Только непонятно, почему все чаще обращают свои взоры в мою сторону.

– Не знаю, – ответил я дипломатично, – у меня пока что не сложилось какое-то определенное мнение.

Он вскинул седые брови.

– А вы что, ждете, когда оно сложится само?

– Совершенно верно, – ответил я любезно.

– Вы, – сказал он с преувеличенным удивлением, чтобы я понял, что он шутит, – человек, который умеет навязать свои взгляды целым народам!

– Но не себе, – вздохнул я. – С другой стороны, зачем? Я верю своему подсознанию. К какому заключению оно притопает, с тем и буду считаться.

От соседнего стола в нашу сторону ревниво поглядывал Челлестоун. Рядом с живым юрким Лакло и чопорным Лордером он, огромный и громогласный, выглядит и шумным немецким бюргером, и лавочником, и деревенским кузнецом, но только не одним из могущественнейших умов планеты. За неделю до отъезда я посмотрел его великолепный фильм… ну, не его, но созданный по шевелению его пальца. Фильм, который собрал восемь Оскаров, взявший награды на Каннах и еще кто знает каких их же карманных шоу.

В том фильме, где задействованы лучшие режиссеры и лучшие актеры, непонятные узбеко-таджико-казахи с азербайджанскими именами ведут с помощью США по странам Востока очередной нефтепровод. Ессно, в обход России. А русские диверсионные группы, что для западного менталитета тоже ессно, стараются его взорвать, а всех зверски убить, изнасиловать и разрезать на куски. Любовная линия, страсти, погони, а подспудно проводится мысль, повторяется не меньше семи раз, золотое число для мертвого вдалбливания, то есть, чтобы запало намертво, что США всеми силами стараются развивать экономику исламских стран, расположенных на юге России. Ну прямо всеми силами, ибо там не только лучшие специалисты-инженеры, хотя азербайджанцы, туркмены, таджики и прочие грузины – ого-го какие молодцы и само благородство, хоть и дикие, но и сам Джеймс Бонд всеми силами добивается, чтобы нефтепровод заработал, чтобы туземные страны стали богатыми, процветающими…

Челлестоун посматривал ревниво на Соммерга, а я с тихой завистью поглядывал на Челлестоуна. Вот у него власть так власть… Это не мои жалкие лекции в странном учебном заведении. Как часто мы что-то придумываем первыми, потом Запад все это покупает или тибрит, развивает, а мы в хвосте… в лучшем случае. Сейчас, к примеру, не в хвосте, а вовсе под хвостом.

Под рукой Челлестоуна несколько институтов, научно-исследовательских центров, множество лабораторий, своя мощная киностудия, несколько газет, три телеканала, плюс он может размещать заказы на фильмы в Голливуде, финансировать явно или тайно, привлекать к работе лучших сценаристов и режиссеров. Причем, те даже не будут подозревать, на кого работают и чей заказ выполняют.

Он перехватил мой взгляд, его рука с бокалом поднялась, приветствуя, затем он поднял к губам и осушил в три длинных глотка. Мне стало неловко, что-то не помню, чтобы я был именинником.

Челлестоун опустил бокал, вылез из кресла и направился к нам. У нашего стола еще три свободных кресла, за Челлестоуном вышколенно поднялась и пошла, дробно семеня длинными худыми ногами, очень красивая женщина, больше похожая на фотомодель.

– Не слушайте, – обратился Челлестоун ко мне, – что эта старая калоша наплетет про такого орла, как я!.. Он уже потерял нюх на великие замыслы… Потому все мои проекты он принимает в штыки… ха-ха, какое устаревшее сравнение, верно?

Он грузно сел, не дожидаясь, пока сядет дама, хотя какая она к черту дама, если на службе, а я ответил легко:

– Что вы, мы как раз говорили о вашем блокбастере. Говорят, он в первую же неделю собрал семьсот миллионов долларов?

Он весело подмигнул.

– Что делать, если у меня такая счастливая рука?.. Я ухлопал четыреста миллионов на этот фильм, уже списал их как на пропаганду, а он еще и приносит прибыль, да какую прибыль!.. Знали бы, сколько собрали за месяц по всему миру!

– Пропаганда? – повторил я. – А я думал, что фильм вызван… ну, сочувствием к тем, кто гибнет в таких потасовках.

