Стол был накрыт, как для королей, да что там королей, короли здесь и близко не лежали. Для императоров! И молчаливые официанты, застывшие в ожидании под стенами, похожи не то на отставных фельдмаршалов, не то на нобелевских лауреатов по литературе и разным искусствам.

Кристина даже стала меньше ростом, подавленная великолепием, роскошью, что не кричит о себе, но чувствуется даже в каждом изгибе подлокотника кресла, над проектированием которых мучались целые дизайнерские институты.

Юсовцы трудились над завтраком, как будто только что высадились с их ныне знаменитого «Майфлауэра», а Лакло и Живков то ли больше подумывали про огуречный рассол, то ли все еще помнили о западноевропейских манерах, поглощали пищу сдержанно. Именно поглощали пищу, а не жрали, хавали, лопали, как вот сейчас Челлестоун…

Все верно, когда на неведомый континент прибыли первые переселенцы, они были истощены, измучены, болели всеми болезнями. С жадностью набросились на стадо диких индюшек, перебили и устроили пир – с того дня в их народе установился праздник, на котором подают именно индюшку.

Они жадно рубили ничейный лес, пахали ничейную землю, строили дома, какие хотели, а не по эскизу феодала. Добывали еду охотой, огородничеством, разводили скот, возводили первые заводы и фабрики. Изголодавшиеся, они делали свою жизнь все сытнее, богаче и богаче. И вся их жизнь была направлена на то, чтобы стать богаче. А жилища сделать крупнее, просторнее, наполнить их дорогой мебелью и дорогими вещами. Они уже догнали и обогнали соседей из тех стран, откуда бежали от нищеты и голода, теперь соревновались друг с другом.

Им никто не мог подсказать, что человеку мало одних только вещей… кто мог подсказать, если переселялись только такие же: из низов, неграмотные, простые, у которых и потребности были только самые элементарные? И вот выросла целая цивилизация простых и очень даже простых людей, трудолюбивых, как муравьи, и ровно столько же, как и муравьи, смыслящих в философии, искусстве, и вообще столько же размышляющих о смысле бытия.

Понятно, что на их земле ни одно философское учение… как и вообще учение, возникнуть не могло. А из того великого множества, что возникало в Старом Свете, в их новом мире простых людей прививались только те, которые оправдывали их полуживотное существование. Потому работа австрийца Зигмунда Фрейда у себя на родине осталась почти непризнанной, ибо в Старом Свете знают ценности повыше, зато в Новом приняли на ура: человек – свинья, у него ничего нет, кроме свинских инстинктов, а все эти любови, чести, достоинства и прочий бред – химера, дурь, дым…

Я закончил завтрак почти одновременно с Живковым. Нас опередил Лакло, но даже он сложил нож и вилку, давая сигнал официантам, в то время как грубый Челленстоун просто отодвинул блюдо на середину стола и ухватил горсть салфеток. Кристина в растерянности наблюдала, как он вытирает залитые жиром пальцы, что-то новое в правилах этикета, а Челлестоун заметил ее взгляд, проревел с медвежьим оптимизмом:

– Хор-рошо?..

Она судорожно кивнула.

– Да, завтрак… чудесен. И вообще здесь волшебно!

– Волшебно, – сказал он. – Это еще что!.. Весь мир стал волшебным. И кто его таким сделал? Мы – западная цивилизация!..

Это было грубовато, все отводили взгляды, даже Кристина чуток опешила, а Челлестоун обвел весь зал победным взором.

Лакло бросил ехидно:

– Особенно волшебно, что эти замки были построены, когда западной цивилизации… в смысле, Америки, еще не существовало.

Челлестоун отмахнулся, как медведь от мухи.

– Здесь были одни камни, когда мы купили этот остров. Простое нагромождение глыб, называемое старинными замками. Это уже наши инженеры все отреставрировали, почистили, провели электричество, поставили кондишены. Даже те железные рыцарские статуи в полный рост – красиво, верно? – с завода в Иллинойсе, что производит такие рыцарские доспехи по двести штук в неделю для чокнутых на старине. Правда, наши делались по спецзаказу, но это тоже плюс в пользу нашего пути. Не только для брюха, как тут кое-кто на меня косо посматривает, но и для души!.. А что делалось у вас, за железным занавесом?..

