Я резко подставил блок, сбросив его кулак с линии атаки, но еще до того, как я отбил удар, вдруг что — то произошло.

Я почувствовал нечто. Что — то, что родилось внутри меня, что — то новое, как будто у меня вырос новый орган.

И я охватил этот орган энергией, будто напрягал мышцу, а потом, взяв контроль над потоком новой энергии, швырнул её в лицо Яше.

При этом я всё же сделал жест рукой, какой делают когда отгоняют муху, хотя холопа я при этом не коснулся.

В воздухе метнулся жар, волосы на голове у Яши задымились, на холке у холопа заплясал язычок пламени.

Аудитория ахнула, Яша заорал и заколошматил себя ладонью по голове. Пламя он погасил, но обжег ладонь и теперь размахивал ею в воздухе, ругаясь.

— Эм… — пробормотал Соловьёв, — Это еще что? Такое вижу впервые. Огонь?

— Ну а на что это похоже? — спросил я, — Как видите, у меня получился явно не квас с пивом.

— Но это же невозможно, — Соловьёв явно был шокирован, — Вы же не Огневич, вы Нагибин. Вы не можете кастовать огненные заклинания. Или огонь в данном случае порожден некой формой брожения? Хм… Попробуйте еще раз. То же самое заклинание.

Яша весь сжался от ужаса.

— На нём больше не буду, — сказал я, указав на холопа, — Неохота портить школьное имущество. Вот разве что на…

Мой взгляд упал на портрет Императора на стене, Соловьёв нахмурился.

— Не, тоже не вариант, — быстро поправился я, — Ну дайте мне что — нибудь бумажное.

Мне почему — то действительно захотелось сжечь бумагу, как будто во мне вдруг проснулась тяга к пиромании. Я ощущал, что это говорит во мне новое заклинание, оно само вело меня.

— Дайте бумагу, — обратился Соловьёв к аудитории.

Китаец швырнул ему через весь класс тетрадку, а я снова скастовал новое заклинание. На этот раз оно пошло из меня само, легко и без всякого напряга. Я даже рук не поднимал.

Тетрадка, не долетев до Соловьёва, загорелась прямо в воздухе, как птица Феникс.

Объятая пламенем тетрадь пролетела через всю аудиторию и упала у ног Соловьёва, профессор затоптал её, погасив огонь.

— Я надеюсь, у тебя там не было записано ничего важного? — спросил я у китайца.

— Поразительно, — констатировал Соловьёв, — Просто поразительно! Это то, о чём я говорил — непредсказуемость магии. Я не могу это объяснить. Можно, конечно, предположить, что Нагибин заставляет бродить сам воздух и тем самым порождает некий горючий газ… Но это уже натягивание совы на глобус, как по мне. Нет, это полноценная огненная магия. И я не понимаю, как вы это делаете, Нагибин.

— Да я сам не в курсе, — пожал я плечами, — Может тут сыграл роль исключительный талант моего наставника?

Но Соловьёву было не до комплиментов.

— Давайте второе заклинание, Нагибин! Скорее, — азартно потребовал он.

Уж что — что, а магию и её загадки Соловьёв точно искренне любил.

Во мне и правда было второе заклинание. Я ощутил его присутствие тогда же, когда появилось и первое. Я даже чувствовал сущность второго заклинания. Вот только…

— Еще тетрадку? — спросил Соловьёв, — Я вижу по вашему лицу, что вы уловили суть второго заклинания. Какой предмет вам нужен, чтобы продемонстрировать его?

— В том — то и дело, — честно признался я, — Предмет не подойдёт. Я ощущаю, что это второе заклинание можно применить только на живое существо.

— Так чего вы ждёте? — вскричал Соловьёв.

— Да, чего ты ждёшь? — поддержал профессора один из китайцев.

— Ладно, — я кивнул, выбора особо не было, — Прости, Яша. Но это заклинание требует контакта. Не полового, не пугайся так.

Я положил Яше на плечо руку, и через это прикосновение скастовал на Яшу второе заклинание. Оно мгновенно пронеслось по моей руке и стало вливаться Яше в плечо.

Яша вертел головой, ничего не происходило. Потом холоп поморщился, потом на глазах у него появились слёзы.

— Что, Яша? — спросил Соловьёв, — Что ты чувствуешь?

— Так больно, бля… — признался Яша.

