– А вот найдется, – ответил я. – В двери, слева. Два пакета! Литровых. А мне заодно, если можно, конечно… чашечку кофе.

Она поколебалась, ведь горячий кофе в холодильнике отыскать трудно, надо готовить, но ушла, а я в отместку опустил глаза и старался не смотреть ей вслед, но все равно перед глазами удалялись ее длинные загорелые ноги, а сверху двигались из стороны в сторону снежно-белые сочные ягодицы. С кухни уже доносились хлопки дверцы холодильника, шум набираемой в джезву воды, а из комнаты все еще удаляются длинные загорелые ноги, перекатываются при каждом движении снежно-белые сочные ягодицы… Черт, да что же такое, да как будто мне некуда больше смотреть, кроме как в жопу!