— Я тебе про Небогатова говорил с его эскадрой…
— Обойдемся без броненосцев береговой обороны, тут не Балтика. А вот «Император Николай» пригодится, но только после перевооружения — старые пушки на дымном порохе необходимо полностью заменить. О том я отписал, а в столице пусть думают.
Алексеев нахмурился — знания о том, что может произойти в будущем времени не самые приятные.
И буркнул со свистом, как чайник на плите:
— Николай Иванович моряк хороший — лучше чтобы он провел эскадру, а Рожественский прибыл в Камрань и там ее принял. Но об этом буду еще думать. А сдача кораблей…
Алексеев помрачнел, было видно, что подобный итог войны его удручал неимоверно. Но адмирал все же собрался и справился с волнением, и заговорил уже спокойно:
— Тут у кого угодно нервы сдать могут. Чего флот винить, если армия трижды обгадилась в генеральных сражениях — Лаоян, Шахе, Мукден. Да еще Сахалин целиком сдали! Хрен им, а не остров — каторгу оттуда убираем — а вот солдат и казаков добавим, гарнизон нормальный будет с полевой артиллерией. И в Корсакове береговую батарею поставим. И в Петропавловск, что на Камчатке тоже усилим!
— Армия больше не обгадится, я тебе обещаю, — Фок тоже помрачнел.— Войска веру потеряли, а их «мудрейшего командующего» нужно было немедленно снимать, а лучше вообще не ставить. Но ведь император решил не прислушиваться к твоему мнению! Вот и расплата — с последующей гибелью империи в будущем!
Фок выругался, но уже спокойнее подытожил:
— Лучше бы Линевича поставили — прока было бы больше, он в Китае себя хорошо показал, Куропаткин лишь с басмачами… Тьфу, с хивинцами и бухарцами, что один хрен, возился!
— Зато теперь в госпитале, и нам мешать не будет, — Алексеев чуть ли не выругался, но сдержался. И спросил:
— Как с японцами воевать то будем? Линевича я сюда отправлю, два корпуса примет, а ты на его месте справишься?
— Думаю, что смогу, — с осторожной уверенностью произнес Фок. — Пока японцы притихли, у Ялу Оку свою армию в порядок приводит. А вот Куроки явно в бой рвется — его дивизии к Янзелинскому перевалу идут — но мы их там встретим, нужно только переброску 3-го и 4-го корпусов завершить. Штакельберг со своим 1-м корпусом на побережье над левым флангом нависает, а 6-й корпус пусть формирует дальше Линевич. Эти два корпуса, плюс бригада на Квантуне ему хватит — вряд ли японцы новую высадку организуют в Бицзыво, но на всякий случай стоит поберечься…
Глава 30
— Войны ХХ века будут идти во всех сферах, Евгений Иванович, тут всем не до прежнего благородства, — Фок скривил губы, и, прикоснувшись к листку, отбросил его в сторону.
— Вот эти картинки не деятельность государства как такового, пока это, так сказать частная инициатива, причем не поддержанная властями. Подобные картинки про Россию и русских англичане размножали в огромных количествах, начиная с Крымской войны, выставляя нас варварами и хамами, дикими азиатами и медведями. Для чего?
Задав вопрос, Фок тут же принялся на него отвечать, затягиваясь папиросой и выпуская через ноздри дым.
— Да чтобы убедить все государства, что мы не цивилизованный народ, и соблюдать по отношению к нам какие-то моральные рамки и запреты не стоит. Вначале идут картинки героической борьбы против московитов, которых все побеждают, потом карикатуры на нас, чтобы мы выглядели ужасными и косматыми злобными тварями. Вспомни, какими волосатыми чудовищами, жарящими на своих пиках невинных детушек, изображали казаков во французской печати времен войны 1812 года.