Я с трудом отлепил от Яши руку, моя рука все еще странно вибрировала, по ней бегали мурашки, как будто заклинание не хотело уходить, а хотело кастоваться дальше.

Соловьёв азартно бросился осматривать Яшино плечо.

— Больно, — скривился Яша.

— Разрыв связок, — констатировал Соловьёв, — Вот это да! Готов поклясться, что это реверс лечебного заклинания клана Здравуровых. Как, Нагибин, как вы это сделали? Вы самый удивительный из всех студентов, что я видел за последние годы! Скастуете еще раз?

Но я не хотел больше ничего кастовать. Да и не смог бы, я чувствовал, что постсолярис внутри меня закончился, я больше не ощущал в себе его тонкой и загадочной природы.

Кроме того, я начинал кое — что понимать. Огонь Огневича, вредоносное заклинание Здравурова…

Ага, именно то, о чём вы подумали.

Все эти заклинания применяли на меня масоны во время драки возле памятника Пушкину.

— Всё, я закончился, — сообщил я Соловьёву, — Постсолярки больше нет.

— Похоже на то, — согласился Соловьёв, — Жаль, конечно. Но это логично. Вы съели два трикоина, и получили два заклинания. Точнее три, но ваши огненные заклинания, насколько я вижу, были половинчатыми, так что считаются за одно, вы кастовали их еще до конца не разобравшись и в пол силы.

— Может дадите мне еще трикоин? — предложил я.

— Я дам вам целых четыре, Нагибин, — согласился Соловьёв, — Но только если вы мне обещаете, что сегодня их больше есть не будете. Вам теперь нужны сутки на откат. А если вы начнете есть новые трикоины, раньше чем минуют сутки — словите очень высокую вероятность умереть от разрыва желудка или инфаркта. Вы же помните, что я говорил?

— Помню, — кивнул я, — Нельзя в сутки жрать больше трикоинов, чем у тебя ранг. Только зачем вы мне тогда даёте еще четыре прямо сейчас?

— Чтобы вы научились распоряжаться трикоинами и сдерживать свое желание съесть их немедленно, — объяснил Соловьёв, — Вот держите, четыре штуки. Два из пальмы, два из афрокарпуса. Запомните, пожалуйста, что теперь ваши заклинания привязаны к конкретным породам дерева. То есть огонь вы сможете кастовать, только съев трикоин из масличной пальмы, а наносить урон чужому организму — только съев афрокарпус.

И изменить это уже нельзя. Ну, а если вы вдруг съедите их раньше времени — тогда вы умрёте. И это будет естественный отбор, если можно так выразиться. Магократ или учиться самоконтролю или умирает. Запомните это, это касается всех присутствующих.

Соловьёв засунул четыре трикоина в небольшой деревянный пенал, защелкнул его и передал мне:

— Это называется древохранительница. В них мы храним наши трикоины. Можете повесить её на шнурок на шею, многие низкоранговые маги так и делают. Ну или просто положите в карман, главное — не потеряйте. И ешьте по два трикоина в день, не больше.

— Спасибо, профессор, — поблагодарил я Соловьёва, — А когда я смогу повысить свой ранг, кастовать больше заклинаний и есть больше трикоинов?

— Ранг вы будете повышать во время инициаций, — объяснил препод, — А инициацию я вам назначу, когда придёт время. Пока что еще рано. Теперь последнее. Какой у вас источник, Нагибин?

— Эм…

— Я про индивидуальный источник силы, — объяснил Соловьёв, — Как правило, это конкретное дерево. В момент, когда у мага впервые пробуждается магия, душа мага связывается с определённым деревом, обычно с тем, которое растёт рядом с тем местом, где маг открыл в себе магию.

Между магом и деревом возникает неразрывная связь. Пока это дерево растет и крепнет — крепнет и сила мага. Но если это дерево срубить или уничтожить иным образом — маг сильно ослабнет, его магия будет безвозвратно повреждена.

Поэтому такое дерево обычно выкапывают, сажают в кадку и прячут в банковских хранилищах с искусственным освещением и поливом. Ну или просто в охраняемых садах и парках.

— Вот блин…

Я вспомнил про ту одинокую рябинку, которая горела волшебным белым пламенем, когда я сражался с восставшими холопами. Судя по всему, Соловьёв не врал. Именно тогда во мне и проснулась магия, и вокруг рябинки явно горело волшебство.