Мы вышли на улицу, и она поделилась со мной сутью беседы с братом:

— Виктор, Алексей немедленно отправит ко мне своего доверенного человека. А потом и сам прибудет в Америку. Он решил распродать часть наших владений и какое-то время пожить вдали от империи.

— Любопытно, — протянул я и указал девушке на шеренгу магазинов, торгующих готовыми платьями. — Не желаешь прикупить себе чего-нибудь? Я всё оплачу.

Девушка поколебалась для приличия, а затем радостно кивнула и заверила меня:

— Я верну тебе все потраченные деньги.

— Да брось. Я же теперь, оказывается, не бедный простолюдин, а практически наследник дворянина из Эллады.

— Ну, положим, господин Каралис не называл тебя своим наследником, — серьёзно проговорила девушка. — А быть его сыном — это немного другое. У него есть другие родственники?

— Детей, вроде бы нет, а насчёт дядей, тётей и прочей шушеры — не знаю.

— Надо бы узнать, — задумчиво выдала маркиза и вошла в первый магазин.

Тут её глазки заблестели от обилия одежды. И ей стало не до посторонних мыслей. Она с азартном погрузилась в мир платьев, юбок, блузок и прочих тряпок. Я принялся покорно ходить за ней. И на втором часу стал тоненько подвывать, жалуясь на уставшие ноги. Но разошедшуюся девушку мои стоны не проняли. Она напомнила мне, что я дворянин и должен стойко переносить тяготы.

Однако на третьем часу Адриана всё-таки утолила свой аппетит и сообщила, что готова ехать к Майку. Именно что ехать, поскольку бог не наделил меня таким количеством рук, которые могли бы унести все покупки. Их оказалось очень много. Я вывернул все свои карманы, когда оплачивал их. А потом ещё поймал таксомотор, и пара продавцом помогла мне сложить в машину все обновки.

Мы уселись в автомобиль. И хмурый водитель нажал на педаль газа. Девушка тотчас приняла что-то звонко щебетать, а я с улыбкой слушал её, косясь за окно. Вскоре там появилась глухая улочка. А в руке водителя очутилось странное устройство, похожее на две спаренные духовые трубки, приделанные к ручке со спусковым крючком. Я даже квакнуть не успел, как из левого дула выскочила какая-то херня. Она почти не больно клюнула меня в левую сторону груди, мигом отключив мое сознание.

Глава 22. Камера.

Потеряв сознание, я перенёсся в пещеру. Большую, с выровненными стенами, относительно ровным земляным полом и высоким бугристым потолком. Она была практически пуста. Только через равные промежутки пространства стояли деревянные треноги с самопальными масляными лампами. Их тёплый, жёлтый свет вполне сносно освещал пещеру, позволяя мне увидеть что-то вроде наскальной живописи.

На стенах довольно искусно были выведены разными красками отрывки из жизни этого мира… Я понял это практически сразу, поскольку кое-что уже знал о местной истории. Вон там изображены «грибы», растущие к небу. Видать, ядерная война послужила началом апокалипсиса.

Чуть в стороне обнаружилась целая серия рисунков, посвящённая ритуалу скрещивания душ людей и различных существ. Все они, судя по рисункам, закончились тотальными неудачами. И только скрещивание с нетопырем увенчалось успехом. Кажись, эти летающие существа единственные кто подходит для путешествия в другой мир.

Я подошёл к этим рисункам ближе и с трудом разглядел в руках нарисованных естествоиспытателей книги. Похоже, они черпали из них знания, что наводило на вполне логичную мысль… В этом мире до апокалипсиса умели заглядывать в другие…э-э-э… реальности. Конечно, способ был другой, более технологичный, но пытливые потомки тех светлых умов сумели создать свой кустарный метод переноса сознания через монолит, основываясь на знаниях предков. И вполне вероятно, что монолиты настроены лишь на один мир. На тот, в котором я нынче живу. Иначе бы в нём не случались так часто бесовские прорывы. Возможно, родной мир Люпена, скажем так, наиболее близко расположен к обиталищу местных людей.

И только я хотел глубже поразмыслить над этим, как меня накрыла тьма. Когда моё сознание вынырнуло из неё, то изо рта вылетел болезненный стон. Всё моё многострадальное тело окаменело от неудобной позы и окоченело от холода. Руки же оказались прикованными ржавыми цепями к стене из влажно поблескивающих серых булыжников.

