– Алло?

– Владимир Юрьевич? – раздался ее звонкий голос. – Это я, Кристина!

На экране высветилось ее смеющееся лицо. При этом разрешении я отчетливо рассмотрел даже мельчайшие капельки пота на ее верхней губе. Она хитро прищурилась, понимает, что рассматриваю во все глаза.

– Открываю, – ответил я важно и нажал кнопку.

Изображение исчезло, донесся щелчок магнитного замка, затем солидный звук, с которым отворяется толстая бронированная дверь. Я зачем-то на цыпочках вернулся в комнату, чтоб не сразу открыть дверь, когда раздастся звонок.

Как она смотрит, как смотрит! Даже через экран домофона как будто видит насквозь… Интересно, с ходу ли предложит разгрузить меня от спермы или же отложит до выхода из ванны?.. И почему вообще предлагает себя именно в такой форме? Я не поэт и не романтичный девственник, но все же звучит чересчур цинично. Или же…

Холодная волна накрыла меня с головой, вскипела и ушла паром, но на полградуса я все-таки остыл. А что, если нарочито предлагает в такой форме, заранее зная реакцию? Тогда, значит, ей мой психологический портрет известен до тонкостей? Все мои реакции просчитаны, пересчитаны, расписаны десятки сценариев развития того или иного варианта?

Череп разогрелся, внезапно возникла задача, уже жизненно важная для меня самого. Насколько глубоко можно просчитать лично мои реакции, такого умного, уникального, удивительного… каким вообще-то считает себя каждый? Но я не просто считаю, любой пьяненький водопроводчик считает себя уникальным и недооцененным, потому и берется объяснять, как вывести страну из кризиса, но я в самом деле… я в самом деле уникален!!!

Гм, в самом ли деле? Ведь сейчас речь не о суперинтеллекте, коим обладаю я и только я, такой удивительный и гениальный, а о самом базовом инстинкте. А здесь, увы, все мы: гений, водопроводчик и обезьяна – одинаковы. Этот инстинкт один, его проявления можно пересчитать на пальцах одной руки, а нюансы проявлений – на пальцах всех четырех конечностей, даже компа не надо. Комп просто подберет ключевые слова, позы, готовые фразы. Этих – несколько сот, но Кристине вряд ли пришлось запоминать их все, несколько сот – это чтоб охватить всех мужчин мира, а так пропустили через фильтр моей личности, отсеяли все то, что на меня не подействует, ну, к примеру, всякие перверсии, и оказалось, что ее набор можно сузить втрое от Эллочкиного.

Я напряженно прислушивался, нет, это еще не шум лифта. Положение довольно дурацкое. Впервые не я хозяин, а мною манипулируют. Как в старой песне: главная, конечно, голова, но шея качает ею, как хочет… Щас бы сразу схватить ее, содрать трусики, впендюрить, чтобы глаза на лоб вылезли, будешь знать, зараза, как брать инициативу в свои руки, это наша мужская привилегия…

…но, погоди-погоди, это наверняка тоже просчитано. Там обязательно есть вариант, что подопытный наконец все понимает, начинает действовать… Его действия тоже просчитаны, у меня пока тоже одно на уме, а группа аналитиков наверняка разработала в деталях несколько вариантов дальнейшего развития. Если я не последний дурак, я должен найти вариант, до которого они не додумаются.

Сволочи, но даже если я в самом деле такой найду, то не буду уверен, что нашел, а не выполняю их же программу! А во-вторых, это в сфере информационной войны еще что-то могу придумать новое, а вот в сфере отношений мужчины с женщиной… Нет, здесь я не силен, у меня все просто, примитивно. Мое поведение в деталях могли предсказать даже шумерские жрецы. Дяди с компами – излишняя роскошь.

Череп раскалился, я сам чуть не сунулся в душ. Постоять бы под холодной водой, чтобы кожа стянулась, стала упругой, а жар в костях вышел вместе с потоками воды.

– Да пошла ты, – сказал я вслух. – Работу делаешь, вот и делай… А вот никак не буду реагировать! Никак. Захочу – трахну… не снимая лыж, не захочу – не трахну. Будем работать. Просто будем работать.

