– Чепуха, – ответил я.

– У нас данные…

– Неверные.

– По крайней мере дважды выполняли, – сказал он спокойно. – Первый раз, когда на Северном Кавказе возникла новая ветвь ислама, ходжисты… Перед этими радикалами даже ваххабиты показались политкорректными демократами из окружения Старохатской. Но молодежь к ним потянулась. К счастью, на этот раз правительство сразу оценило опасность… ну, не само правительство, там в то время работал Мельник… жаль, очень недолго. Мельник посоветовал двинуть туда войска, а сам тут же обратился к вам. Так было? Вы в короткий срок создали произведение, что на глубоком эмоциональном уровне разрушило их стойкость и уверенность. А до этого ходжисты успели нанести ряд поражений правительственным войскам, они смеялись над пропагандой, довольно хилой и никчемной… Но вам удалось.

Я отмахнулся.

– При чем здесь правительство? Даже Мельник? Я не работал на правительство. И не собираюсь. Просто в том случае наши интересы совпали. Я счел, что ходжисты… ну, неправы. Ваххабиты, моджахеды – в какой-то мере правы, но не ходжисты. Конечно, то было не мое дело, вмешиваться не собирался, но когда Мельник явился и выложил на стол пухлый бумажник, очень пухлый, надо сказать, я не заколебался.

Полковник задвигался в кресле, глаза стрельнули по сторонам, сказал негромко:

– У нас бумажники тоже не тощие.

Я покачал головой.

– Я же сказал, в том случае мои интересы и интересы правительства совпадали. И хотя ему, правительству, до фени мнение такой мошки, как я, но, как видите, это хорошо, когда есть поддержка в народе. Во мне, то есть.

Кричевский молчал, заглядывал на дно стакана с остатками кофе. Ищенко стиснул челюсти, побагровел, под кожей напряглись рифленые желваки, глаза сузились. После глубокого выдоха он перевел дыхание и сказал почти задумчиво:

– Так на какой же козе к вам подъехать? Может быть, вам не чуждо понятие патриотизма?

– Не чуждо, – согласился я. – Однако я сам определяю его рамки.

– Что, они совсем узкие?

– Это смотря под каким углом рассматривать.

– Гм, – сказал он замедленно, – второй случай с правительством был еще интереснее… Правда, в нем тоже просматривается ваш личный интерес, ваши пристрастия.

– Вы говорите о… том незначительном случае с танкером?

Ищенко кивнул, а Кричевский задумчиво улыбнулся.

– Не такой, – проговорил он, – уж он незначительный. Кроме того, были и другие отголоски того выстрела, осколки от ваших снарядов летят далеко и бьют сильно. Даже теперь все еще летят и все еще бьют! Никакое другое оружие так не действует. Так на чем вас поймать?.. Я говорю с вами очень откровенно и очень трезво. Вы нам нужны. Очень! Но в то же время я понимаю, что принудить вас не сможем. Принудить можно выкопать канаву или нарубить дров, можно даже принуждением или шантажом завербовать шпиона, заставить работать на себя главу чужого правительства… но вот только творческого человека, чувствую, принудить невозможно. Он выдаст требуемый роман, картину, песню, симфонию… вроде бы все сделано, но в произведении не будет того огня, который ожидали, а… а придраться невозможно! Работа сделана. Так что мы хотим, как видите, чтобы вы работали с нами добровольно.

Ищенко жестом подозвал официантку, велел повторить с кофе, да не жадничать, взять чашки побольше. И бутерброды принести двойные. Да так двойные, кофе же делаете?

Она исчезла, уже повеселев, он же посмотрел в мою сторону задумчиво.

– У меня есть промежуточный вариант… Пусть товарищ… э-э… Владимир просто прочтет цикл лекций нашим слушателям. У нас готовятся специалисты по пропаганде, Владимир Юрьевич. Там лучшие умы, там элита, потому все, что скажете, не будет зря разбросанным бисером.

Я пожал плечами.

– Не представляю.

– Как читают лекции?

– Что читать.

– О том, как работать инфисту.

– Такой методики нет, – объяснил я. – Не говоря уже о том, что я – писатель, а не лектор. Никогда этим не занимался. Да и не тянет.

– Мы знаем, – сказал Кричевский, – что вы учите молодежь из своей группировки, как писать правильно. То же самое можете в любой произвольной форме рассказать нашим слушателям. Уверяю вас, оплата вас не разочарует.

Я скептически фыркнул.

– Сомневаюсь. Работники бюджетных организаций получают немного.

Он кивнул.

– Абсолютно верно. Но я берусь найти спонсора, который будет доплачивать. Уверяю вас, доплата превзойдет все ваши ожидания.

Я посмотрел на их лица. Эти люди не отстанут. Но, возможно, это и есть компромисс, что их устроит, и не очень будет напрягать меня? Но самое главное, о чем пока молчу, эти люди смогут защитить от всех доброжелателей, которым просто необходимо мое участие в их партиях, движениях, организациях.

– Но сами вы представляете, – поинтересовался я, – чего хотите? Мне кажется, простите, не очень. Иначе бы пригласили не меня, а настоящих преподавателей. Профессионалов.

Нам принесли еще кофе и бутерброды, некоторое время отхлебывали, откусывали, довольно жмурились. Наконец Ищенко посмотрел на Кричевского вопросительно, тот слегка наклонился ко мне через стол, придавая голосу доверительность.

– Мы хорошо себе представляем, чего хотим. Потому именно к вам. Хотя информационные войны идут с библейских времен, они все еще штука новая, непонятная. Всегда на первых ролях стояли более ясные простым мозгам военных обычные виды вооружения. Но сейчас, когда обычное применять как-то нехорошо… вот так сразу, полыхает информационная война. К которой, признаться, мы не готовы. А специалистов нет вовсе.

Я развел руками.

– Вы могли убедиться, что из меня специалист – никакой. У меня нет методик, я даже не владею терминами, которыми так легко и просто щеголяют привычные… э-э… сотрудники.

– Никакой специалист?

– Да, – подтвердил я. – Я – самоучка.

Он грустно улыбнулся.

– Ну и что? Мы же с вами понимаем разницу… Они умные и начитанные сотрудники. По два диплома, а то и по три. Знают по шесть языков. Литературу – от Гильгамеша до Васи Пупкина. Они вас могут презирать… да и презирают, если уж откровенно, вы не укладываетесь ни в какие их рамки. А раз не укладываетесь, значит – бездарь. А читает вас народ взахлеб лишь потому, что он весь – туп, глуп, неразвит, спивается, деградирует… Лишь немногие понимают, что раз уж вы – чемпион, пусть даже непонятно, как и почему, то надо изучать именно ваш опыт, а не тех правильных авторов, которых прочел и тут же забыл. Так что мы будем изучать ваш опыт. Опыт чемпиона, рекордсмена, опыт победителя! От вас всего лишь требуется рассказывать, как лично вы добились успехов. Какими приемами.

Ищенко добавил хитро, по крайней мере так наверняка считает:

– А может, вам просто хочется быть единственным и неповторимым?

– Я и так неповторим, – ответил я. – Даже, кстати, вы тоже неповторимы.

Он уловил иронию, кивнул:

– Я о другом. Не страшитесь, что быстро подрастут молодые, сильные, а вы их вооружите методикой… с которой вас свергнут с первого места?

Я вспомнил свою Главную Книгу, усмехнулся. Уже не свергнут.

– У меня нет методики, – ответил я. – Хотя, разумеется, как у всякого профессионала, есть излюбленные и отточенные приемы. Только полнейшие придурки полагают, что профессии слесаря, инженера, банкира или политика надо учиться, а вот писательство – это от Бога. Как бы ни был талантлив от рождения пианист, но его подолгу учат бренчать на рояле, а потом он еще часами терзает соседей гаммами… То же самое и в профессии писателя. Надо не просто уметь писать буковки, но и знать, как их расставлять, чтобы вызвать у читающего нужное вам воздействие… Словом, с немалым сомнением и большой осторожностью я… принимаю ваше предложение. Но что же я буду читать?

– Курс лекций, – ответил он с преувеличенной живостью.

– Каких?

Он ответил почти так же уверенно:

– По литературе.

– Ну, знаете ли, – ответил я, – для чтения лекций уже много книг навыпускали, каждый автор пытается казать что-то умное, посмотрите. У вас свои… особености, вот и подгоните под свой профиль.