Две машины с шоферами подъехали к служебному входу «Рица». У двери стояло несколько крепких парней в темных костюмах с красными галстуками.

– Кто это? – спросила Фрэнки.

– Это «Ле Крават Руж», «Красные галстуки», – ответила Джастин. – Отлично обученные охранники, которые не пускают сюда нежелательных личностей. Ими все пользуются. Вчера их не было. Думаю, у главного входа их гораздо больше. На весенние показы всегда пытается пролезть без приглашения куча народу.

Джастин шла первой. Один из охранников подошел к ней с охапкой изумительных букетов.

– Мадам Лоринг?

– Да?

– Эти букеты – манекенщицам, а конверты для вас, мадам Северино, мадам Каллендер, мсье Страусса и мсье Аарона. – И он протянул ей пять белых конвертов. Она открыла один – там было приглашение и карточка с номером столика.

– Нам это не понадобится, – ответила Джастин молодому человеку. – Мы идем с девушками.

– Очень сожалею, мадам, но мсье Ломбарди велел сегодня не пропускать за кулисы никого, кроме манекенщиц.

– Когда он отдал этот приказ?

– Сегодня утром, мадам.

– А кто прислал цветы?

– Не знаю, мадам. Когда мы прибыли, цветы уже лежали у консьержки.

– Эйприл, в букете есть карточка? – резко спросила Джастин.

– Погоди-ка… да… Это от мистера Некера. Там написано: «Желаю удачи!» Какие восхитительные цветы! Какой он милый… Я чувствую себя балериной!

– Мне необходимо поговорить с мсье Ломбарди, – сказала Джастин охраннику.

– Ничем не могу вам помочь, мадам. Сожалею, но это невозможно. Мсье Ломбарди просил его не беспокоить.

– Где ваш начальник?

– Я здесь старший, мадам Лоринг. Офис закрыт до завтрашнего дня. Так что все жалобы принимаю я. Очень сожалею, мадам, но это невозможно.

– Девочки, идите! – сказала Джастин. – Мне надо найти Габриэль. Мы придем, как только сможем. Тинкер, твои вешалки рядом с Эйприл. Просто иди за девушками.

И Джастин ушла вместе с Фрэнки, Мод, Томом и Майком. Через час безумных поисков и бесполезных телефонных звонков им стало совершенно очевидно, что Ломбарди сделал так, чтобы на этом показе они были только зрителями. От начальника охраны Джастин добилась одного – он пообещал сообщить девушкам о том, что произошло. Вернувшись, он сказал, что мадемуазель Осборн просила передать – они отлично сами со всем справятся.

– Господи! – воскликнул Том. – Это все из-за меня.

– Нет, из-за меня, – успокоила его Джастин. – Завтра она будет прежней Тинкер, Том. Ничего необычного здесь нет. Знаешь, это как капризный ребенок, который первый раз идет в школу и не хочет, чтобы его целовали и напутствовали на виду у всех.

– Может, нам лучше подождать в баре? – предложил Майк. – Мне повезло меньше, чем остальным, – я не смогу фотографировать за кулисами. Вы об этом подумали?

– Бедняжка! – фыркнула Фрэнки. – Все фотографы такие – жалеют прежде всего себя.

– Дети, не ссорьтесь, – примирительно сказала Мод. – Мы все в одной лодке. Давайте постараемся пока что не швырять друг друга за борт. Это мы всегда успеем сделать. Я иду с Майком. Нам надо девать куда-то целый час.

– Если только охранники пропустят нас в бар, – заметила Джастин.

Компания из «Лоринга» и «Цинга» мрачно сидела в баре «Рица» за столиком, откуда был хорошо виден вход. Все, кроме Мод, выбравшей свой обычный скотч, пили минералку и травяной чай. Они почти не разговаривали и следили за тем, как прибывают приглашенные, каждого из которых осматривали «Ле Крават Руж», одетые по такому торжественному случаю в смокинги и красные галстуки-бабочки.

Что касается Мод, то ей было здесь гораздо лучше, чем среди закулисной истерии. Прошлой ночью она набрала там достаточно материала, большую часть которого все равно не могла использовать. Ну сколько можно описывать отлично отлаженную суматоху, нервничающих манекенщиц и бесстрастных костюмерш, то, как мгновенно переодеваются девушки, безжалостно швыряя на пол великолепные, но уже использованные наряды, оставив за дверями такое старомодное чувство, как стыдливость?! Сколько можно описывать невозмутимых парикмахеров, склоняющихся над девушками со щипцами и расческами, или гримеров в пластиковых поясах, к которым прикреплены их кисточки и краски?! Пробыв там несколько минут, перестаешь обращать внимание на все, кроме красоты девочек, а ее Майк запечатлел вчера вечером.