Звонок, я заученно деревянными шагами вышел в прихожую, взглянул на экран. Кристина, настоящая Кристина, программа тщательно следит, чтобы не подсунули кого-то из загримированных, считывает и сверяет черепные углы, просчитывает напряжение лицевых мускулов, даже количество ресниц…

Щелкнул замок, она вошла жаркая, веселая. В серой прихожей сразу стало светло и празднично. Мой велосипед, который я так и не отмыл от грязи, заблестел, как крылья молодого жука-бронзовки.

– Я принесла родословную, – выпалила она. – По двум главным линиям!

– Когда же они успели, – пробормотал я.

Она сунула мне в руки флеш-дискету.

– Здесь на шестьсот гигов. Еще на полтора тера в работе… Обещают к концу недели.

– Спасибо, – пробормотал я. – Э-э-э… Вы, конечно, в ванную?..

Ее высокие брови взлетели, а глаза взглянули с укоризной.

– Владимир Юрьевич, в вашем голосе упрек?.. Или ирония? Но такая адская жара! Обещают, что через два дня наступит резкое похолодание, пойдут дожди… Тогда, клянусь, буду пользоваться только дезодорантами. Обещаю не применять никакие возбуждающие.

Я отмахнулся как можно небрежнее.

– Да применяйте какие хотите. Я стоек, аки… словом, стоек.

Она изобразила взглядом сомнение.

– Может быть, вместо «стоек» подобрать другое слово?

Я не успел ответить, она шмыгнула в душевую, а я молча ушел в комнату. Из ванной донесся плеск воды, пронзительный визг, будто для Кристины новость, что из шланга ударит струя воды. Я стоически остался за компом. Он принял предложенную дискету, но долго изучал ее на предмет скрытых вирусов, которых научились впечатывать уже в структуру самого металла.

Из ванной шел плеск, Кристина внезапно запела нечто задорное, украинское. Я слышал даже, как она переступает по воде, потом шлепанье прекратилось. Кристина появилась на пороге, привычно обнаженная до пояса, в розовых трусиках, улыбающаяся.

Наши взгляды встретились. Возможно, ее взгляд не предназначался для меня, я перехватил его случайно. Остатки пелены исчезли с моих глаз, как клочья тумана. Стыд обдал с головы до ног, как ударившая в скалистый берег волна. Черт, да как не сообразил, с головой занятый своей гениальной книгой, что перевернет мир, – Кристина абсолютно не хочет со мной трахаться!.. Но вот так в лоб отказаться – это не просто невежливо и обидит каждого мужчину, но и бесполезно. Всякий, а я в этом случае тоже всякий, начнет истекать слюной и добиваться, добиваться, добиваться, что в эту жару вообще омерзительно… и вот она сумела все провести по такому сценарию, что я отказался сам, никто меня за язык не тянул.

И вот мы уже который день в самых лучших деловых отношениях. О траханье нет и речи… Черт, да там, откуда ее прислали, сидят настоящие сценаристы! Мое досье не просто препарировано, изучено и проработано, но мои поступки и реакции расписаны до мелочей, взглянуть бы…

Она перехватила мой пристальный взгляд.

– Что-то случилось?

– Да нет, – ответил я медленно, – просто, как профессионал, отдаю должное работе профессионалов.

Ее тонкие красивые брови взлетели вверх.

– Вы о чем, Владимир Юрьевич?

Я не ответил. Она смотрела на мое лицо, в ее серых глазах появилось нечто похожее на тень смущения. Потом, я не поверил глазам, щеки слегка заалели. Это было видно даже под слоем ровного шоколадного загара.

– Здорово, – сказал я с восторгом. – Как ты это делаешь?

– Что? – спросила она тихо, словно не заметив или же молчаливо приняв, что я с нею на «ты».

– Ну вот это… Стыдливое приспускание ресниц – еще понимаю, сам смогу, хотя у меня еще те ресницы, но румянец… Направить волевым усилием порцию крови в нужное место – это уже высший класс! Я уж молчу, что в нужное время ее можно перенаправить и в другое место.

Она неотрывно смотрела мне в лицо. Спросила тихонько:

– Теперь уже ни в чем не поверите, Владимир Юрьевич?

Я покачал головой.

– Сама понимаешь.

– Да, – согласилась она и слегка улыбнулась. – Это был риторический вопрос. Ну, за работу?

– За работу, – ответил я.