Челлестоун сграбастал со стола бутылку охлажденного вина, отпил из горла так непринужденно и свободно, что Ноздрикл позавидует, лицо Кристины слегка одеревенело, а Соммерг просто позеленел от такого нарушения обеденного этикета.

Челлестоун с грохотом опустил бутылку на стол.

– Фигня! – заявил он безапелляционно. – Фигня насчет справедливости Запада по отношению к кровавым конфликтам. Вы же знаете, почти ноздря в ноздрю с чеченским конфликтом вспыхнула война в Таджикистане. Там российские войска тоже подавляли мятеж, к тому же на чужой территории, не на своей, как в Чечне, а жертв было больше, крови больше, сожженного и разрушенного – намного больше. И что же, хоть одна страна Запада пикнула? Наоборот, даже деньгами снабжали через МВФ, ибо в том случае Россия уничтожала тех исламистов, которые усилили бы врагов США.

Я кивнул. Самое смешное и показательное, что наши правозащитники в случае войны в Таджикистане тоже как воды в рот набрали! Хотя Челлестоун попал в самую точку: русская армия там пролила реки крови, а в Чечне всего лишь ручьи.

Челлестоун весело подмигнул:

– А что, вам этих грязных туземцев жалко?.. Да передохни они, все эти таджики, чечены, турки, туркмены и все черномазое мусульманство, разве нам, Западу… а Россия тоже Запад… будет хуже?

Его секретарша улыбалась мне умело накрашенным ртом. Кристина в свою очередь улыбнулась Челлестоуну, да так многообещающе, что он поперхнулся, а зеленые глаза его красотки стали от злости рыбьими.

– Хе, – сказал я, – да только я ведь вижу, зачем это вам.

– Как зачем? – ответил он удивленно. – Все просто!.. Западу не нужно, чтобы эти страны с нестабильными режимами стали сильными экономически. Пусть живут надеждами, что Запад им поможет, что вот-вот начнет работать каспийский проект добычи нефти, дескать, разом обогатит все эти азербайджаны… Эти миражи помогут им и дальше держаться вне союза с Россией, к тому же эти надежды ввергнут их в такую нищету, что они как о сказке будут рассказывать детям о счастливой жизни в СССР!

– Вы в детстве любили читать Говарда? – спросил я.

Он не попался в ловушку, переспросил:

– Фаста? Очень.

– Нет, создателя Конана.

Он посмотрел смеющимися глазами.

– Я сейчас читаю почти всех его продолжателей. У меня есть все фильмы и даже мультики о нем. А под комиксы так вообще пришлось отвести отдельную комнату.

Я кивнул.

– Любите варваров?

Он ответил таким же прямым взглядом.

– По крайней мере, хорошо понимаю.

А кто понимает, добавил я про себя, тот умело ими манипулирует. Я знал работы Челлестоуна, хотя они нигде не публиковались. Возможно, только в одном экземпляре, что подается на подпись президенту, а потом тут же сжигается ввиду сверхсекретности. Но мы, инфисты, узнаем работу коллег по их почерку.

Работа Челлестоуна была проста до гениальности, жестока и безжалостна, какой и должна быть великая работа. Правозащитники назвали бы ее бесчеловечной, если бы уже не работали у Челлестоуна: кто на длинном поводке, кто на коротком.

У стран, отколовшихся от СССР, поддерживается иллюзия, что вот-вот Запад поможет им наладить экономику, надо еще чуть потерпеть, и они станут богатыми, зажиточными. За это время будет проедено все, что осталось от СССР, техника рассыплется от ржавчины, знания инженеров устареют, и наконец наступит массовая нищета, ужасающая нищета, перед которой сомалийские трагедии покажутся раем.

И что дальше? А дальше беспроигрышный расчет на то, что цивилизованные страны уже достигли такой экономической мощи, что в состоянии без натуги содержать целые варварские страны. Варварские – это не обязательно те, что с мечами и на конях, варвар вполне может быть на прекрасном джипе со скорострельной пушкой и ракетами «земля – воздух». И вот нынешние режимы в этих азербайджанах падают под натиском варваров, что обещают вывести народ из нищеты… иным путем! Собственным.