Он предусмотрительно поинтересовался из-за двери:

— Ты чего так орешь-то? Бесы одолели?

— Жажда, голод и простуда, — пожаловался я и громко чихнул. — Так что давай захлопывай варежку и поскорее выпускай меня отсюда.

— Меня не для того учили говорить, чтобы я захлопывал варежку, — пробурчал некромант, который, видимо, ещё немного злился на меня.

Дверь всё же он открыл довольно шустро.

Я выбрался из лаборатории и посмотрел на парня слезящимися глазами.

— Господи! — перекрестился отшатнувшийся некромант, впившись ошарашенным взглядом в моё помятое лицо. — Краше в гроб кладут, уж я-то знаю. Близко ко мне не подходи. И лучше даже не дыши в мою сторону.

— Ты словно специально провоцируешь меня, — саркастично усмехнулся я и пошёл к лестнице. — Жаль, что Эда нет дома. Вот его бы я с радостью заразил. Хотя — нет, не жаль. А то он вечно, как дерьмо на глазу.

— Бель… — заикнулся Марк.

—… Я не оговорился.

Некромант с клацаньем зубов закрыл рот и пошёл за мной на приличном отдалении.

Мы вышли из подвала и направились на кухню. Там сварганили себе завтрак, точнее, обед, поскольку за окном уже вовсю светило холодное осеннее солнце.

Я, несмотря на жуткое состояние, умудрился слопать половину копчёного окорока и выпил несколько бокалов крепчайшего чая. Даже опытный Марк съел меньше, из-за чего я заслужил его удивлённый взгляд.

А когда мы уже собирались покинуть кухню, в неё вошёл дворецкий.

Он выразительно посмотрел на меня и сообщил:

— Вероника наконец-то пришла в себя.

— Надо бы пойти извиниться, — пробормотал я и посеменил на второй этаж.

— Ты только близко к ней не подходи! — обеспокоенно крикнул мне в спину некромант. — Заразишь!

— Не буду, — вздохнул я и стал покорять лестницу.

Ноги подрагивали, сердце колотилось, но я одолел все ступеньки, пересёк коридор и постучал в дверь.

— Открыто, — донёсся до меня слабый голос девушки.

Я вошёл в комнату и с грустью увидел бледную Веронику, по горло скрытую простыней. Под её глазами с полопавшимися капиллярами залегли густые тени, а волосы разметались по подушке точно щупальцы осьминога.

— Ты — свинья! — сразу же гневно выдала она, приподняв голову. — Хочешь знать почему?

— Нет, я доверяю твоему мнению, — покорно произнёс я и уселся на пуфик, стоящий возле занавешенного окна.

— А я тебе всё равно расскажу. Как ты мог? Как ты мог воздействовать на меня своей дьявольской магией?! Я же теперь на несколько дней прикована к постели! Что мне делать всё это время? Разговаривать с Фаустом? Так он мне уже надоел за те пять минут, в течение которых рассказывал, что произошло ночью.

И тут уже успел побывать этот гадёныш. Нет, надо что-то с ним делать.

Девушка же продолжила изрыгать обвинения. Однако вскоре слабость одолела её. Она вернула голову на подушку и уставилась в потолок. Её грудь тяжело вздымалась, а на лице появились капельки пота.

— Вероника, извини, что так вышло. Но я не видел другого шанса избавиться от ректора, — заискивающе произнёс я и закашлялся. — Видишь, мне тоже досталось. Хворь лютая одолела меня. Сейчас… кха… лёгкие выкашляю.

— Так тебе и надо, — мстительно фыркнула девушка.

— Ага, — покаянно сказал я и услышал шаги на лестнице.

Спустя несколько секунду в дверь деликатно постучали.

— Войдите! — повысила голос Вероника.

В комнату вошёл хмурящийся Люпен. Он скользнул по мне внимательным взглядом, посмотрел на девушку и сказал:

— Добрый день, как ты себя чувствуешь?

— Плохо, а всё из-за него, — бросила девушка, выпростала из-под простыни руку и указала на меня тонким пальчиком с аккуратным ноготком.

— Я уже провёл с Виктором воспитательную беседу. Впредь он лучше погибнет, чем использует тебя, — с лёгкой усмешкой проговорил аристократ, подошёл к окну и настежь раздвинул тяжёлые бархатные шторы.

Тотчас комнату залил серый солнечный свет. И девушка от неожиданности зашипела, точно вампирша, оказавшаяся без укрытия в жаркий полдень.

— Предупреждать же надо, — недовольно пробурчала она, щуря глаза.

Учитель проигнорировал её слова. Он развернулся на фоне окна и произнёс:

— Итак, у меня для вас есть две новости. Одна — хорошая, а другая — плохая, но, по большей части, для меня. С какой начать?

— С хорошей, — сказала девушка.

— С плохой, — проронил я на долю мгновения позже Вероники, но потом быстро переобулся: — Конечно, с хорошей.

— Я вас услышал, — кивнул химеролог и сцепил ладони в замок. — Значится, хорошая новость заключается в том, что мне телефонировал маркиз Меццо. Он поведал, что его дочь вроде как не собирается возвращаться в академию. Однако и в отчий дом она не спешит, но это уже не наша забота. Так что я поздравляю тебя, Виктор. Ты справился с поставленной перед тобой задачей.

— Наконец-то мы избавились от этой высокородной занозы в заднице, — ликующе протараторила Вероника, улыбаясь до ушей. — Будем отмечать?

— Действительно хорошая новость, — со смешанными чувствами сказал я, видя перед своим внутренним взглядом строгий образ златокудрой красавицы. Увижу ли я её ещё когда-нибудь?

Барон бросил на меня проницательный взгляд, понимающе усмехнулся и с мрачными нотками в голосе проговорил:

— Вторая же новость касается Руки. Господин Каралис и Эдуард обнаружили в Вене труп нашей уже бывшей кухарки. Артефакта при нём не было. Однако наш добрый менталист сумел выяснить, что Рука была передана человеку, который сел на трансокеанский лайнер, следующий в Америку. И исходя из этого, я вряд ли ошибусь, ежели скажу, что артефакт отправился к лорду Пену.

Часть VIII . Путешествие.

Глава 9. Перстень.

День подбирался к полудню. Вчерашние новости, которые принёс Люпен, оставили двойственные впечатления. Я понял, что академии и маркизы Меццо мне будет не хватать. А вот что касается Руки… я убеждал себя в том, что в ней нет ничего интересного. Она ведь всё равно в не рабочем состоянии. Ну, уплыла она из наших цепких коготков — так и шут с ней. Однако я опасался того, что лорд Пен может весьма разозлиться, когда поймёт, что артефакт сломан. Но это всё — будущее.

На данный момент меня заботили кошмары. Минувшей ночью я опять их видел. А утром проснулся в поту и на завтрак съел в два раза больше обычного.

Марк, похоже, насвистел в уши барона о моей необычайной прожорливости, и учитель позвал меня в свой кабинет на разговор. И вот я восседаю в глубоком кресле напротив его рабочего стола. А обряженный в сюртук Люпен подкрутил усы, пригладил тронутые сединой волосы и встревоженно сказал:

— Виктор, голубчик, я обеспокоен твоим проснувшимся аппетитом. И ведь ты сейчас болен. А в такие моменты человеку не очень-то и хочется есть.

— Да я уже почти выздоровел. Дворецкий мне вчера давал какую-то настойку. Она чуть не сожгла мою слизистую, но сегодня я уже чувствую себя хорошо. Только чихаю немножко, — сообщил я и в доказательство своих слов чихнул в ладошку. — А вот жар и сопли — сгинули, как туманная дымка на ветру.

— Хорошо, хорошо, — покивал аристократ и остро взглянул на меня, словно собирался проникнуть в мою черепную коробку. — А ты мне больше ничего не хочешь сказать? Только ли голод терзает тебя?

— Кошмары, — сознался я, прекрасно понимая, что не хочу однажды проснуться в окружении тел с перегрызенными глотками. — Мне снятся одержимые, бесы и ректор.

— Хм-м-м, — хмыкнул Люпен и задумчиво сдвинул брови над переносицей. — Значит, всё-таки эссенция оставляет свои следы. Видимо, придётся попросить господина Каралиса проверить твоё сознание. Он как раз час назад вошёл в мой дом вместе с Эдуардом.

— Давайте обождём. Ещё пару дней понаблюдаем за мной, — попросил я.

Мне до зубовного скрежета не хотелось пускать менталиста в своё сознание. Он там такого может увидеть… Даже я не представляю масштаба всех последствий.