Я по голосу слышал, что тактику просто невероятно хочется высказать что-то злое и нелицеприятное непонятно кому, но он только сдержанно объявил:

– Выполнять указания адмирала. Группе задержания дать «окно» чужаку.

Я пригляделся к картинке с Ивери, и буквально через пару минут из атмосферы словно выпрыгнул корабль Орпенна. Его гигантская туша, не задерживаясь, пронеслась мимо отступающих согласно полученным указаниям эсминцев. Как он погасил скорость перед Маткой, нам было непонятно абсолютно, такими компенсаторами мы не владели. Вспомнив промелькнувшее вскользь о захваченных людях, я в душе пожалел их несчастные, несомненно погибшие тела.

Рой автоматов Орпенна, словно не видя действий эскадры, продолжал медленно и демонстративно разворачиваться. А Орпенн, вот тормоз, несмотря на то что его модуль уже пришвартовывался на место, продолжал надрываться:

– Пропустите ремонтный модуль! Пропустите ремонтный модуль! Пропустите ремонтный модуль! Планете угрожает опасность.

Мы как-то даже не заметили, что к нам невесть откуда подполз десантник Матки, и только капсула уведомила нас, что пришвартовался дружественный (!) корабль. А дальше было все по накатанной. Спустя почти пять минут у необыкновенно длинных причалов Матки мы начали терять себя. Медленно изображение перед нами сужалось, пока не превратилось в точку и не исчезло вместе с нашим сознанием.

Пробуждение на этот раз было не просто удивительным, а фактически невероятным. Мы находились в рубке крейсера дальразведки. Причем «мы» было много. Среди сидящих в креслах наводчиков, пилотов, связистов, штурманов и прочего оказались не только я и Игорь. На месте первого помощника сидел Алекс. Он только пришел в себя, и его глаза наполнялись по очереди то испугом, то удивлением, то настоящим ужасом. За пультом связиста сидела Катя, уронив голову на сложенные руки. Еще четырнадцать человек сидели перед нами в тех или иных позах и постепенно приходили в себя.

Я никому из своих врагов не пожелаю вот так вот лицом к лицу встретиться с теми, которых твое предательство обрекло на смерть. Мой разум, казалось, чуть поехал от увиденного. Те четырнадцать, которых я приказал арестовать и лично передал в руки адмирала, приходили в себя и, видя нас с Игорем перед собой, казалось, забывали о том, что они находятся в несколько необычном месте. Их лица наполнялись справедливой ненавистью и злобой. Игорь, что-то прошептав про себя, сказал довольно громко, чтобы я услышал, сидя от него в пяти метрах:

– Вот этих справа я убью и голыми руками. Вон тот вроде десантник. Он может убить меня. Даже наверняка убьет один на один. Так что постарайся, Вить, забрать как можно больше с собой. А Орпенн, оказывается, редкий извращенец…

Я хоть и не пришел еще в себя, но понял Игоря. Времени на раскачку не было, надо было идти и убивать. Пока они не очнулись полностью. Я, как показалось, разрывая сухожилья и травмируя и так поврежденное плечо, выпрыгнул из кресла и… упал в него обратно. Игорь, что дернулся одновременно со мной, тоже оказался словно приклеенным к своему креслу.

– Тогда молимся… – сказал тихо Игорь.

– Кому? – удивился раздосадованно я.

– Ну не Орпенну же! – зло выпалил Игорь.

Но оказалось, все не так плохо. Все находящиеся в рубке оказались в нашем положении «без веревок привязанными». Потрепыхавшись минут пять, бунтовщики успокаивались и только зло ругались, грозя, что дотянутся до нас.

Молчали только Катя, Алекс и тот, кого Игорь назвал десантником. Остальные поливали нас матом до хрипоты. Игорь, зло улыбаясь и вгоняя себя в раж, не отставал. Он заводил врагов, как умел. Я тоже молчал, но по другой причине. Я пытался понять, на кой черт понадобилось все это Орпенну.

Первым не выдержал Алекс.

– Замолчите! – сказал он всем.

Ага, так его и послушали. Никто на него даже внимания не обратил. Даже я вскинул удивленно бровь, думая о наивности этого вьюноши.

Тогда рявкнул тот, кто выглядел десантником среди этой «интеллигенции» флота.

– Всем молчать! Кто не заткнется, когда освобожусь – язык вырву.

Во как надо! Игорь и этот кадр с упоением ненависти посмотрели друг другу в глаза и отвели взгляды.

