Читать фантастику блестящего острослова, умницы и эрудита – истинное наслаждение, и только абсолютные идиоты возмущались его произведениями; недаром его книги заняли почетное место в золотом фонде европейской и мировой словесности.

В 1539 году Гевара, подражая стилю Горация, пишет «Осуждение двора и похвалу простой сельской жизни», где предпринимает попытку отомстить за ограничения, испытанные в ходе 48 лет королевской службы. Обличительное содержание книги не должно было, впрочем, приниматься всерьез, читатель должен был получать удовольствие от чтения, отдавая должное блестящему стилю и острой наблюдательности автора.

Потомки удостоили Гевару высших почестей (вот цитата из испанской энциклопедии): «Гениальный писатель, создавший тончайшую и глубокую по смыслу пародию на гуманизм, для чего он использовал народный язык, (все гуманисты писали на латыни), беспримерным образом обогатив его. С тех пор еще ни одна эпоха не подвергалась столь умной и язвительной критике. Занимая ответственные посты в империи Карла V, он мог себе это позволить, и сам Карл его в этом поддерживал».

В подражателях у Гевары недостатка не было. Наиболее знаменитая имитация из всех – «Золотая книга Марка Аврелия» – вышла в Англии в 1535 году (рис. 4). В 1557 году появился на превосходном английском языке новый, сокращенный перевод книги Гевары, озаглавленный «Солнечные часы королевских наследников» (см. иллюстрации). Поскольку сведения об императоре Анние Вере (или Севере) Антонине, его семействе, потомках, наставниках и друзьях считались исторически достоверными, то они вошли в историю как факты, связанные с жизнью мудрейшего из римских императоров Марка Аврелия.

Вершиной этого процесса имитации стало неожиданное открытие Михаэля Шютца, искателя приключений и гуманиста, называвшего себя на греческий манер Токсита [33]. В библиотеке курфюрста Отто-Генриха Пфальцского ему удалось получить якобы «подлинный» греческий манускрипт, представляющий копию дневниковых записей Марка Аврелия. На его несчастье, рукопись содержала также «Жизнь Прокла» из Марино, то есть сочинение эпохи гуманизма. Таким образом, дискуссия о подлинности рукописи потеряла всякий смысл.

В 1545 году известный цюрихский издатель Конрад Гезнер получил некую книгу Марка Аврелия, но, догадываясь, что она никак не может принадлежать перу самого императора, воздержался от публикации (Тайлер, 1984). Тем не менее его не оставляла мысль повторить или даже превзойти успех Гевары, но не на сатирическом поприще, а как гуманист, серьезно работающий на ниве улучшения общественных нравов: он мечтал о создании образцового «Государева зерцала» на все времена. Получив манускрипт от Михаэля Шютца, он некоторое время колебался, а затем передал своему брату Андреасу Гезнеру, который в 1459 году издал рукопись в латинском переводе Вильгельма Хольцманна (Ксиландера) из Аугсбурга. В издание вошла и «Жизнь Прокла» из Марино в анонимном переводе. Книга постепенно завоевала популярность и затем в течение длительного времени имела успех. В 1568 году она была переиздана в Базеле. Оригинал рукописи к тому времени уже исчез. Впрочем, в Ватикане должны храниться выдержки из параллельных текстов (XIV века).

Эти знаменитые «Дневниковые размышления» (как и «Письма», и другие его произведения) императора Марка Аврелия не были известны ни античности, ни раннему средневековью (Гляйхен-Руссвурм, 1913, введение). Их упоминает только приобщенный к лику святых Августин, однако на самом деле это делает автор приписанных Блаженному Августину апокрифов [34] (ведь уж он-то знал все вымыслы гуманистов) и в X веке некий епископ Аретас из Патр.

