Алексеев закурил очередную папиросу, сломав несколько спичек — руки адмирала тряслись. И хрипло произнес осевшим голосом:

— Но главное люди — на эскадре полтысячи погибших, такое в голову не укладывается!

— Я прекрасно тебя понимаю, Евгений Иванович. Только флот такие потери несет в один момент, а наши войска каждый день, — совершенно спокойно произнес Фок. — Что касается потерь в кораблях, то их можно легко восполнить, причем за короткий срок. Отобрать пригодные пароходы водоизмещением в одну-две тысячи тонн, вместе с командами, которые мобилизовать — а то их на перешейке у Цзиньчжоу партиями отлавливают, сбежать из Дальнего хотят куда подальше от войны. Укрепить и защитить все, что нужно листовым железом, можно и бетон залить — броня такая выйдет, мелкокалиберным пушкам не по зубам.

Фок поймал на себе удивленный взгляд Алексеева, но продолжил спокойно говорить, видя, как наместник его внимательно слушает.

— Привезти из Владивостока шесть 120 мм пушек с «Рюрика», с 47 мм орудиями вообще проблем нет. Распределить спасенные команды по новым боевым единицам. Вот тебе импровизированная канонерская лодка, и давай им всем старые названия погибших кораблей, какие хочешь — «Разбойник», «Всадник», «Гайдамак», да тот же взорванный «Кореец», в конце концов. Таких сторожевых кораблей много потребуется — нельзя нормальные канонерские лодки и миноносцы под торпеды подставлять. А японцы будут продолжать попытки минировать воды, да и на наши дозоры нападать. А это будет своего рода расходный материал — пароходов у нас вполне хватает. В Дальнем, Инкоу и Порт-Артуре одни трубы торчат на рейде.

— В гаванях, — машинально поправил Алексеев и задумался. Потом неожиданно спросил:

— А где миноносцы и минные катера взять? Не подскажешь?!

— А запросто. Я старичком подборку старых журналов внимательно перечитал — там целая серия сюжетов про разные корабли была. Болел сильно, вот и пристрастился — у внука целые подписки журнала того были стопками за много лет собраны. Так вот — в Америке сейчас Никсон, фамилию запомнил, как у президента, может строить катера на бензиновом двигателе, что намного лучше любой паровой машины. Сейчас наши дипломаты прицениваются закупить у него десять штук этих катеров, давай я тебе их нарисую, благо хорошо запомнил эти «газолинки».

Фок быстро нарисовал вид сбоку и сверху вооруженного торпедным аппаратом катера, благо память имел великолепную. И написал рядом основные характеристики, указав цену покупки, от которой Алексеев непроизвольно охнул — больше полумиллиона долларов за десяток, если в рубли переводить, то целый миллион с немалым таким «довеском».

— Мореходность у них хорошая, полубак высокий со «скулами», ты отлично рисуешь. Так, два двигателя по триста лошадиных сил — скорость свыше двадцати узлов. Прилично!

Моряк сразу вытеснил в Алексееве наместника, и взял без промедления, как говориться, «быка за рога».

— Давай рассказывай все, что про эти «газолинки» знаешь, для меня каждая мелочь сейчас важна.

Фок только тяжело вздохнул, понимая, что за язык его никто не тянул, сам ведь о них поведал. И принялся рассказывать, напрягая память и приводя детали сделки, что должна была быть подписана в августе, а в декабре на Балтику прибыли эти катера. Но судя по настойчивости Алексеева, все может пойти несколько иначе…

— Евгений Иванович, я тебе скажу честно — признаться, что такое флот, и зачем он нужен России на этой войне, я стал понимать, только оказавшись здесь, в далеком для себя прошлом. Дело в том, что я классический «сухопутчик», вся моя служба протекала вдали от морей, не принимать же за такое Каспий. Как то вот так вышло…

Фок усмехнулся и закурил папиросу — адмиральский табачок ему нравился, так что каждой встречи с наместником он терпеливо ожидал. Тем более, когда со вчерашнего вечера неожиданно стала болеть голова — резко, с надрывами накатывало, и так что слезы из глаз текли. Он все прекрасно понял — срок существования в этом мире для него отмерян несколькими сутками, после чего «матрица» настоящего Фока вернет свое тело обратно под контроль. А он умрет здесь душою, как умер в далеком будущем телом, получив «билет в один конец».

Теперь требовалось собрать всю волю в кулак, и не замечать боль, перетерпеть. И успеть доделать хоть часть из того, что собирался совершить. Жаль, времени не хватило, но так его всегда дефицит, особенно для тех, кто вечно занят. Но есть несколько суток, и надо спешить.

— Не совсем так сказал — знаю о Мэхэне, и его концепции «существующего флота», об англо-американском морском могуществе, да и о прочих вещах, все же и учили, и много читал. Я касательно наших дальневосточных дел — суть не в том, что наши корабли потопят японские, достигнут пресловутого господства на море. Нет, теперь я считаю, что доминирование России начнется тогда, когда мы возьмем под свой контроль морские коммуникации Японии, и перережем питающие ее экономику каналы.

— Крейсерская война?

— Да, только неограниченная, и плевать на ее последствия! У нас теперь нет иного варианта. Видишь ли, если ты начнешь это дело сейчас, не обращая внимания на окрики «Певчего моста» в Петербурге, то будет сделана первая половина дела. Нет, Англия и САСШ войну против нас не начнут — будут угрожать, бряцать оружием, даже, не буду этого скрывать, потопят пару наших крейсеров, объявив их «пиратами», стремясь запугать — но открыто воевать не станут. Не выгодно им это дело, ведь есть опасность, что мы объединим усилия с Германией, вступим с ней в союзные отношения — а это крах для Англии с ее обширной колониальной империей. Но это геополитика, сейчас не до нее, — Фок потер пальцами виски — головная боль накатила так, что чуть не застонал.

— Понимаю тебя, но вся штука в том, что у меня нет пушек для вооружения вспомогательных крейсеров. Совсем нет — снимаем с береговых батарей 152 мм орудия Кане, и ставим их на корабли. Десять штук ушло на канонерки, еще три штуки нужно приберечь для «Манджура» — вдруг удастся его прорыв из Шанхая?! По полудюжине дополнительно установят на «России» и «Громобое», а снимут с них всю мелкокалиберную артиллерию. Про будущий бой в Цусимском проливе я запомнил. По четыре штуки поставили на «Лену» и «Ангару». Две на «Монголию», которая стала «Енисеем», в память погибшего минного заградителя. И все — 35 орудий сняли, все два десятка во Владивостоке, и здесь пятнадцать — генерал Белый меня всячески ругает, но орудия чуть ли не с плачем отдал.

Алексеев засопел угрюмо, закурил папиросу — отхлебнул «адмиральского» чая, теперь коньяк там доходил до половины порции. Негромко заговорил, чуть ли не шипя.

— В Петербурге до сих пор не ощущают войны, все не спеша делают, хотя я в столицу несколько телеграмм в день отправляю. Далека от них наша война, до сих пор ее всерьез не принимают. Часть орудий нам уже отправили — для «Баяна» одно новое 203 мм с Морского полигона, и дюжину старых 152 мм для вспомогательных крейсеров…

— А почему только одно?! Для «Рюрика» еще нужно, и по паре для «России» и «Громобоя»…

— Да нет их просто, пойми. Всего «чертову дюжину» изготовили. Сам посчитай — восемь во Владивостоке на крейсерах, две на «Баяне», еще пара на «Храбром», что в Средиземном море, одно на полигоне. В следующем году две пушки изготовят, и это все. Старые орудия отправят в достаточном количестве — их хоть хватает.

— Вечно так в России, как только война начинается и сразу выясняется, что к ней мы каждый раз не готовы. И того нет, и другое отсутствует. А про третье даже не знали, — усмехнулся Фок.