Молчали минуты три. Только кресла натурально так скрипели да зубы скрежетали у тех, кто не решался орать на нас.

– Это не рубка крейсера? – спросил почему-то у меня этот «десантник». Увидев мой кивок, он сказал: – Я так и подумал. Имитация.

Я с трудом прочистил горло и спросил:

– Как вы выбрались?

Парень, сдерживая себя, чтобы не свалиться в оскорбления типа «ты нашей смерти хотел и т. п.», пояснил, кивая в сторону Алекса:

– Он на взлете сбросил тюремный блок. Потом прыгнул сам на платформе. Шумиха на старте такая была, что нас не сразу хватились. Блок раскрылся при приземлении, и мы оказались в воде. Он нас подобрал на десантной платформе и дотащил до берега. Там его корабль стоял. Хотели сами взлететь, но не получилось. У него такая посудина старая, что диву даешься, как он на ней летал вообще. В это время мы к каналу подсоединились, узнали, что чужак в атмосфере, и заорали, чтобы Орпенн нас спас. Когда он завис над нами, мы потеряли сознание. И вот… тут очнулись. Первое, что я подумал, когда пришел в себя, что по нашему сигналу шарахнули термоядом. Но вот вроде бы жив. И точно не на небесах или в аду.

Какой-то неосторожный человек из угла связиста начал бузить, мол, что с нами разговаривать… Но ему было достаточно двух взглядов – Игоря и этого… говорившего. Я посмотрел на Алекса и спросил только одно:

– Но зачем?!

Он поглядел на меня удивленно, словно я был дитем неразумным, и указал на тихо сидевшую Катю. Показал, сам посмотрел на нее, да так ничего и не сказал.

Я только губы поджал от такого идиотства. Парня простили. Парню дали великолепное будущее. А он… Даун он, короче.

Видя мою мимику и предупреждая готовые сорваться ругательства, тихо заговорила Катя:

– Вы зря осуждаете его. Вам этого не понять. Вы никогда и никого не любили. Вы заигрались в бога. Вы оперируете тысячами, миллионами людей… а мы говорим только о двоих…

Я удивленно воззрился на нее. И, не давая ей продолжить, перебил:

– Я, по крайней мере, говорю честно, что он дурак. А вот вы говорите – дурашечка. Разницу понимаете? Поясню. – Я посмотрел на уже пришедшего в себя Алекса и снова повернулся к девушке. – Катя? Вы так ему представились? Отчего же вы не назвали ему вашего настоящего имени? Назовите, или я сам назову. Я сразу понял, кто вы, когда только выяснил ваши методы…

– Не надо, – тихо попросил Алекс. Он посмотрел сначала на меня, потом на Катю, потом снова на меня и повторил: – Не надо.

– Почему же? – усмехаясь, сказал я. – Вы, Алекс, узнаете, а точнее, вспомните много нового о вашей любимой. Именно вспомните. Ее преступления так знамениты…

Алекс с сочувствием посмотрел на меня и спросил тихо:

– И это что-то изменит? Или что-нибудь изменило бы? Неужели вы думаете, что, зная, кто она, я бы не сбросил тюремный блок и не прыгнул бы за ней? Я ее люблю. И мне не стыдно в этом признаться ни перед кем. И мне не важно, кем она была. Или кто она есть. Я люблю ее такой, какая она тут. Передо мной.

– Я вам уже говорил, что вы дурак, Алекс? – поинтересовался я.

– Да. За сегодня вы говорите это второй раз, – сказал Алекс с вызовом.

– Угу, – кивнул я. – Я думаю, третий раз тоже ничего не изменит, потому не буду повторяться.

Я откровенно бесился под его сочувственным взглядом. Словно это я в такой заднице из-за девчонки оказался, а не он… Хотя если говорить о месте пребывания, то мы все вроде как в одном находились.

Не зная, что сказать, я замолчал и только обозревал присутствующих в рубке. Люди приходили в себя, рассматривали присутствующих. Кто-то, тихо ругаясь, пытался извернуться и выбраться из кресла. Игорь не отрывал взгляда от казавшихся ему опасными противников. Я накачивал в себе злость и продолжал гадать, чего хочет от нас воспаленный мозг Орпенна. В имитации рубки, несмотря на общее молчание, тишины не было. Люди возились, скрипела обивка кресел, тяжело дышали люди в креслах за моей спиной. Я уже хотел что-нибудь сказать – общее для всех, попытаться разрядить буквально ощущавшиеся ненависть и злобу, но вдруг заговорила Катя: