– Мы говорим серьезно, – сказал он резче.

– А если я работаю на съемном харде?

Он даже не заколебался, глаза стали раздраженными.

– Это не в вашем характере. Просчитано, что вы первые пару недель работали на съемном, но, так как никуда не ездите, то вам нет необходимости брать его с собой. Через месяц вы его перестали вынимать… верно?

Я пожал плечами.

– Наверное, за мной следили с пеленок?

– Простейший расчет, – ответил Лордер еще нетерпеливее. – Гений вы или нет, но характер у вас, как говорится, уверенный, нордический и, увы, стандартный. Словом, здоровый характер. А здоровые поверили, что с переходом на новый код взломы стали невозможными. Это, по сути, верно. Один-два случая в год – либо случайность, либо небрежность вводящего. Так что у вас все в компе. А комп можно запустить из любой точки земного шара. И заглянуть в него, верно?.. Если так у любого пользователя, почему у вас должно быть хуже?.. Итак, каков код?

Он умолк, тишина стала зловещей. Взгляды шести пар глаз уперлись в меня с такой пронизывающей мощью, что я ощутил физическую боль. А затем эти шпаги проткнули мою кожу, пропороли плоть и вошли в сердце. Какой же я осел, мелькнула мысль. Ну почему я перестал вынимать съемный хард?

Я задохнулся, сказал хрипло:

– Ладно… Я открою код. Но только я вам солгал…

Соммерг хмыкнул, Лордер проговорил нетерпеливо:

– Мы все постоянно врем. Не только другим, но и друг другу. Это и есть принцип демократии. Но это не мешает нам мирно сосуществовать, даже сотрудничать. Итак?

– Наработки есть, – прошептал я, мои пальцы машинально массировали левую сторону груди, – но у меня там и моя работа… Главная… Нет, не просто главная, а даже основная.

Они оживились, переглянулись. Лакло сказал довольно:

– Помните, я говорил, что Владимир наверняка заканчивает нечто эпохальное. Он давно созрел для великих дел, для рывка на новую ступень…

Соммерг сказал брюзгливо:

– Какую новую?.. Мы стоим на самой вершине мира. Выше только Бог.

– Что за основную? – переспросил Лордер. – Меня интересуют, понятно, в первую очередь идеи, что могут предотвратить кризис США.

Я пожал плечами.

– Вы же сказали, что все взаимосвязано в этом мире. Это не касается кризиса напрямую, но…

Лакло возопил нетерпеливо:

– О чем мы говорим? О чем спорим? Давайте поскорее в Инет! Надо посмотреть, что Владимир там накропал!.. А потом уже решим: за борт ли с гирей на ногах или же венчаем короной спасителя. Можно даже с прописной, ибо впервые будет не спаситель очередного туземного отечества, а Спаситель человечества, цивилизации!.. Владимир, не обижайтесь на грубые шутки, у меня это нервное… Честно-честно, я нервничаю так, что во мне все-все трясется.

– Спасаете старый прогнивший мир? – спросил я горько. – Эх, Лакло, Лакло…

Лордер сказал раздраженно:

– Не тяните. Код! Говорите код!!!

Я ответил угрюмо:

– Вы можете меня убить, но я в самом деле не покажу вам эту работу, если не поклянетесь… не поклянетесь самыми страшными клятвами, что ознакомитесь только сами, вы шестеро. Никому не пошлете, шефам не сообщите. По крайней мере, не сообщите, о чем речь.

Они переглянулись, я видел в их глазах растущее изумление. Лордер наконец спросил без усмешки:

– Владимир, вы… здоровы?

– После такого? – огрызнулся я. – Считайте, как хотите. Но дело в том… я говорю с вами совершенно откровенно, можете проверить меня на всех детекторах лжи!.. что работа моя не окончена. Да, уже написана, но там серьезные баги, прорехи. В таком виде в свет не выпускают. Я уже видел, что получилось у предшественников. Вам, ладно уж… показать – одно, вы – профи, но в свет – другое. В свет нельзя! Ни в коем случае нельзя. Только вам для прочтения.

Они еще раз переглянулись. Первым с бездумной легкостью сказал Живков:

– Хорошо, я клянусь… чем вы хотели бы, чтобы я поклялся?

