Давайте вместе с компетентным специалистом Гертрудой Бодманн проследим за дальнейшим развитием системы летописания.

Некто Орозий из Браги (Португалия) был послан Августином в Вифлеем к Иерониму, чтобы продолжить его греческую «Хронику», с которой он ознакомился, однако, в латинском переводе Руфина (395). В его труде появляется остроумная и свойственная совершенно определенному образу мыслей игра слов. Так, ab orbe condito (от основания мира) противопоставляется идее ad Urbe conditam (до основания Рима); Urbis orbis стоят рядом, как при Римских Папах XVI века. Ему известно даже о времени ante urbem conditam , до основания города (Рима): очень абстрактные и поздние представления, которые (как утверждает Бодманн в самом начале), стали общеупотребительными около 1600 года. Орозий подчеркивает «вечность» Рима, но не языческого, ведущего летоисчисление «от основания города», а папского. Выполняющий политический заказ Орозий, выделив факт рождения Христа, даже забывает упомянуть о таком значительном христианском событии, как крещение Иисуса в Иордане. Это стало возможным только в поздние времена. Добавим сюда и его антисемитизм, появившийся в столь резкой форме только в XVI веке.

Бодманн с полным основанием предполагает, что числовых хронологических конструкций – указателей дат и соотнесенных событий – как подспорье для хроник в средневековье еще не существовало. Поэтому хроники должны были быть связаны между собой цитатами и «продолжениями». Так, Григорий Турский (ум. в 594) конспектирует «Хроники» Евсевия (332) – которую дописывали Иероним (378) и Руфин (395), – продолжает хронологическое повествование до смерти святого Мартина («412 год от воскресения Господня»), а потом и дальше – до своего времени (591).

Можно долго говорить о невозможном содержании его «Хроники», но я хотел бы коснуться самой техники подобных «продолжений».

Хронисту, опирающемуся на некий данный текст, нужно принять его датировку и продолжать летопись до своей собственной точки отсчета. Таковой для Григория явилась смерть святого Мартина (Воинственного), чей головной убор (подобно шляпе святого Иакова) стал боевым знаменем франкских королей. Выходец из Паннонии (современной Венгрии), в 375 году он стал епископом города Тура; дата его смерти неизвестна (предположительно, около 400 года), что само по себе довольно странно: обычно указывается не только год, но и день смерти святого. Еще более странно, что Григорий, уделивший этому святому много внимания, пишет, что тот скончался «в 412 году от Воскресения Господня», то есть примерно в 444 году (на 44 года позже предположительной даты) [64]. От своего ложного начала исторических координат отсчитывает он даты жизнедеятельности франкских королей: например, смерть Хлодвига случилась «через 112 лет после смерти Мартина» и т. д. Он доходит до Теодеберта и Зигиберта (своих современников), и тут даты снова совпадают с принятыми сегодняшней исторической хронологией (расходясь всего на привычные сбои в 1-2 года). Это происходит оттого, что независимых от Григория Турского свидетельств не существует, и вся наша историография основывается на вымышленных данных.

Только так можно все это объяснить. Так что лучше уж не пересчитывать.

Уместен вопрос: почему же в XVI веке, когда манускрипты стали печатать, ошибки – хотя бы арифметические – не исправили? Я думаю, это было невозможно. В 1520 году еще не существовало надежной, способной послужить критерием хронологической системы. К 1629 году, когда, наконец, окончательно сформировалась система Скалигера, большинство текстов было уже напечатано и введено в историографию. С какого места следовало начать корректуру?

В принципе, историки и сегодня занимаются корректировкой: выискивают разночтения, описки, ошибки, словом, прилагают всяческие усилия, чтобы придать текстам достоверный вид. Однако «лоскутный ковер», прирастая новыми заплатами, становится толще, но не лучше.

