На это и был сделан весь расчет, чтобы японцам пришлось долго восполнять потери и снабжать высаженную на берег 4-ю армию генерала Нодзу. И русский флот получит уникальную возможность нанести по японским судам и плацдарму внезапный и страшный удар, отправив в рейд все четыре новых броненосца — «Цесаревич», «Пересвет», «Победа» и «Ретвизан», что в состоянии уйти от эскадры Того. Или, после присоединения перевооруженного «Рюрика», выдержать бой со всеми шестью броненосными крейсерами адмирала Камимуры, которое смогли бы догнать русскую эскадру, так как имели скорость на два узла больше.

Да и на дагушаньском направлении Алексеев вряд ли наделает ошибок — там японцев нужно просто додавить, усилив сибирских казаков генерала Симонова полнокровной 1-й Сибирской пехотной дивизией. А в отряд генерала Кондратенко уйдет для поддержки бригадная группа из двух полков. Так что шансы есть — сбросить в море японцев вряд ли удастся, но оттеснить их к реке Ялу вполне возможно, самураи могут отойти как по побережью, либо перевезены на малых судах...

— Тебе плохо, мой господин, — тихо произнесла китаянка, встав у кровати на колени. Кроме нее и Кузьмича, в комнату никто не приходил, Фок категорически запретил. Тем более врачам, которые решили, что последствия контузии необратимо повлияли на мозг генерала. И не зная как бороться с этой напастью, оказались не в силах, и не смогли предложить никаких лекарств, кроме морфия, и того же опиума в каплях. «Прописали» болеутоляющее, и тем самым сделали бы его невменяемым наркоманом.

— Нет, девочка, это не боль — это пришла смерть моего разума и души. А потому у меня к тебе есть одна-единственная просьба, Лена…

Фок замолчал, хрипло дыша, с трудом перебарывая боль, которая полностью обессилела тело. Или наоборот — стала лишать над ним контроля — на это и было похоже. Китаянку он давно именовал на русский манер, и вот теперь настало время объяснить ситуацию, расставить все точки над «и». Обманывать девчонку было нельзя, все между ними строилось на доверии, и от нее сейчас многое зависело.

— Видишь ли, девочка, но это не мое тело — я над ним только властвовал ровно сорок дней. Теперь его настоящий хозяин просыпается, и скоро моя душа и разум погибнут. Я сделал все что мог, чтобы изменить историю, которая принесет китайцам много горя, как и русским. Я из будущих времен, Лена, а там эти два народа союзники и противостоят смертельной для них угрозе — они могут быть истреблены чудовищным оружием…

Фок остановился, перетерпел приступ с закрытыми глазами, от которого тело само скрючилось, и, не видя лица китаянки — все расплывалось перед глазами, произнес:

— Настоящий генерал принесет много вреда, его нужно убить, как только моя душа покинет тело. Верь мне, это не бред, так оно и есть…

— Я знаю, что ты перевоплощение, достигшее в той жизни просветления согласно заветам Будды, — голос девушки звучал совершенно спокойно, и Фок разглядел ее строгое, совершенно серьезное лицо, хотя будь перед ним европейцы, они бы уже согнулись от хохота. Однако для буддиста «переселение душ» не только допустимая реальность, но и неоспоримая данность. И многие китайцы почитают не только Конфуция и Лао-цзы, но принимают и полностью разделяют учение буддистов.

— Неужели ты думаешь, что я внучка амбаня из Большого Совета, и дочь амбаня, что управлял обширными землями, и проглотил золотой самородок, чтобы не попасть живым в руки японцам, стала рабыней старого русского генерала, варвара?! Не смеши меня, он раньше двух слов сказать не мог на нашем с тобою языке! Ты пришел к нам, перевоплощенный, как приходили до тебя другие, но очень редко, раз за столетие, а то и несколько веков — потому и я, и мои люди рядом с тобою!