Я взялся руками за виски, чуть простонал.

– В черепе трещит, будто… не знаю что. Поклясться?.. Да хотя бы своей бессмертной душой…

Живков сказал с той же легкостью:

– Хорошо. Клянусь своей бессмертной душой, что никому не дам ознакомиться с текстом вашего труда. Достаточно?

Я кивнул, поднял глаза на Лакло. Надеюсь, глаза у меня достаточно воспаленные, измученные, а вид сломленный.

– Что? – спросил он с интересом. – А чем мне поклясться?

– Да чем хотите, – ответил я вяло, – хотя бы честью…

Он едва не заржал, у меня явно мозги потекли, сказал преувеличенно торжественно:

– Клянусь своей честью… и, если хотите, даже честью своих родителей, что никому не дам ознакомиться с вашей работой.

Я повернул голову к Челлестоуну. Тот откровенно улыбался, но, попав под мой взгляд, преувеличенно торжественно вытянулся, сказал громко:

– Клянусь… чем?

– Ваше дело, – ответил я со стоном и взялся за голову. – Ох… можете… достоинством…

Он не мог удержать расплывающиеся в стороны губы, остальные переглядывались и едва не ржали как кони.

– Клянусь, – сказал Челлестоун, – достоинством и всеми остальными мужскими качествами, что прочту сам, только сам, и никому не позволю заглянуть даже глазом.

– И никому не расскажете, – добавил я. – По крайней мере, до выхода вычищенной версии.

Соммерг, Лордер и Ноздрикл поклялись быстро, но без глумливости, сумели сдержаться. Впрочем, у Лакло и прочих это не глумливость, а нервное напряжение людей, перед которыми после многомесячного ожидания вдруг блеснул лучик надежды.

И все-таки в их глазах я видел, что вычищенная версия моей книги никогда не выйдет. Только в серых глазах Лордера промелькнула подозрительность, слишком уж по-дурацки я себя веду, слишком уж большие промахи делаю, никакая головная боль и никакие потрясения не могут заставить профессионала такого уровня делать столь вопиющие промахи.

Он сказал с нажимом:

– Итак?

– Код «Лаврон», – сказал я.

Лордер вскинул брови.

– И все?

– Это на запуск проца, – объяснил я. – Минуту на все допуски, получение почты, проверку на вирусы, поиск полиморфных червей, скрытых программ…

Он прервал:

– Так, понятно. Дальше?

Я опустил голову, прошептал:

– Дальше вход в программу… Диск С, второй пароль из ста двадцати восьми символов… Дайте бумажку, напишу…

Несколько минут искали бумагу, хотя ноутбук на столе, могли бы предложить настучать пароль самому. Страшатся, я могу ведь щелкнуть не совсем то, что не только сотрет весь диск, но и бросит на поиски яхты кучу народа именно в этот сектор.

Лордер лично ввел пароль, предварительно чем-то его проверив на предмет инфистской взрывчатки. Дурость, что можно вложить в сто двадцать восемь символов, разве что лозунг, но лозунги действуют только на толпу, а элита сама привыкла создавать лозунги и управлять массами.

Экран засветился, я со своего места видел знакомое дерево каталогов. Но когда Лордер попытался войти в папку «Главная работа», там высветилось окошко с требованием еще одного пароля.

– Ого, – сказал Челлестоун со злым удовлетворением. – Теперь я вижу, что эту работу в самом деле цените! Не знаю, заслуживает она того или нет, но цените, цените… Пароль?

Я уронил голову на руки. Я не притворялся, в самом деле чувствовал себя гадко, как никогда в жизни. Выпустить в свет работу, это погубить не только ее, но и намного больше, намного больше… С другой стороны, они в самом деле убьют меня, а это значит, что и работа погибнет. Никто не знает пароля. И никто не сможет войти туда, а через неделю, если не сообщу о себе, включится программа полного разрушения диска.

– Пароль? – повторил Челлестоун.

Я медленно поднял голову. Наши взгляды встретились. В его выпуклых глазах было торжество победителя. Все же мы звери, несмотря на то что бьемся идеологическими дубинами.

– Помните, – прошептал я раздавленно, – вы обещали…

– Да-да, – ответил Челлестоун раздраженно. – Даже клялись!

Я повернулся к другим.