Когда эпоха Возрождения открыла для себя Сенеку и стоиков, возникла серьезная потребность в текстах античных философов сходного мироощущения, однако только со Спинозой и Лейбницем началось глубокое содержательное освоение классического философского наследия. Шаг за шагом возрастали и требования к качеству текстов. В лучшем немецком переводе Марка Аврелия, сделанном Ф. К. Шнайдером, отсутствует более ста его изречений. Некоторые из них не включаются в издания и по сей день: настолько невероятным выглядит в устах античного монарха, например, осуждение любви к мальчикам (I, 16), в чем Марк Аврелий решительно обвиняет своего отца. Другой пример: пассаж, в котором император подозревает христиан в сомнительной склонности к мученичеству (так в тексте: Christianoi, XI, 3. К. Р. Хайнс (Лондон, 1924) сомневается в подлинности этого предложения). И уж совсем нелепо звучат императорские проклятия в адрес колдовства и суеверий. Эта тема не могла быть поводом для серьезных размышлений в античном Риме, зато живо обсуждалась гуманистами.

Капелле («Размышления Марка Аврелия», LI) удивляется невиданной откровенности, «какой не знает дошедшая до нас античная литература». Равно неизвестны нам предшественники и последователи, творившие в столь редком жанре интимного дневника. Дневник написан на странном, изобилующем простонародными выражениями и ошибками в греческом, что простительно автору, родным языком которого была латынь (Капелле, «Размышления», LIII). Построение фразы и стиль, по-видимому, заимствованы у учителя Цицерона Посейдония; у него многое заимствовал и Сенека. Но: «сохранилось чрезвычайно мало достоверных фрагментов Посейдония» (Тайлер, 1984).

При жизни император, разумеется, не мог предать гласности свои саморазоблачения, зато после его смерти это должны были сделать личные секретари. Они собрали все высказывания в 12 книг, при этом туда могли вкрасться и чужие сентенции.

Вот некоторые любопытные сведения об этом человеке: римский император Марк Аврелий Антонин (26.04.121-17.03.180) происходил из знатного испанского рода. В 175 году, почти уже проигрывая битву, он получил знамение небесное, счел это заслугой своего христианского легиона (sic!) и препятствовал с тех пор преследованию христиан, что, впрочем, не вполне ему удалось: еще до Гевары церковь постановила считать годы его правления «эпохой четвертых гонений», и эту вину уже нельзя было заставить исчезнуть. Тертуллиан оправдывает его, называя преследования христиан в Лионе 175 года «слишком далекими от Рима». Письмо Юстина (сохранилось в копии у Евсевия), принявшего в 165 году в Риме мученическую смерть, не может служить обвинительным документом, так как признано богословами подделкой. Дальнейшие письма христиан императору, которые охотно цитируются, как, например, пророчество Атенагора об апокалиптическом конце времен, являются анахронизмами в высшей мере; Тайлер (с. 14) при этом замечает: «Едва ли Марк Аврелий читал эти пространные послания».

Так Марк Аврелий завоевал почет и уважение как почти христианский император.

Последующие поколения привлекало в текстах Сенеки и, прежде всего, самого Марка Аврелия, то, что слово «Бог» всегда употреблялось в единственном числе, как если бы речь шла о Боге христиан. Изложенная Марком Аврелием христианизированная языческая философия знает только один мир, одного Бога, одну природу всего сущего, одну материю, один закон и один разум.

В «Размышлениях» Марк Аврелий предстает перед нами неким совершенным, не могущим реально существовать созданием, новой гуманистической версией Христа, олицетворившей, вне времени и пространства, общеевропейскую волю к идеальному. И этот общеевропейский идеал носит черты миропонимания XVI века.

Добавим этому идеалу жизненности еще и сопутствующее этой фигуре обрамление: свирепствовавшую в то время чуму, от которой он умер, египетскую королевскую картушу с его именем и множество его «античных» изображений, созданных великими мастерами Возрождения (например, бронзовая конная статуя в Ватикане). И, наконец, латинские письма 25-летнего философа к учителю Фронто, настолько ребячливые и вместе с тем высокопарные, что их можно отнести не иначе как к курьезу в творчестве гильдии поддельщиков. Во многих изданиях «Письма» предпосланы собственно «Размышлениям», хотя по их стилю ясно, что произведения принадлежат разным авторам.