Девушка спросила Фока еще о чем-то, и он с трудом понял, что речь идет о том правителе, что был в его времена — боль накатила с такой силой, что даже знание китайского языка на секунду пропало. А ведь он еще начал учить его с детства, когда дядя работал на КВЖД в больнице Харбина. Затем были языковые курсы в военном училище, куда он поступил, благо в документах год его рождения написали на два года более ранний — почти ровесник революции. Но, несмотря на субтильное телосложение, его приняли — многие ведь недоедали и выглядели моложе своих настоящих лет. В мае сорокового года снова направили в Китай, где больше года был советником в группе генерала Чуйкова, с которым потом долгие годы был связан не просто служебными отношениями, но и настоящей дружбой.

Осенью сорок первого отозвали — прошел всю войну с немцами и в августе сорок пятого снова оказался в Маньчжурии, сведя счеты с японцами. И служил в Китае и Корее еще четырнадцать лет. За все это долгое время ухитрился получить награды, как от Чан Кайши, так и Мао Цзедуна, которые сейчас еще мальчишки…

Напрягшись, Фок с трудом ответил:

— Си Цзиньпин…

— Династия Цзинь в третий раз пришла нами править?!

Голос девушки задрожал, она стала целовать его руку, потом плечо. И он услышал ее торжественный голос:

— Я служу тебе, потому что люблю! И сама убью того, кто завладеет этим телом. Но у меня есть люди, что смогут помочь, одна я не справлюсь. Потому что не знаю как, но они о том могут ведать. Потерпи, не умирай без меня, потомок хуань-ди, легендарных Ванов древней династии, ибо тогда мы умрем с тобой вместе…

Девушка вышла, он только услышал скрип двери, ибо видеть уже не мог. Но по интонации осознал, что так оно и будет — китаянка почему-то приняла его за другого, но разубеждать ее было поздно. Но может как-то эти «лекари» или монахи его спасут, оставят в теле, в котором можно еще много сделать полезного. А если не смогут, то трупов станет больше — китаянка их просто убьет, потом зарежет настоящего Фока, не дав тому ни малейшей возможности завладеть снова телом, и покончит жизнь самоубийством — в ее решительности Александр Викторович не сомневался.

И тут пришла настоящая боль, которая убивает — а та минута была от нее отсрочкой. Фоку показалось, что его мозг взорвался как граната, яркой вспышкой, и тут же навалилась темнота…

Бок припекало, будто подложили горячую грелку, живот тоже, и шею, и ощущение, словно связали по рукам и ногам толстыми и теплыми веревками. Дискомфорта Фок не испытывал, наоборот, благостно. И настолько приятно, что только через несколько секунд до него дошло — голова совершенно не болела, а ведь он реально умирал.

Потрясение от этого открытия было настолько велико, что Фок вскинулся на кровати, раскрыв глаза, с трудом оторвавшись от спутывающих его уз, и онемел от удивления. И тут же охрипшим от потрясения голосом, выразил свое отношение к ситуации, что во всей красоте, вернее, наготе, явилась перед его взором.

— Охренеть!

Действительно, лежало перед ним то, от созерцания чего можно тронуться рассудком. Мало того что ужасные боли покинули его голову и тело, так горячими путами оказалась китаянка, что прижимала его к себе, обвив руками шею, и в чисто женской манере закинув свою ногу ему на живот. И она была полностью обнаженной, ни одной тряпицы, а точеное тело поразило его своей красотой, как попадание трехдюймового снаряда в амбразуру дота. Даже дыханье сперло от лицезренья подобного зрелища, учитывая, что он сам находился в том костюме, который был дарован библейскому Адаму до его грехопадения и изгнания из рая.

— Ленка, остановись, убьешь…

Узкое стальное лезвие стилета уткнулось ему в горло — а глаза китаянки были подобны его острой кромке — безжалостные и решительные. Можно не сомневаться, еще секунда, и легким нажатием она вскроет ему горло. Но хриплые слова Фока остановили фурию, и произвели на нее потрясающее впечатление — она мгновенно перевоплотилась. Ярость словно испарилась, и на ее место пришла невыразимая смесь любви, обожания, преданности, которая может быть только у законченных фанатиков, что истово приняли учение своего наставника. Глаза девицы полыхнули таким огнем, что впору обходиться без электричества.