Но хуже фальшивых дат – умственные махинации. Чтобы упорядочить время начала ночных монашеских псалмопении, Григорий Турский самолично наблюдал за звездами (Бодманн, с. 179) и, по мнению современных специалистов, без каких бы то ни было теоретических выкладок приводил точные астрономические данные. Это опять же отсылает нас к эпохе Возрождения, когда даже великие астрономы, отказавшись шаг за шагом от переписывания арабских звездных таблиц, занимались собственными наблюдениями.

Итак, «История» Григория Турского была создана в промежутке от начала книгопечатания до конца XVI века.

Труд Григория в своей Chronica maiora (Большой хронике, «725») продолжает один из наиболее влиятельных английских историков – Бэда Достопочтенный. Мы пропустим жившего веком ранее Исидора Севильского, чью «Хронику» (в «Этимологиях», конец 5 книги, «от 626 года») я уже упоминал, – и вместе с Гертрудой Бодманн разберем творчество англичанина Бэды.

Скрупулезно подсчитанные (в общем и целом), даты его «Хроники» от сотворения вселенной доводят до его собственного начала отсчета. Опирается он на «Истинную иудейскую Библию», то есть не на Септуагинту, что само по себе подозрительно: с текстом иудейской Библии Запад познакомили евреи в XI веке. Можно, впрочем, предположить, что сей ревностный посетитель Рима смог где-то раздобыть перевод иудейской Библии. Проблемы в его случае возникают и при таком предположении.

Именно, за исключением двух сомнительных дат в «Хронике» (532 и 716), он использует в «Проповеданной истории народа англов» летоисчисление от Рождества Христова, или, как он выражается, «от воплощения Господня». При этом он, разумеется, устанавливает прямую связь с византийскими императорами: например, 603 год = первый год правления императора Фоки (более корректным считается сегодня 602 год, но не будем придираться к мелочам). В этом году английский король Этельфрит вел войну с британскими соседями. Византия была далеко. По мнению Бодманн, «в ту переломную эпоху, во время перехода» к летоисчислению от Рождества Христова, привязка датировки к годам правления императора Фоки была необходима читателю Бэды для большей наглядности. А, собственно, почему? Какой смысл связывать Этельфрита с «солдатским императором», правившим Византией восемь лет и столетие спустя наверняка забытым в Англии?

Однако смысл в этом был, правда, он появился много позже: в Византии X века стали писать новую историю, составляя императорские хроники. Контакты с этим новоделом побуждали и на Западе вводить летоисчисление от Рождества Христова. Значит, нужно было, хотя бы в отдельных их точках, попытаться синхронизировать обе истории. Как же это удалось Бэде? Речь шла о подсчете возраста вселенной, восходившего к Византии. На Западе эти даты практически никогда по-настоящему не использовались. Для этого Бэда и написал «Хронику».

Последняя дата в ней (при условии, что от сотворения мира прошло 4680 лет, а Рождество Христово пришлось на 3952 год) – 728 год н. э.; Бэда называет его девятым годом правления императора Льва (Исавра; дата, принятая в академической науке, – 727 год). 716 год, когда Экберектус ратовал за исправление пасхалий, упомянут в начале «Проповеданной истории народа англов»; таким образом связываются оба текста, а англичане – поскольку действие придуманной истории направлено в прошлое – получают свою собственную церковь, обращенного в католичество короля и собственных мучеников.

В принципе, то же самое Григорий сделал для Франции и Исидор для вестготов и свевов. Вопрос лишь в том, был ли Рим вымышлен этими писателями как образец и отправная точка для сотворения «доподлинной» истории своих народов, или они пытались придумать германские государства и объявить их законными компонентами известной Римской империи. Разумеется, взаимное подтверждение являлось одним из желанных эффектов, и все же подлинная цель состояла в «построении» Великой Римской империи. Писатели эти были христиане-католики, а не германские вожди (яркий тому пример – Исидор Севильский). Их «Истории» с героями и крещеными королями должны были послужить маскировкой и обрамлением для явления грядущего Рима, центра всеобъемлющей церкви.