Во время моих многочисленных поездок на Пиренейский полуостров я обстоятельно исследовал средневековые камни, являющиеся, наряду с многочисленными копиями утраченных рукописей, единственными свидетелями христианской Испании до Реконкисты. Текст, вырубленный на камне, устойчив к разрушительному действию времени и вполне доказателен, тем более если камень стоит на могиле: кому придет в голову подделывать надгробную надпись скромной христианки, служительницы Божьей, усопшей в VII или VIII веке?

Но вот надгробие знаменитого полководца Белизара, например, иначе, чем подделкой, мы считать не можем: четкая надпись, красивые буквы, а даты не проставлены. Разве не подозрительно? К сожалению, лакуны на месте дат (для последующего заполнения) встречаются на пиренейских надгробиях очень часто, как, впрочем, и другие несуразицы: кресты и буквы чужеродного стиля; имена святых и мучеников, прославление которых началось в более позднем времени; даты панихид, приходящихся на субботы. Иногда вызывает подозрение место находки надгробия. В общем, огромное количество надгробий и надписей с посвящениями, встречающихся в церквях, специалисты бывают вынуждены отнести к фальсификатам. И если бы Эмиль Хюбнер (1871) и его последователи отнеслись к вопросу со всей объективностью, вряд ли они посчитали бы подлинными хоть какие-нибудь из найденных ими «ранних» камней (рис. 5-9; 12-14).

У меня, во всяком случае – после тщательного взвешивания всей информации, сложилось впечатление, что в Испании с ее несметным количеством поддельных рукописей, особенно с горами выдуманных постановлений Соборов, особое значение придавалось фальсификации «каменной» истории, ее созданию. И это было абсолютно необходимой операцией: ведь нужно было как-то оправдать отвоевание у сарацин большей части полуострова.

На самом деле от постепенной христианизации Северной Испании XI и XII веков остались в лучшем случае лишь редкие следы «арианской ереси» [48]. И по сей день в алтарях и на колоннах ранних астурийских церквей можно разглядеть языческие символы. Тронные залы готских королей, призванные доказать древний возраст католического христианства и законные основания для возвращения бывших византийских и римских провинций, пристраивались к церквям позже. И сама Реконкиста началась одновременно с Крестовыми походами на Восток (конец XI века), а не в 720 году, как в том пытается уверить нас церковь со своим героическим Пелайо [49].

О чем свидетельствуют многие сотни поддельных каменных надписей? О том, что фальсификация была вызвана крайней необходимостью.

Единственная христианская церковь в Андалусии незадолго до смерти (927) была якобы выстроена в Бобастро арабом Омаром Бен Хафсуном. Ее ровесницей считается вестготская церковь «Санта Мария де Мелке» у Толедо, при этом допускается, что она была построена еще раньше в рамках т. н. мистической астурийской миссии [50]. Все прочие якобы христианские церкви Бетики и Лузитании, т. е. всего Запада Иберийского полуострова, либо вымышлены, либо, с точки зрения католичества, христианскими не являлись.

Священные надписи – как, например, ретушированная надпись в Медине Сидонии – тоже оказываются фальшивками.

Христианское господство подтверждали не только камнями и пергаментом, но и золотом. Множество монет с именами готских и свебских королей, внедренных в историю «Хроникой» Исидора, без труда распознаются как элегантно выполненные подделки. Первые монеты появляются в позднем Возрождении (1593) и объявляются фальсификатом лишь в 1835. Находок становится все больше; их исследуют лучшие историки и, часто принимая фальшивку за подлинник, выдвигают гипотезы, которые со временем настолько приживаются, что опровергнуть их, не разрушив выстроенной на них системы представлений, оказывается не так уж и просто. Не утомляя читателя подробностями, достаточно привести всего один вопиющий пример качества подделок: на монетах короля Хиндасвинта это имя отчеканено в 21 варианте (Хайсс, 1872) (рис. 10).

Ученые считают, что подделки создавались с намерением заверить подлинность текстов Исидора и прочих хронистов (Бельтран, 1972). Фальшивые готские монеты украшают лучшие мировые собрания; более того, за явные фальсификаты на аукционах дают цену, соизмеримую с ценой подлинных экземпляров. А существуют ли подлинные вестготские монеты? Это представляется в плане приводимых ниже сведений маловероятным.

Археология крайне редко поставляет информацию о находках готских монет. Обстоятельства находок часто весьма загадочны. Так, например, в случае с кладом в Ла Капилье (Севилья, 1891), где вроде бы были найдены 904 золотых монеты. Подтверждены были лишь 250; к 1952 году стали известны лишь 68. (Барраль приводит изображения всего 43 монет, причем к выводу о принадлежности некоторых из них к этому кладу он пришел совсем недавно при помощи определенных косвенных улик. «Тогда же 95 золотых монет рабочие якобы бросили в реку или уничтожили», – пишет он.) Лафорье считает, что проблема готских монет ни в коем случае не может считаться решенной, хотя по найденным в Севилье (1972) подделкам византийских золотых монет можно судить о том, что, по меньшей мере, отдельные монеты готской эпохи могут рассматриваться как подлинные (так же считает Кабре, исследовавший находку в Зорите, 1946).

Ученые задают вопрос, какую функцию могли выполнять столь ценные монеты в повседневной жизни готов (Барраль, с. 74 и 164). Одной золотой монеты было бы достаточно, чтобы купить надел земли или виллу, но именно эти вещи в ленном государстве готов не подлежали купле-продаже. Серебряные монеты не чеканились; медные были практически неизвестны. Очень странно.

Широкое распространение (в Центральной Европе вплоть до Польши) готский тип монеты получает только с монетным суверенитетом астурийских королей (Альфонсо V, XI век). С этого момента и можно говорить о действительной истории [51].

В целом же создается впечатление, что нигде Широкомасштабная Операция не была так тонко спланирована, не проводилась с такой тщательностью и не принесла столь удивительных плодов, как в Испании. Однако, кроме Олагуэ, никто из современных историков не заметил этого обстоятельства [52].

«Юлиан Африканский – одно из славнейших имен ранней Церкви», – так Генрих Гельцер начинает свой объемный труд об этом человеке (1880-1898, с. 1; «благодаря своему историческому трактату он заслужил право называться „отцом" христианского летописания». Первый христианский историк – время написания хроники относят к 212-221 гг., – «главный представитель нового научного направления в Церкви, разительно отличающегося от наивного простодушия послеапостольских Отцов».

Скалигер, исследовав вопрос об авторстве Kestoi («Узоров») и «Летописания», пришел к выводу, что они принадлежат разным людям: соответственно Сексту Африканскому и Юлию Африканскому. Гельцер убежден в обратном. Он считает, что речь идет о Сексте Юлии Африканском из латиноязычной Африки, прекрасно владеющим греческим (на котором он и писал свои труды), еврейским и, возможно, сирийским. У Евсевия есть отрывок, отсутствующий у Иеронима и Руфина, где Юлий Африканский назван автором «Узоров». Анри Валуа, единомышленник Скалигера в этом вопросе, считает это место фальсифицированным. Причина вполне понятна.

Гельцер не видит противоречия в объединении язычника Секста и христианина Юлия (оба прозываются Африканцами) в одну персону: их тексты он считает подлинными. По моему мнению, здесь наглядно проявилась несогласованность действий фальсификаторов, вводивших в историю имена, за которыми не стояли реальные лица.