Я промолчал, но, к моему удивлению, очень спокойно ответил Лордер:

– Строили коммунизм.

Живков тут же протестующе выставил перед собой белые холеные ладони:

– Вы как хотите, а я не строил!

Лордер кивнул:

– Да-да, я знаю, вы всегда только на стороне победителей. А вот мы строили… я имею в виду страну. Сам я был еще мал, когда коммунизм рухнул, но все равно «мы строили». Идея была построить мир, который целиком и полностью держался бы на сознательности, честности, долге и чести. Человек должен был постоянно изживать в себе зверя, загонять его вглубь и там дотаптывать ногами. В духе честности и порядочности воспитывали детей, взрослых. На этом держалась идея коммунизма, что все будут работать с удовольствием и много, а брать себе мало, то есть по потребностям. Таким образом будет общество изобилия… Ладно, короче говоря, эта идея продержалась семьдесят лет. Вернее, продержался строй, а идея… идея хоть и захирела, но вряд ли умрет. Но как-то не приходит в голову, что ненавидимая нами Юса…

Живков сказал быстро:

– Только не мною! Только не мною.

Он даже бросил украдкой взгляд по углам комнаты, словно надеялся увидеть подслушивающие или видеозаписывающие телекамеры.

К Челлестоуну подошла хмурая женщина с хищной фигурой и движениями, в руке трепетал листиками крохотный блокнот. Лордер продолжал невозмутимо:

– …ненавидимая нами Юса тоже решилась на захватывающий эксперимент!.. Начала его еще раньше, чем мы – коммунизм.

– Это вы о той операции с президентом, – ехидно переспросил Живков, – как его… забыл, очень невыразительная личность, и его секретаршей?

– Практиканткой, – уточнил Челлестоун. – Практиканткой, если хотите поговорить о ней.

Секретарша Челлестоуна, хмурая невыразительная особь, спросила с недоумением:

– Штаты? Да чтоб на эксперимент?

– Именно!

– А что же они… то есть мы строим?

Настало напряженное молчание. Все смотрели на Лордера. А тот неторопливо поправил манжеты и наконец, когда молчание достигло предела, и сейчас кто-то снова начнет жрать, а кто-то повернется к подруге и начнет ее развлекать, сказал с торжествующим смешком:

– Общество предельных подонков! Общество абсолютной низости.

Все зашумели, Живков поморщился, от Лордера не ожидали такого грубого выпада, он всегда корректен и на все события ухитрялся смотреть как бы сверху, не погружаясь в дрязги и сплетни политиков.

– Вот-вот, – сказал Лордер с великолепным высокомерием, – вы так и не поняли!.. А ведь это смелый и опасный эксперимент. Все знаете, что такое трамвайный хам. Как ему вольготно среди культурных и воспитанных людей. И как мы сами хоть раз в жизни да получали преимущество над другими… лишь тем, что позволяли себе какой-то недостойный приемчик… Ведь, признаемся, в обществе, где соблюдают правила, преимущество получает тот человек, который эти правила перестает соблюдать!.. Когда все дерутся по правилам, он может выстрелить в спину, ударить ниже пояса, подсыпать вам яду… а потом пойдет утешать вашу жену!.. Коммунизм – это попытка все человечество принудить жить по правилам. А вот в Юсе пошли другим путем, противоположным: постепенная отмена всех сдерживающих правил!.. Всем все можно. Никакой чести нет, трусость оправдана и узаконена, предательство – норма, все пороки амнистированы и на свободе… Еще шажок – и вот-вот все наркотики легализируем, что, по-моему, будет верным шагом.

Лакло заржал, потер руки, голос был полон оптимизма:

– Эт хорошо. Пусть дохнут, гады.

Лордер сказал, широко улыбаясь:

– Как вы думаете, если всех трамвайных хамов собрать в одном месте… то станут ли они так же хамить и крыть друг друга матом?.. Вряд ли. Увы, не будет той сладкой безнаказанности. И вот, когда всем можно все… то как строить жизнь? Зная, что не только ты сам предатель, но и тебя точно так же предадут все? Что предательство – это не личная привилегия, а норма поведения?..