– Боже мой, это просто невероятно! – сказал наконец Эйден.

– Я боюсь до него дотрагиваться, – прошептала Джастин. – Здесь какая-то ошибка. Это не может быть для меня.

– Я видел сопроводительные документы. Ошибки быть не может. Я сам хотел расписаться, но этот парень сказал, что мадемуазель Лоринг должна сделать это лично. Посмотри на ножки – это как райский сикомор, а резьба! – Эйден наклонился над столиком и стал разглядывать фарфоровые медальоны. – Какая работа! Джастин, это музейная вещь.

– Каким убогим выглядит теперь все остальное, – сказала Джастин отстраненно. Этот столик на вытертом коврике в прихожей был похож на чистокровного рысака, которого поставили в конюшню на постоялом дворе.

– Взвесь все, прежде чем им пользоваться, – задумчиво произнес Эйден. – Он в изумительном состоянии. По тебе ли такая вещь? У тебя что, день рождения?

– Нет.

– Может, откроешь ящики, там наверняка есть карточка.

Джастин стояла не шевелясь. Эту дорогую и бесполезную игрушку мог прислать только Некер.

– Так ты знаешь, кто его прислал? – стараясь говорить равнодушно, спросил Эйден.

– Теперь ты меня подозреваешь? – съязвила Джастин.

– Знаешь, такую мебель не зря называют «бесценной». Я изучал декоративное искусство. Но даже бесценная мебель имеет свою цену. Он может стоить миллионы.

– Не будь смешным!

Джастин встревоженно открыла все три ящичка, но они были пусты. Под столешницей было еще три отделения, и в среднем она увидела белый конверт. Открыв его, она быстро взглянула на записку.

«Считаю часы. Н.».

Джастин сунула записку обратно в конверт и кинула его в ящик.

– Дорогая, ты не должна мне ничего объяснять, – сказал Эйден, глядя на ее помертвевшее лицо. – Мы оба взрослые люди, и прошлое остается прошлым. Но если есть в твоей жизни кто-то для тебя важный – а я вижу, что ему ты важна, – я хочу знать, насколько серьезно ты к нему относишься. Я говорю об этом из чувства самосохранения, хотя, боюсь, думать об этом уже поздно.

– В моей жизни никого нет, – сердито ответила Джастин.

– Если ты так говоришь, значит, так оно и есть.

– Кажется, я тебя не убедила, – сказала она с укором.

– Я только сейчас понял, как мало о тебе знаю.

– Я знаю о тебе не больше, чем ты обо мне.

– Мне никто не посылает безумно дорогих подарков, можешь поверить на слово.

– Эйден, это мерзко.

– Просто так оно и есть.

«Нет, я ничего ему не скажу», – думала Джастин. Да и что она о нем знает? Секс – это не то, из-за чего можно доверять мужчине. И зачем ей делиться с ним своей самой сокровенной тайной? Если хочет думать, что у нее богатый любовник, пусть думает.

– Мне надо вернуться в агентство, – холодно сказала она. – Буду тебе очень благодарна, если ты уберешь эту штуку с дороги, чтобы рабочие об нее не споткнулись.

– Я увижу тебя сегодня вечером?

– Наверное, нет. Мне нужно побыть одной.

– Хорошо. Делай, как тебе нравится, – сказал он сдержанно. – Но не забудь послать тому, кто преподнес тебе это чудо, благодарственное письмо.

Марко Ломбарди беспокойно и бесцельно бродил по своей мастерской. Он был в панике и хотел от этой паники избавиться, поэтому и ходил из угла в угол. Дни шли за днями, приближая показ, и беспокойство его все росло. Все годы, когда он был всего лишь ассистентом модельера, он был уверен в своем таланте и считал, что ему не хватает только финансовой поддержки, чтобы явить его миру. Теперь, когда меньше недели отделяло его от возможного успеха, ему казалось, что все его планы рушатся. Его словно всего трясло от предчувствия провала.

Этим утром он распорядился, чтобы всю коллекцию принесли в мастерскую. Его не волновало, что в большинстве моделей недоставало завершающих штрихов: вышивки были не готовы, пуговицы не пришиты, «молнии» не вставлены, даже некоторые швы были только наметаны. Он судорожно просматривал кучи платьев и костюмов, швыряя половину из них на пол. «Лучше ничего не показывать, – в ярости объяснил он пораженным сотрудникам, – чем показывать то, что несовершенно. Унесите все это, – велел он, – и никогда не показывайте мне это отрепье». И женщины суетливо подбирали с пола модели, чтобы тихо повесить их на вешалки в швейных мастерских и ждать, когда его настроение переменится.

Марко вызвал манекенщицу, на которой он примерял свои модели, великую Жанин, нанятую с огромным трудом Некером, и велел ей примерить все, что пощадил его гнев. Жанин, тридцатипятилетняя профессионалка с безупречной фигурой, с потрясающим спокойствием стояла на помосте, а он сдирал с платьев рукава, отпарывал воротники, перекалывал юбки. Жанин мысленно обдумывала рецепт нового блюда, это был ее излюбленный способ развлекать себя во время утомительных примерок, и вдруг заметила, что Ломбарди остановился перед ней.

– Мне было бы значительно проще, если бы вы хоть чуточку интересовались происходящим, Жанин, если бы не выглядели так скучно, если бы вы не были в глубине души глупой и бездарной клушей и могли заинтересоваться творческим процессом.

Жанин посмотрела на него с тем же выражением лица, может, только чуть презрительно приподняв брови, расстегнула обтягивающее жемчужно-серое платье, сняла его и, аккуратно свернув, отдала Марко. Все в примерочной замерли.

– Прощайте, мсье, – сказала Жанин твердо и сбросила туфли. И, даже не воспользовавшись приготовленным для нее халатиком, покинула помещение.

Спускаясь по лестнице в раздевалку, где лежала ее одежда, Жанин думала о том, что без труда может найти работу, на которой будет выслушивать только комплименты. Ни один модельер, в какую бы депрессию ни впадал он перед показом, никогда не высказывал претензий ей, Жанин. Этот молоденький итальянец не добьется успеха, и даже его хорошенькое личико не может извинить его грубости. Много лет еще будут вспоминать о том, как отвратительно он себя ведет. Жанин мечтала только об одном – поведать о случившемся своей ближайшей подруге, которая примеряет модели у Шанель.

В примерочной никто не решался заговорить. Марко швырнул платье одной из женщин.

– Ну что вы уставились? Делать больше нечего? – завопил он. – Унесите платье и продолжайте работать. А вы, мадам Эльза, найдите другую манекенщицу для примерок, только манекенщицу, а не старую корову.

Прошло уже несколько часов, но мадам Эльза все еще не могла никого найти – все были заняты подготовкой к весеннему шоу. Марко был настолько разъярен, что не мог ничего делать, кроме того, ему было противно, что он так унизил себя в присутствии своих же сотрудников, поэтому ему пришлось просто дожидаться прихода Тинкер Осборн.

Девчонка задерживается уже на три минуты! В припадке минутной слабости он пообещал научить ее двигаться, а она даже не соизволила явиться вовремя. Ярость его перешла все границы, когда он выглянул из окна и увидел рыжее облако ее волос. Тинкер стояла на тротуаре прямо у входа и обнималась с каким-то молодым человеком.

Тинкер наконец высвободилась из объятий Тома и, дрожа от страха, стала подниматься по лестнице в ту комнату, где, как ей сказали, находился Марко Ломбарди. Это оказалась та самая комната, где она с таким треском провалилась. Постучавшись, она вошла.

– Ты опоздала, – сказал он, не поднимая головы от стола, на котором были разложены образчики тканей.

– Ради бога, извините! Я спешила, но мы… я не могла поймать такси.

– Вы живете в «Плазе» именно потому, что она прямо за углом, – сказал он ледяным тоном. – И здесь ты должна быть в полном моем распоряжении, или ты об этом уже забыла?

– Нет, я не забыла… Мы сидели за ленчем с приятельницей и… официант долго не приносил счет…

– Я видел твою приятельницу из окна. Не морочь мне голову! Такие девчонки, как ты, – притча во языцех всех показов. Не успеваете сойти с самолета и глотнуть парижского воздуха – и словно с цепи срываетесь, готовы лечь под первого встречного. Надеюсь, перед приходом сюда ты как следует вымылась.