— Начали сию пропаганду битые нами пруссаки на своих гравюрах времен Семилетней войны, — жестко усмехнулся Алексеев. — За такой пасквиль в занятом нашими войсками Берлине, генерал Чернышев приказал выпороть владельца газеты. После чего все разом притихли…
— В Париже никого не пороли, но стоило прийти туда нашей гвардии, как совсем иные рисунки помещать стали, весьма пристойные. Японские власти пока стараются действовать строго, соблюдая европейские нормы, но это ненадолго. Скоро мораль по отношению к русским, как к врагу, может быть отброшена, как только ход войны примет для них негативный характер. И не в плен брать будут солдат как сейчас, а резать и головы рубить — есть у самураев такая милая привычка, за которую китайцы их горячо «любят». Так что эти картинки, вполне доступные для понимания обычного темного народа, хорошее средство для усиления агитации и пропаганды. А что они с неким содомским и эротическим подтекстом, то это обусловлено азиатским менталитетом, с его особенностями.
— А почему именно государь-император?! Они что — не понимают, каковы могут быть последствия?!
— Власти хорошо понимают, потому немедленно конфискуют подобное «творчество». Но тут частная лавочка, хотя эти лубки качественно изготовлены. Думаю, тут проглядывают английские уши — на войне все средства хороши, достаточно вспомнить, как поначалу Лондон отнесся к бурам, с которыми теперь заигрывает. А цель понятная — рассорить нас с японцами до такой степени, чтобы примирение было невозможно! И пусть война идет с большими жертвами, и как можно дольше!
Фок остановился, усмехнулся, скривив губы — ситуация была знакомой — что на век в будущем, что сейчас. Все в мире меняется, но чисто внешне, неизменно лишь желание англо-саксов к установлению мирового господства. Сейчас тут Британская империя, раскинувшаяся на пятой части мировых земель — вся карта в зеленом цвете ее доминионов и колоний, по своей территории намного больше, чем вся Россия с Сибирью и Туркестаном. Потом будет вообще построение однополярного мира со своими «ценностями», которые начнут принимать в большинстве христианских стран, и не только — борьба будет вестись не только за территории, но за умы.
Гнев захлестнул Фока, но генерал с ним справился и заговорил дальше гораздо спокойнее, хорошо понимая ситуацию.
— И средства определены, и задействованы четко — бить по сакральной фигуре императора, чтобы к нему не только соседние державы, но и подданные потеряли всяческое уважение. Когда верховная власть смешна, то она становится беспомощной и так намного легче раздуть революционное пламя, да и вообще всяческое недовольство — всегда найдутся людишки, что предадут свою собственную страну и будут ратовать за ее поражение в любой войне. Ведь у нас студент открыто поздравил микадо с победами над русскими войсками. И он не одинок — такие особи по Парижу и Лондону толпами ходят, да и в наших палестинах подобных персонажей хватает. Вон, даже в генерала Куропаткина стреляли…
— Они за это поплатятся, все эти предатели и изменники, я с ними тут церемонится не стану. Желание поражения в войне своему отечеству равносильно измене, и карать тут нужно без всякой пощады!
Голос Алексеева прозвучал настолько жестко, что Фоку стало ясно, что раз наместник получил столь нужный повод к укреплению собственных позиций, то использует всю немалую власть, которой располагает. А теперь, хорошо зная будущее, будет действовать энергично и жестоко, применяя весь арсенал имеющихся у него средств.
— Эти картинки еще ничего, когда будет война с германцами, и мы начнем отступать с боями, тратя один снаряд и получая двадцать, вот тогда листовки будут — там кайзер будет изображен с линейкой, которой измеряет огромный снаряд. А наш государь стоять на коленках перед Распутиным — я тебе говорил про этого мужика — в короне и мантии, с линейкой, которой измеряет его большой, пардон, член. А в народе будут ходить хлесткие словечки, когда Николай Александрович в самый тяжелый момент примет пост главнокомандующего — «Царь с «Егорием», а царица с Григорием». И такая агитация будет действенной — и приведет к крушению монархии, а потом и России. И такое начнется…
Фок остановился, глядя на побагровевшего Алексеева. Наместник сидел с выпученными глазами и хрипло дышал. Генерал сообразил и налил адмиралу бокал коньяка. Тот его выпил залпом как воду, и жестом попросил повторить процедуру. Вторая доза исчезла вслед за первой, и через пару минут Евгению Ивановичу стало чуть легче — отпустило. Адмирал кое-как отдышался и произнес: