– Но, мадам, они уже внутри.

Вот стервы! Задушила бы их собственными руками. И я ринулась за ними.

– Снимите фуражку и идите за мной, – велела я Альберу. – Я не могу идти туда одна.

– Мадам! – попытался возразить он.

Я сорвала с его головы фуражку и бросила ее в машину. Отличный сопровождающий, может, только зубы чуть длинноваты. Я прошла за ним мимо трех охранников, или вышибал, или кто там охраняет вход от нежелательных посетителей, или, наоборот, пускает только нежелательных посетителей – все зависит от точки зрения.

– Можно еще двоим за ваш столик, дамы? – спросила я, испепеляя взглядом Джордан. Девушки сидели почти у самой танцплощадки (видно, это место для почетных гостей) и пока что в одиночестве.

– О, Фрэнки! А мы думали, тебя уже и пушками не разбудить, – ответила Джордан, не моргнув глазом. – Иначе мы тебя бы ни за что не бросили.

– Благодарю за заботу. Буду помнить об этом, когда в следующий раз прикую вас к батарее.

– Ну пожалуйста, Фрэнки, не злись! – вступила Эйприл. – Ты же тоже когда-то была молода.

– И ты у меня дождешься! Ладно, девочки, пошли!

– Ну хотя бы один танец, – услышала я мужской голос. Какой-то парень тут же подхватил Эйприл и потащил за собой. Другой пригласил Тинкер, а еще двое никак не могли поделить Джордан. Больше я ничего не успела разглядеть, потому что кто-то вытащил танцевать и меня.

В отель мы благополучно добрались на рассвете. Нужно ли говорить, что рядом со мной девочки выглядели просто ползунками, которые только пробуют ходить?

– Что случилось с Джастин? – спросила Кэрри, одна из диспетчеров. Это было на следующий день после того, как Фрэнки и ее подопечные улетели в Париж.

– Может, она получила наследство от кузена, о существовании которого и не подозревала? – ответила Доди, тоже диспетчер. – Она напевала сегодня утром что-то удивительно знакомое, а когда я спросила у нее, что это, сказала, что сама не знает. Потом я вспомнила: это старый хит «Могла бы быть весна». Странно, да? Джастин обычно не поет.

– Может, на нее погода действует? – предположила Джоанна, третий диспетчер. – Кто-нибудь слышал прогноз?

– Ожидаются заморозки, – вздохнула Кэрри. – Может, Джастин из тех, кто отлично чувствует себя перед бурей? Если похолодает еще немного, следует закрыть город – просто из любви к людям.

– Хорошо бы завтра объявили вынужденный выходной из-за мороза. Помните, как было в школе? – мечтательно сказала Доди. – Когда можно было весь день сидеть дома и смотреть все сериалы подряд… Господи, почему это ушло безвозвратно?

– Все могут идти домой, – сказала Джастин, заходя в диспетчерскую. – Сегодня пятница, скоро и так конец дня. Вряд ли случится что-то, с чем я не справлюсь.

Благодарные диспетчерши убежали домой, а Джастин выключила везде свет и уселась в их комнате, положив ноги на круглый стол. Она любила оставаться одна в своих владениях. Отсюда открывался отличный вид на город и на улицу, ведущую к Централ-парку. А за Гудзоном садилось красное зимнее солнце.

Джастин устроилась поудобнее в кресле и прикрыла глаза. Она просто купалась в волнах счастья. И непонятно, с чего это у нее такое настроение. Разве что в бифштексе с кровью есть магическая сила, о которой она и не подозревала раньше. Эйден оказался отличным поваром – он даже салат приготовил. А какой «Гибсон» он ей сделал! Да, такие вечера надо позволять себе время от времени – капелька джина, что-нибудь вкусное на ужин, тихая беседа у камина, поцелуй на ночь (кажется, их было два, сначала один, довольно долгий, потом другой – короткий, или наоборот?).

Как хорошо, что она выслушала Эйдена – он осмотрел подвал и сказал, что надо немедленно менять печь. Утром он уже позвонил секретарше Джастин и сказал, что у его поставщика есть как раз то, что нужно, так что, наверное, новую печь уже установили. Она вовсе не собиралась торопиться, но прогноз погоды просто удручающий, да и Эйден убедил ее, что медлить нельзя.