– Послушайте, – сказала вдруг Фрэнки, – мы что, решили прийти туда последними? Мы так и будем сидеть здесь? Эй, постойте! Вы что, оставили меня расплачиваться по счету?

– «Ночь и день»? Какого черта они играют это старье? – спросила Тинкер у Джордан.

– Это тема вечера, дорогая моя, – бросила через плечо Джордан. – Ты просто слушай, и сама все поймешь.

– Мне это не нравится, – сказала Тинкер упавшим голосом.

– Подожди, ты привыкнешь.

– Я не могу под это танцевать. Это какой-то мерзкий фокстрот.

Джордан резко повернулась. Тинкер, голая по пояс, стояла, стиснув кулачки, и лицо ее было перекошено от злобы.

– Это просто музыка для гостей, Тинкер. Не обращай внимания.

– Для гостей? Здесь что, прием? Будь они все прокляты, они что, не понимают, что это вопрос жизни и смерти? Как они могут глушить нас этой тухлой музыкой? Вы что все, бесчувственные? Да это просто оскорбительно! Пойду скажу этим ублюдкам, чтобы они заткнулись.

– Не надо, Тинкер, я сама это сделаю. Оставайся тут, ты же совсем раздета. Эйприл! Пойди сюда, поговори с Тинкер, а я пойду скажу «Чикаго», чтобы они перестали играть.

– Что-что?

– Делай, что тебе говорят! Слушай, – и Джордан, наклонившись к Эйприл, зашептала ей на ухо:

– С ней что-то не то. Ради бога, не отпускай ее от себя. Хоть силой держи.

– Поняла.

И Джордан бросилась искать Ломбарди, которого нашла смеющимся над чем-то с Клаудией и Линдой, уже одетыми в свои первые платья.

– Марко, у нас проблемы с Тинкер.

– Боже, неужели опять? – простонал он. – Что теперь?

– Не знаю, но она странно себя ведет. Она просто не может слушать «Чикаго», ее прямо всю выворачивает. Тебе надо поговорить с ней, меня она не слушает.

– Думаешь, у меня нет сейчас других дел, кроме как беседовать о ее музыкальных вкусах? Неужели надо дергать меня именно сейчас?

– Да, если ты хочешь, чтобы шоу состоялось.

– Прошу прощения, красавицы мои. Я скоро вернусь.

И Марко вразвалочку пошел за Джордан.

– Ну, Тинкер, что за проблемы? – спросил он. Тинкер сидела, скрючившись, на стуле, а Эйприл массировала ей шею. – Опять жалуешься? Даже в последнюю минуту?

– Проблемы? – повторила Тинкер. – Никаких проблем. Я не выйду на подиум под эту мерзкую музыку, но ведь это не проблема, а, Марко? У тебя есть кому отдать мои платья, правда? Пусть их наденет эта коротконогая французская тварь, потому что для меня эта гадость – не музыка, и никто меня не заставит под это работать. Не знаю, что они себе думают, но это никакое не танго.

– Тинкер, но не могла же ты думать, что они будут играть танго, – сказал Марко, побледнев. – Я тысячу раз тебе говорил, что уроки танго дают тебе только правильное отношение к собственному телу, чтобы ты поняла, как держать себя, как себя воспринимать… Господи, мы же столько об этом беседовали!

– Не помню, – упрямилась Тинкер. – Мне нужно танго, Марко, тебе понятно?

– Тинкер, нам надо серьезно поговорить, – сказал Марко, выдавив из себя очаровательную улыбку. – Пойдем со мной, дорогая, мы найдем тихое местечко и все обсудим.

– Я пойду с вами, – сказала Джордан. – Я уже одета.

– Нет, мне будет легче уговорить ее наедине. Здесь просто слишком много народу, слишком шумно, все курят. Можешь на меня положиться, я столько лет возился с психующими манекенщицами.

– Джастин наверху… Может, послать за ней? Или за Фрэнки?

– Уверяю тебя, Джордан, в этом нет никакой необходимости. Не забывай, я работал с Тинкер две недели и отлично знаю все ее настроения.