Огляделся и узрел небольшой каменный мешок три на три метра, в который заглядывали лучи умирающего солнца. Они проникали сквозь крошечное, забранное решеткой окно с покрытым рунами пыльным стеклом.

В углу, в метре от меня, красовалась праматерь всех туалетов и унитазов — вонючая дырка в полу. Длина моих цепей позволяла мне добраться до нее, но пока не хотелось. А в другом углу, на таком же расстоянии красовалось ведро с водой. Пить мне тоже не хотелось, а хотелось очень сильно материться.

Что же касается кровати, то её заменял пахнущий плесенью матрац, набитый слежавшейся, пропитавшейся влагой ватой. Матрац лежал подо мной и совсем не защищал от холода, идущего от пола.

Конечно, в камере царил не зимний дубак, а что-то вроде холодка, вечно живущего в погребе. Однако, учитывая мою лёгкую одежду, я сразу принялся выстукивать зубами затейливую чечётку.

Но данный факт не помешал мне сделать лёгкую разминку, дабы разогнать застоявшуюся кровь. А потом я проверил карманы и убедился в том, что меня обчистили до нитки. Но кто мог пленить меня и ограбить? Какие могут быть вариант? Ну, на самом деле их немного. Паладины, местные банды и… лорд Пен. Но у последнего должна быть настоящая сеть осведомителей и шпионов, чтобы так быстро выйти на меня.

Хотя, ещё в число возможных пленителей стоит записать врагов Меццо. Почему я сразу решил, что похищение произошло именно из-за меня? Может, кто-то решил разыграть карту с маркизой? Она ведь лакомый кусочек.

Внезапно за тяжёлой железной дверью раздались уверенные шаги и ритмичный скрип. Я изрядно напрягся.

Вскоре в замке несколько раз провернулся ключ, и дверь с пронзительным скрипом отворилась. В камеру по-хозяйски вошли два амбала, которые головами практически доставали до низкого потолка. Их глаза были скрыты очками на резинке с тёмными стёклами, из-за чего они походили на сварщиков в дорогих костюмах-тройках и блестящих лакированных штиблетах.

М-да, благодаря этим очкам я не смогу добраться до их сознаний. Эти ребята явно знают или догадываются на что способен их пленник. Чёрт!

Следом за ними в камеру на коляске вкатился измождённый дед с ввалившимися щеками, острым подбородком, желтоватой кожей и покрытой пигментными пятнами лысой головой. Его ноги укрывал клетчатый шерстяной плед, а тело оказалось закутано в два тёплых домашних халата. И, конечно же, его глаза скрывали такие же, как у амбалов, очки.

— Вот мы и встретились… вор, — с усилием проговорил старик и шумно сглотнул. Под морщинистой кожей дёрнулся сильно выпирающий острый кадык.

— Лорд Пен? — неуверенно выдал я, приподняв правую бровь.

— Узнал-таки, — оскалил жёлтые зубы когда-то блестящий аристократ. Сейчас же он больше походил на развалину, которая вот-вот склеит ласты.

— С трудом, — признался я. — Чем обязан такой почти семейной встрече?

— Ты знаешь, — зло прохрипел он, пустив тягучую слюну между бесцветных губ.

— Рука у вас. Чего вам более? — усмехнулся я, стараясь держаться спокойно.

— Она не работает! Что ты сделал с ней?

— Как не работает?! — ахнул я и изобразил искреннее удивление. Даже за сердце схватился.

— Вот так! — рыкнул дед. — И не пытайся делать вид, что не знаешь об этом!

— Я не знал. Честно, — соврал я без зазрения совести, продолжая играть роль.

Надеюсь, Станиславский крикнул бы «верю». А вот лорд Пен не поверил, хотя вроде бы его уверенность дала небольшую трещину.

В любом случае он продолжил настаивать:

— Всё ты знал! Не притворяйся! Из тебя актёр, как из моего кресла гоночный автомобиль.

— А откуда я мог знать? Я Руку совсем недавно нашёл и, как видите, не пользовался ею. А потом её бессовестно умыкнули ваши люди, — объяснил я и пожал плечами.