Интересно, а какая сейчас погода в Париже? Может, Фрэнки уже надела новое пальто?

Фрэнки! О господи, она же забыла послать факс Габриэль!

Джастин вскочила с кресла и стала шагать взад-вперед по комнате. Никогда раньше она не позволяла себе быть такой безответственной! Господи Иисусе, что же это такое? Это совершенно, абсолютно непростительно. Послала лучшую подругу в пасть к льву и никак о ней не позаботилась!

Так, в Нью-Йорке сейчас пять часов вечера, а сколько же в Париже? Прибавляем шесть, получается одиннадцать. Можно послать факс прямо сейчас, но все равно он опоздал. А вдруг Некер об этом еще не знает? Как бы не так! Он мог и самолет встречать.

Джастин попыталась вспомнить, чем она занималась вчера. Весь день она была злая и раздраженная, а потом, забыв отправить факс, пошла домой, спокойно попила чаю, пришел подрядчик, она провела удивительно приятный вечер и легла спать. Сегодня весь день она была на работе, и факс стоит рядом, а она вспомнила о нем только сейчас. Да достаточно было просто позвонить вчера Габриэль д’Анжель, вечером, когда самолет приземлился. Факс удобнее, потому что лгать на бумаге проще.

Где-то в этих событиях и кроется причина, по которой она не послала факс. Джастин считала себя женщиной хладнокровной, которая просто не может позволить себе иррационального поступка. Наверное, дело в ее мрачном настроении, в постоянном параноидальном страхе – а вдруг Некер появится здесь, просто войдет в комнату и все? Этот страх преследует ее с тех пор, как был объявлен этот чертов конкурс Ломбарди. Когда позвонила д’Анжель, Джастин просто не смогла сказать ей «нет» и лишить девушек такого шанса. Но нет, она может доказать, что не позволит собой манипулировать. И это она ему продемонстрировала!

– Ага! – воскликнула наконец Джастин. Значит, факс она не послала специально. Она знала, что Фрэнки сможет справиться с ситуацией, а еще знала, что Некер поймет – его так тщательно разработанный план провалился.

«Какое же у меня продуктивное подсознание, – с гордостью подумала она. – Оно само сообразило, что мало послать Фрэнки, надо еще „забыть“ послать факс!»

– Отличное выступление, детка, – вслух похвалила себя Джастин. Она еще несколько минут бурно радовалась, потом, когда возбуждение спало, вдруг почувствовала, как похолодало в комнате, и перешла в свой кабинет – там не так дуло. Взгляд ее упал на фотографию, стоявшую на ее письменном столе, – мать держит ее, совсем крошку, на руках. Фотография настолько знакомая, что Джастин привыкла ее не замечать, Но сейчас она взяла ее в руки и стала внимательно разглядывать.

Взяв в руки увеличительное стекло, Джастин стала изучать лицо матери. «Да, Хелена Лоринг была настоящей красавицей», – отметила она профессионально бесстрастно. На этой фотографии ей чуть больше двадцати. Тридцать три года назад она, если бы захотела, могла бы стать манекенщицей.

Но это было бы слишком рискованно с маленьким ребенком на руках. Мать выбрала другой путь, более надежный. Она стала служащей универмага. Джастин вдруг подумала о том, на какие жертвы пришлось пойти матери ради того, чтобы ее дочка получила отличное воспитание.

Джастин ходила в лучшую частную школу города, ей всегда разрешалось приводить в дом гостей, ее учили балету и фигурному катанию, летом ее посылали в замечательный лагерь в Мичиган, у нее всегда были самые хорошенькие платьица. Она готова была заплакать – как же мать любила ее, любила, оберегала и никогда не требовала платы за свою любовь. Многие ли дочери могут похвастать тем же? Что бы она ни сделала Некеру, это и сравниться не может с тем, на что он обрек маму.

Мама дожила до того времени, когда дочь ее встала на ноги и даже завела свое дело. Мама сама всегда работала на других, ее очень ценили, но это совсем не то. Она всегда учила Джастин заглядывать вперед, думать о том, чем она займется, когда перестанет быть манекенщицей, и Джастин с двадцати с небольшим стала интересоваться бизнесом.